Сталин. Наваждение России - Леонид Млечин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В восприятии широких масс ленинские соратники и недавние члены политбюро Каменев и Зиновьев, несмотря на все усилия сталинской пропаганды, не были врагами. К ним сохранилось определенное уважение. Вот поэтому Сталин обвинил их в убийстве Кирова, чтобы возбудить в стране ненависть к «врагам народа». Политическую оппозицию приравняли к террористам, уголовным преступникам.
Зиновьев не понимал, что происходит. Сидя в тюрьме, писал Сталину:
«Я дохожу до того, что подолгу пристально гляжу на Ваш и других членов Политбюро портреты в газетах с мыслью: родные, загляните же в мою душу, неужели Вы не видите, что я не враг Ваш больше, что я Ваш душой и телом, что я понял все, что я готов сделать все, чтобы заслужить прощение, снисхождение?»
Сталина такие послания только веселили. Сентиментальным он никогда не был. В августе 1936 года Военная коллегия Верховного суда приговорила Зиновьева и Каменева к смертной казни. В текст обвинительного заключения Сталин вписал, что Кирова убили «по прямому указанию Зиновьева и Троцкого». Ночью того же дня Льва Борисовича и Григория Евсеевича расстреляли.
При исполнении приговора присутствовали нарком внутренних дел Генрих Григорьевич Ягода и его будущий сменщик на Лубянке секретарь ЦК Николай Иванович Ежов. Пули, которыми убили Зиновьева и Каменева, Ежов хранил у себя в письменном столе — сувенир на память.
Когда-то после очередного ареста группы революционеров — участников Великой французской революции прозвучали горькие слова:
«Либо это правда, что главнейшие руководители страны были изменниками, либо это неправда. Если это правда, то что следует думать о республике, в которой такие подлецы были руководителями? Если это неправда, то что следует думать о государстве, которое смеет так обращаться со своими лучшими слугами?»
До убийства Кирова партийные руководители могли свободно встречаться, приехав на съезд в Москву, что-то обсуждать. После убийства был установлен новый порядок: первый секретарь обкома выезжает в Москву на пленум ЦК или в командировку, лишь получив разрешение Сталина. Всякое общение партийных секретарей между собой было перекрыто: оно ставило под сомнение верность Сталину. Встречи, разговоры только с его санкции. Даже когда Сталин был в отпуске на юге, туда шли шифровки с просьбой разрешить выехать в Москву или в другой город и с объяснением зачем.
25 сентября 1936 года Сталин, находившийся на отдыхе, прислал из Сочи членам политбюро телеграмму, которую вместе с ним подписал кандидат в члены политбюро и член оргбюро ЦК Андрей Александрович Жданов:
«Считаем абсолютно необходимым и срочным делом назначение тов. Ежова на пост наркомвнудела. Ягода явным образом оказался не на высоте своей задачи в деле разоблачения троцкистско-зиновьевского блока. ОГПУ опоздало в этом деле на четыре года. Об этом говорят все партработники и большинство областных представителей наркомвнудела».
Почему Сталин приказал убрать Ягоду? По той же причине, по которой постоянно менял руководство Лубянки: он нанимал людей для выполнения определенной задачи, потом ставил новую задачу и подбирал новых людей.
Сталин считал, что Генрих Григорьевич слишком долго сидел в органах госбезопасности, потерял хватку, оброс связями, сроднился с аппаратом, успокоился, не видит, сколько вокруг врагов. Новый человек на этом посту сделает больше. В тот момент Сталину нравился на диво исполнительный и работящий Николай Иванович Ежов. Назначение в наркомат внутренних дел не было для Ежова повышением. Его партийные должности были неизмеримо выше. Политические решения принимались в ЦК, наркомы были просто высокопоставленными исполнителями.
Ночной арест
Он был очень маленького роста. У одних вызывал жалость, других его крошечный рост и лицо старого карлика ужасали. В 1933 году Николая Ивановича утвердили председателем центральной комиссии по чистке партии. Затем он сменил Кагановича на посту председателя Комиссии партийного контроля.
24 ноября 1934 года Лиля Брик, в которую был влюблен Маяковский, отправила письмо Сталину. Она писала, что о Маяковском пытаются забыть, а это несправедливо.
Сталин написал на письме резолюцию, адресованную Ежову:
«Маяковский был и остается лучшим, талантливейшим поэтом нашей советской эпохи. Безразличие к его памяти — преступление… Сделайте, пожалуйста, все, что упущено нами. Если моя помощь понадобится, я готов».
Сталин попросил заняться этим делом Ежова, потому что точно знал: Николай Иванович сделает все мыслимое и немыслимое.
И Ежов не подвел: принятых им решений о почитании Маяковского хватило до самой перестройки.
1 февраля 1935 года Ежова избрали секретарем ЦК. Отныне он ведал всеми партийными делами. Чаще Сталин принимал только Молотова, главу правительства и второго человека в стране. Сталин ценил его надежность, безотказность и преданность.
Николай Иванович не обманул его ожиданий. На посту наркома внутренних дел Ежов развернулся. В 1934–1935 годах, при Ягоде, арестовали четверть миллиона человек. А в 1936–1937 годах, при Ежове, — уже полтора миллиона человек и половину из них расстреляли. Началась подлинная вакханалия преступлений.
Поначалу многое зависело от местного партийного руководителя и начальника управления НКВД: кто усердствовал, а кто действовал осторожнее. Когда Ягоду сменил Ежов, началась плановая работа по уничтожению людей.
Ежов сразу изложил свои намерения:
— Стрелять придется довольно внушительное количество. Лично я думаю, что на это надо пойти и раз навсегда покончить с этой мразью.
18 марта 1937 года новый нарком Ежов, выступая перед руководящими сотрудниками НКВД, сказал, что Ягода был агентом царской охранки, вором и растратчиком. 4 апреля его арестовали. Ордер на арест Ягоды подписал его сменщик Ежов.
Камеру Ягода делил с популярным в тридцатые годы драматургом Владимиром Михайловичем Киршоном, которого потом тоже расстреляют. У него было несколько пьес. Они шли по всей стране, самая известная из них — комедия «Чудесный сплав».
С Киршоном дружил мой дедушка Владимир Михайлович Млечин, театральный критик, писал о его пьесах. После XX съезда Киршона реабилитировали, издали сборник его пьес. Мой дедушка часто вспоминал о Киршоне, но, конечно же, не подозревал о том, как прошли последние недели его жизни.
От несчастного Киршона потребовали доносить, о чем говорит в камере бывший наркомвнудел. Наверное, Киршон надеялся на снисхождение. С Ягодой они были знакомы — нарком любил общаться с творческими людьми.
