Местоположение, или Новый разговор Разочарованного со своим Ба - Константин Маркович Поповский

и шагу. Мышь не проскользнет… (Зевая). Нечто похожее я уже видел лет восемь назад, когда британский флот стоял под стенами Эльсинора.

Горацио: А в чем причина нынешних строгостей?

Капитан (зевая): Причина самая веская. (Поднявшись, громко). Желание их светлости, чтобы во всем был порядок. (Обняв за плечи Горацио, отводит его в сторону; вполголоса, покосившись на стоящих в карауле солдат). Теперь надо опасаться даже собственных солдат. Донесут, не моргнув глазом, мерзавцы… Ей-Богу, вы так спрашиваете, как будто не были здесь полгода.

Горацио: Всего неделю.

Капитан: Так и есть. Семь дней и каждый можно посчитать за месяц.

Горацио: Такая разница?

Капитан: Как день и ночь. Да, что говорить – увидите сами… Вы к принцу?

Горацио: Да.

Капитан: Посмотрим. (Достает из кармана бумагу).

Горацио: Что это?

Капитан: Еще одно нововведение. Список тех, кого велено пускать беспрепятственно. (Развернув список, быстро его просматривает; после короткой паузы, с недоумением, тихо). Вас в списке нет… Ну-ка, ну-ка… (Пробегает глазами список еще раз). Нету… Что бы это могло значить?

Горацио: Полагаю, то, что вы сказали. Я не в списке.

Капитан: А где тогда?

Горацио: Что значит этот вопрос, капитан?

Капитан (негромко): Он значит, что если человека нет в этом списке, то его имя вписано еще куда-нибудь, а, следовательно, ему лучше здесь не появляться совсем… (Косясь в сторону солдат). Вот вам в подтвержденье моих слов. Стоило имя господина Корнелия вычеркнуть из этого списка, как через день его арестовали.

Горацио: Арестовали Корнелия? За что?

Капитан: Тш-ш… Нам не докладывают. Но полагаю, за то же самое, за что и господина Вольтиманда и кое-кого еще…

Горацио: И Вольтиманда?..

Капитан: Так вы не знали?

Горацио: Да, нет же, ничего.

Капитан: Тогда примите к сведенью…

Входит Озрик.

(Шепотом). Но молча… (Громко). Господин Озрик… (Кланяется).

Озрик (не отвечая на поклон капитана): А, как вас там… Горацио… Как ваши успехи?

Горацио: Переменчивы, как и улыбка Фортуны.

Озрик: Фортуна любит, чтобы во всем был порядок, я думаю… (Смотря на пол). У вас тут не очень чисто, капитан. Много пыли.

Капитан: Где?

Озрик: Прямо у вас под ногами. И я уверен – в других местах тоже.

Капитан: Можете быть спокойны, уберем прямо сейчас.

Озрик (Капитану): Не забывайте, что все начинается с мелочей. Сначала пыль, потом грязь, потом разговоры на дежурстве, потом опоздания, карты, вино, сомнительные знакомства, а там, глядишь, недалеко и до измены. (Горацио). Вам нравятся мои рассуждения?

Горацио: Очень.

Озрик: Мне они кажутся весьма убедительными. Когда вращаешься в таких высоких сферах, следует рассуждать убедительно… Вы пришли или уже уходите?

Горацио: Скорее, второе. Меня нет в списке.

Озрик: Позвольте… (С недоумением). Нету в списке?.. Тогда, зачем же вы пришли, если вас нет в списке? Это непорядок. Я должен доложить. (Скрывается за дверью, ведущей в королевские покои).

Короткая пауза. Горацио и Капитан некоторое время смотрят на закрывшуюся за Озриком дверь.

Капитан: Что, убедились?

Горацио: Пахнет, во всяком случае, неприятно.

Капитан: Какое там. Воняет. Прямо-таки разит тухлятиной. Все сгнило, аж до самой сердцевины… Мой вам совет, – держитесь от всего этого подальше.

Горацио: Вы знаете места, где воняет меньше?

Капитан: На небесах, возможно… (Оглянувшись на дверь, которая медленно открывается). Тш-ш…

Короткая пауза, в продолжение которой из-за двери неслышно появляется сначала голова Трувориуса, а, затем, и сам он. В руке у него – несколько листов бумаги. Капитан замирает на месте.

