Магниты - Наталья Способина

Потому что у Яны ведь был выбор. Как тогда с членом жюри. Она ведь успела взвесить все за и против. Она сама приняла решение подсунуть Диме буклет.

Вскоре Яна почувствовала, что ее неудержимо трясет, хотя в машине было довольно тепло. Желудок то сжимался, то подскакивал к горлу, и она не могла понять, то ли ее укачало, то ли так проявлялся шок. Наконец она попросила остановить машину, испугавшись, что ее стошнит прямо здесь.

На воздухе стало чуть легче. Во всяком случае, в голове прояснилось. Правда, дрожь усилилась до такой степени, что от попыток ее сдержать плечи едва не сводило судорогой. Неожиданно рядом с ней возник Роман и спросил, всё ли в порядке.

«В порядке?!» — захотелось закричать ей. Он правда считает, что хоть что-то может быть в порядке?

Яна из параллельной вселенной так бы и сделала. Настоящая Яна спросила, понравилось ли ему на заводе.

Вопрос был совершенно нелепым.

— Масштабно… — так же нелепо и неуместно ответил Роман, и было видно, что мыслями он далек от производственных вопросов.

Как и от Яны. Может быть, у него тоже есть параллельная вселенная, в которую он иногда прячется? От этого глупого предположения стало чуть легче.

Ей очень захотелось, чтобы Роман что-то сказал, как-то отвлек ее, успокоил. Да, он не его отец, но сегодня Яне показалось, что он тоже может быть настоящим. Роман будто это почувствовал, повернулся к ней и окинул ее взглядом с ног до головы.

— Мы вас ждем, — произнес он наконец. — Я постараюсь ехать аккуратнее.

В его тоне не было ничего, кроме убийственной вежливости. Ни капли сочувствия или участия.

Яна представила, что будет стоять тут одна на обочине, глядя на проносящиеся мимо машины, и ей стало жалко себя до слез. Поэтому она пошла за Крестовским, цепляясь взглядом за его прямую спину и гася в себе нелепое желание оправдаться, понравиться, чтобы услышать доброе слово. Яне в эту минуту очень хотелось быть нужной хоть кому-то, кроме мамы. О маме сейчас думать она не могла. Вот только, кажется, купить можно было не всё и не всех. Во всяком случае, конкретно Роману Крестовскому ей совсем нечего предложить. Ему было плевать на ее красоту, на умственные способности и попытки быть милой. Единственное, что удалось ей получить за весь сегодняшний день, — это мимолетная жалость. Наверное, кроме жалости, к ней вообще ничего невозможно было испытывать. А ведь ей хотелось, чтобы Роман хоть на минутку отнесся к ней так, как относился к Диме.

Роман по пути с кем-то разговаривал. Яна невидящим взглядом смотрела в окно, слушала его негромкий голос и думала, что все-таки была права. Дима и Лена настоящие, а она… не игрушечная… конечно, нет. Но все-таки ненастоящая. Потому что у нее, по сути дела, ничего в жизни нет, только работа. Вон заурядная во всех отношениях Маша Рябинина живет гораздо интереснее Яны. Во всяком случае, у той есть друзья, о которых она заботится. Вообще вдруг оказалось, что смотреть на Диму, Романа и Машу неприятно, потому что Яна начинала чувствовать зависть. Мерзкую, разъедающую. Но завидовать было легче, чем думать о том, что она невольно сделала с собственным братом.

Когда Роман наконец высадил ее у метро, Яна минут десять простояла на холодном ветру, втягивая голову в плечи и отчаянно пытаясь придумать, куда бы поехать. При мысли о возвращении домой желудок скручивало узлом. Мама будет спрашивать, как все прошло. Мама захочет узнать подробности. Ей придется все рассказать. Яна вдруг почувствовала, что ее колотит — не то от холода, не то от нервов. Сунув руку в карман, она вытащила мобильный, открыла список по­следних набранных, несколько секунд держала палец над но­мером бывшей одногруппницы, которую позавчера поздравляла с днем рождения, а потом нажала на номер Льва Крестовского.

