Сталин. Наваждение России - Леонид Млечин

— Я тебе не «эй ты»!

Вскочила и вышла из комнаты. За ней последовала Полина Семеновна Жемчужина, жена Молотова. Они долго вдвоем гуляли по осеннему Кремлю. При Сталине он был закрыт для посещения. Никто, кроме охраны, их не видел.

Жемчужина расскажет потом, что Надежда жаловалась на мужа. Она ревновала Сталина и считала, что у нее есть для этого основания. Дочери Сталина — Светлане — Полина Семеновна говорила:

— Твой отец был груб, ей было с ним трудно — это все знали. Но ведь они прожили уже немало лет вместе, были дети, дом, семья, Надю все так любили… Кто бы мог подумать! Конечно, это не был идеальный брак, но бывает ли он вообще?

Аллилуева вроде бы успокоилась и пошла домой. О том, что произошло позже, можно только догадываться. Сталин и Аллилуева спали в разных комнатах. Она — у себя. Он — в кабинете или в небольшой комнате с телефоном возле столовой. Там он и лег в ту ночь после банкета. Это значит, что в те роковые часы, часы отчаяния, тоски, сжигавшей ее ревности, Надежда Сергеевна оставалась одна.

Если бы Сталин, вернувшись, захотел объясниться или вообще посмотреть, что там с женой, она, возможно, осталась бы жива. Он вернулся от Ворошилова в прекрасном настроении и, надо полагать, не хотел его портить неприятными объяснениями с женой.

Утром Надежду пришла будить экономка и нашла ее мертвой.

Галина Серебрякова вспоминала:

«Скромность Надежды Сергеевны Аллилуевой граничила с застенчивостью, сдержанность и внешнее спокойствие сопутствовали ей всюду. Красота ее была не броской, а строгой и классически совершенной. Знакомый нам по древнегреческим фрескам точеный нос, высокая шея, большие карие глаза. Смотрела она прямо, подолгу не опуская густых ресниц, редко смеялась, умела молчать и слушать и, несмотря на отрочески худенькую фигуру и по-детски сжатые плечи, казалась физически крепкой…

Не только к Владимиру Ильичу, но и к Крупской была она горячо привязана. Долгое время Аллилуева даже одевалась так же, как и Надежда Константиновна, предпочитая темный шерстяной сарафан и белую простенькую блузочку всем иным нарядам. Помню, весной — в Мухалатке — Надя часто повязывалась пуховым платком крест-накрест, поверх кофты, так же, как это любила делать Надежда Константиновна…

Мне всегда казалось, что Надя была очень несчастна и нуждалась в тепле и заботе, которых не имела… Я познакомилась с Надеждой Сергеевной в Тбилиси у Серго Орджоникидзе, к которому она приехала с сынишкой после семейной размолвки. Причиной ссоры явилась жена одного из секретарей ЦИКа, метко прозванная “каракатицей”…

Мысль о смерти не могла возникнуть при взгляде на тридцатидвухлетнюю, строго красивую, именно красивую, а не хорошенькую, Надежду Сергеевну. Тем разительнее был телефонный звонок в праздничное ноябрьское утро:

— Ночью застрелилась Надя.

Смерть Аллилуевой явилась первым зловещим предзнаменованием грядущих наших бед. Сумрачным днем шла я за гробом Надежды Сергеевны на Новодевичье кладбище. Переулки, прилегающие к Кропоткинской улице, были оцеплены. Люди в штатском, в сапогах и кепках, многозначительно прохаживались по пустым тротуарам. У случайных прохожих проверяли документы. Во многих квартирах по приказу опустили шторы. Медленно двигался похоронный кортеж. Впереди я видела согбенную, маленькую фигуру Сталина. Перекошенное лицо его почернело. Он казался жалким, больным. Я приписала происшедшую в его внешности перемену глубокому горю…»

Слухи о том, что Сталин застрелил жену, сразу поползли по Москве.

Леопольд Треппер, знаменитый разведчик, в 1932 году учился в Коммунистическом университете национальных меньшинств Запада имени Ю. Ю. Мархлевского. По его словам, студенты, участвовавшие в похоронах, шепотом спрашивали друг друга:

— Так что же все-таки — она покончила с собой или ее убил Сталин?

Ходили слухи о том, что истинную причину ее смерти знали трое — главный врач Кремлевской больницы Александра Юлиановна Канель и консультанты лечебно-санитарного управления Кремля профессора Лев Григорьевич Левин и Дмитрий Дмитриевич Плетнев.

«Всем троим, — писал профессор Яков Львович Рапопорт, — было предложено подписать медицинский бюллетень о смерти, последовавшей от аппендицита, и все трое отказались это сделать. Бюллетень был подписан другими врачами, судьба же строптивых медиков сложилась трагически».

В реальности Александра Канель умерла своей смертью. Она простудилась, потом у нее начался менингит, и она скончалась 8 февраля 1936 года. Молотов, которого она лечила, прислал венок — это означает, что к Канель не было претензий.

О фальшивом медицинском заключении она никогда не упоминала, но действительно рассказывала близким знакомым о том, что Надежда Аллилуева покончила с собой. Она не думала, что это станет секретом. По долгу службы Александра Канель лечила всю правящую верхушку и со многими была в хороших личных отношениях, в том числе с семьей опального Льва Борисовича Каменева. Канель вместе с Ольгой Каменевой, Екатериной Калининой и Полиной Жемчужиной ездила за границу, куда жен членов политбюро посылали лечиться. В разгар большого террора, наверное, и ее бы арестовали. Но она уже ушла из жизни, поэтому в 1939 году посадили ее дочерей. На допросах от них требовали подтвердить, что мать была шпионкой…

Двух докторов — Плетнева и Левина — посадили на скамью подсудимых. Но не из-за самоубийства Аллилуевой. Врачи понадобились чекистам для конструирования очередного заговора. Медиков обвиняли в том, что они по заданию правотроцкистского блока (никогда не существовавшего) умышленно довели до смерти своих знаменитых пациентов: Менжинского, Куйбышева, Горького и его сына Максима Пешкова. «Врачами-убийцами» будто бы руководил бывший нарком внутренних дел Генрих Григорьевич Ягода, сидевший рядом с ними на скамье подсудимых.

Профессору Дмитрию Плетневу, прекрасному кардиологу, профессору Института функциональной диагностики и экспериментальной терапии, пришлось испить горькую чашу до дна. 8 июня 1937 года в «Правде» появилась статья «Профессор — насильник, садист». Некая женщина обвиняла Плетнева в том, что он во время приема укусил ее за грудь, после чего она заболела маститом. Она постоянно звонила ему, писала письма с угрозами, преследовала его на улице. Плетнев обращался в милицию, просил защитить его. А окончилось все статьей в «Правде», поместившей безумное письмо пациентки профессора Плетнева:

«Будьте прокляты, преступник, надругавшийся над моим телом! Будьте прокляты, садист, применивший ко мне свои гнусные извращения. Будьте прокляты, подлый преступник, наградивший меня неизлечимой болезнью, обезобразивший мое тело. Пусть позор и унижение падут на вас, пусть ужас и скорбь, плач и стенания станут вашим уделом, как они стали моим, с тех пор, как вы, профессор-преступник, сделали меня жертвой вашей половой распущенности и преступных извращений».