Трувориус (мягко): А, господин итальянец… Хорошо, что вы еще не ушли. Озрик сообщил мне, что вы стоите под дверью и клянчите, чтобы вас впустили… Хотите войти?

Горацио: Хотел, точнее.

Трувориус (добродушно): Ну, ну, зачем же говорить неправду?.. Хотите. Вижу по глазам. (Подходя). Ведь вы не исключение. А из детей Адама нет ни одного, кто бы ни томился каким-нибудь пустым желанием… (Капитану). Я правильно рассуждаю, капитан?

Капитан: Не то слово, милорд.

Трувориус (Горацио): Вот видите… (Постно). Нет, нет, таков уж человеческий удел. Один желает то, другой – другое, а все вместе жаждут денег и при этом каждый вопит, не слушая других: «мое желанье!», «ах, я желаю!», как будто от этих криков что-то может измениться… (Капитану, строго). Чтобы не ходить далеко за примерами, взять вот хотя бы вас. Я вижу, что на вашем лице написано одно единственное желание, – сдать поскорей дежурство и заглянуть на дно стакана. (Внушительно). Не отпирайтесь.

Капитан: Я… (Встретившись взглядом с Трувориусом, обреченно). Так точно, милорд.

Трувориус: Да, уж куда точнее… А теперь скажите мне, – что представляет собой это желание, – ну, хотя бы вот это, на вид такое невинное и не вызывающее подозренья?.. Ну?

Капитан: Не могу знать, ваше сиятельство.

Трувориус: Ах, мы не знаем… (Мрачно). А он, между тем, представляет собой подарок дьявола! Крючок, на который он ловит человека, как рыбу, чтобы потом поджарить его на огне!.. (Капитану, сердито). Куда это вы смотрите? Следите за моей мыслью!.. Разжигая в сердце человеческом желание, дьявол увлекает его все дальше, заставляя человека питаться пустыми надеждами и нелепыми фантазиями и, тем самым, он делает человека бессильным и уязвимым, потому что небеса, в свою очередь, справедливо ставят препону его желаниям, а это, в свою очередь, делает человека раздражительным и завистливым, толкая его на проступки, которые, в конце концов, превращают его в закоренелого грешника. (Горацио, любезно). Вам нравятся мои рассуждения?

Горацио: Мне сдается, что они больше подходят для амвона.

Трувориус (довольно): Так и есть. Так и есть… Раз уж весь мир кишит грешниками, как труп червями, то, вряд ли где найдется место, где увещевание грешников было бы неуместно. А, стало быть, весь мир можно с легкостью уподобить амвону… (Показывая бумаги). Хотите угадать, что это у меня такое?

Горацио: Я, сударь, не гадалка.

Трувориус (сухо): Сударя приберегите для своих друзей. Меня следует звать «ваше сиятельство».

Горацио (с издевательским поклоном): Ваше сиятельство… (Озираясь). Не вижу, чтобы что-нибудь изменилось.

Трувориус: Для вас – очень многое, если только не все… Но раз вы не хотите угадать, то я с удовольствием почитаю вам сам. (Читает).

«Теперь свершить бы все, – он на молитве;

И я свершу; и он взойдет на небо.

И я отмщен. Здесь требуется взвесить…»

Не очень складно, мне кажется.

Горацио делает движение в сторону Трувориуса.

Нет, нет. Послушайте еще. (Читает).

«Теперь как раз тот колдовской час ночи,

Когда гробы зияют и заразой

Ад дышит в мир; сейчас я жаркой крови

Испить бы мог и совершить такое,

Что день бы дрогнул…»

Немного неблагозвучно… Зато вот это выше всяких похвал. (Читает).

«Тупой разгул на запад и восток

Позорит нас среди других народов;

Нас называют пьяницами, клички

Дают нам свинские; да ведь и вправду –

Он наши высочайшие дела

Лишает самой сердцевины славы…»

Что скажете?.. Всего несколько страниц, но зато каких! Слог, правда, напыщенный, но зато грязь сочится из-под каждого слова. А, главное, подпадает сразу под несколько статей Уголовного уложения… Клевета. Богохульство. Оскорбление короны… Вам это обойдется недешево,