В конце концов, должна же она доложить о ЧП на производстве? Волков — его крестник. И для босса это явно не было пустым звуком. Яна сто раз слышала, как, выходя с работы, он первым делом звонил не сыну, а Диме. У нее был миллион поводов, на самом деле. Вот только правда заключалась в том, что Яна чувствовала себя до того отвратительно, что ей было просто необходимо услышать хоть пару слов в поддержку.

Когда босс ответил, Яна затараторила:

— Извините, что в нерабочее время. Я просто хотела преду­предить, что…

— Ты там ревешь, что ли? — перебил ее на полуслове Лев Константинович.

Нет, она не ревела, конечно же. Кажется.

— Нет… Немного, — пробормотала Яна и под прессом красноречивого молчания босса добавила: — У нас там ЧП произошло, — а потом, все так же угнетаемая молчанием, выпалила: — Можно я к вам приеду?

— Приезжай, — без лишних вопросов разрешил босс. — Я буду дома минут через сорок.

За то время, пока Яна добиралась до центра на метро, она успела успокоиться и привести себя в порядок. Сейчас уже мысль напроситься ко Льву Константиновичу не выглядела такой уж хорошей, но отступать было некуда.

У дома Крестовского Яна зашла в супермаркет и купила его любимое овсяное печенье. Ее неизменно забавляло то, что человек с таким достатком любил самое обычное дешевое овсяное печенье.

Лев Константинович открыл дверь и кивком пригласил ее войти. Не прерывая телефонного разговора, он знаками указал ей на вешалку и в ту часть квартиры, где находилась кухня.

Яна кивнула и принялась торопливо стаскивать куртку и сапоги. Разговор у босса явно был не из приятных, потому что он то и дело закатывал глаза, слушая собеседника, однако отвечал убийственно вежливо. Яна в очередной раз отметила, что его речь на английском звучит совсем не так, как на русском. И дело было не в языке. У него даже тембр голоса менялся.

Видеть босса в джинсах и футболке было непривычно, а еще немного неловко. Яна пару раз бывала у него дома, но каждый раз это было связано с работой. Она завозила документы, когда он болел, и покупала лекарства. Сейчас же напросилась к нему в его личное время.

На просторной кухне Яна включила воду и засунула под кран озябшие руки, чувствуя, как пальцы заломило.

— Ну, что стряслось? — раздался за ее спиной голос босса, и она подскочила.

Яна выключила воду и, натянув на лицо профессиональную улыбку, сообщила:

— Я печенье ваше любимое купила, — и, смутившись под внимательным взглядом, добавила: — Извините.

Лев Константинович щелкнул кнопкой чайника и достал из шкафчика две чашки.

Яна со всё возрастающей неловкостью наблюдала за тем, как он ставит чашки на стол, достает из холодильника коробку с эклерами… То, что он помнил о ее нелюбви к овсяным печеньям, было очень… мило. Ей казалось, что о таких мелочах некому помнить, кроме мамы.

— Ты есть хочешь? — наконец взглянув на нее, уточнил босс.

— Не очень, — соврала Яна. На самом деле есть она хотела почти всегда, потому что лет с тринадцати постоянно сидела на диетах. Мама считала ее склонной к полноте.

Лев Константинович кивнул сам себе и достал из холодильника лазанью. Пока та крутилась в микроволновке, он сходил куда-то вглубь квартиры и вернулся с большим клетчатым пледом.

— Давай на диван.

Яна забралась с ногами на кухонный диванчик и закуталась в протянутый плед. Лев Константинович налил горячего чаю, а спустя пару минут поставил перед Яной тарелку с дымящейся лазаньей.

— Ешь. Потом расскажешь.

От воспоминания о том, что она сделала, желудок скрутило, но Лев Константинович смотрел так строго, что Яна взяла вилку.

Лазанья была очень вкусной. Наверное, потому, что Яна ела ее так редко, каждый раз был праздником. Все это время Лев Константинович сидел напротив, подперев щеку рукой, и задумчиво ее разглядывал. Наконец Яна не выдержала и, отложив вилку, произнесла:

— Сегодня Дима… расстроился.

— А поконкретнее? — взгляд босса стал цепким.

— Мы были в переговорной. Он вдруг… встал