Магниты - Наталья Способина

влияния на Диму. Прошло больше трех лет. За эти годы он не раз встречался с психологом. Да и вообще, он выглядит вполне адекватным и уверенным в себе. Чем больше доводов в пользу безобидности наклейки генерировал ее мозг, тем сильнее колотилось ее сердце. Понятия не имея, что делать, Яна засунула буклет за пояс джинсов и вышла из туалета.

Вновь облачившись в одноразовую одежду, она отправилась в упаковочный цех, чтобы как ни в чем не бывало продолжить смывку этикеток с ампул вместе со всеми, после созвонилась с секретаршей начальника производства и попросила организовать голодным студентам чай. И все это время она не могла решить, как поступить с буклетом. С одной стороны, она была почти уверена, что ничего страшного не случится, даже если Дима его увидит. Он может просто не взять его в руки или же не заинтересоваться им настолько, чтобы долистать до самолета. Или же он может банально этот самолет не заметить, как сначала не заметила сама Яна. В принципе, можно было выбросить буклет, а маме сказать, что Дима не обратил на него внимания. Но ее останавливало то, что для мамы это было важно. В последнее время мама все чаще говорила о том, сколько унижений ей пришлось вытерпеть ради того уровня жизни, который есть у Яны. Яна боялась расспрашивать о подробностях. Наверное, она была трусихой, раз просто не хотела ничего об этом знать. И если посмотреть на историю с этой стороны, то что плохого в том, чтобы подсунуть этот чертов буклет Диме? Все равно ведь ничего не случится, а просьбу мамы она при этом выполнит. Даже сфоткает Диму с буклетом, чтобы доказать ей.

В итоге Яна положила буклет на стол в переговорной. Она понимала, что ее действие наверняка попадет на камеры, однако не слишком об этом беспокоилась. Раз охранник был в курсе, значит, на записях этого не останется. Роль шпиона в стане врага даже, пожалуй, вызвала азарт. Во всяком случае, Яна озаботилась тем, чтобы Роман не взял буклет первым. У того обнаружилась неприятная привычка очень внимательно рассматривать фотографии, читать сноски, описания и задавать вопросы, поэтому она сначала попросила его помочь накрыть на стол, а потом закрыть окно, потому что у нее якобы не хватало сил. Чего было не отнять у Крестовского-младшего, так это готовности помочь. Яна не знала, рвался ли он осчастливить весь мир или же был настроен помогать только девушкам, но сейчас его галантность пришлась кстати.

Краем глаза Яна увидела, что Дима со скучающим лицом взял буклет, и ее сердце отчего-то ухнуло в желудок. Впрочем, пока Волков лениво переворачивал страницы, Яна успела вновь успокоить себя тем, что ничего страшного не случится. Это всего лишь шутка. Ну правда.

Чтобы откровенно не пялиться на Диму, Яна следила за Романом и тем не менее сразу поняла, что цель ее матери, какой бы она ни была, достигнута. Роман протянул было Диме чашку с чаем, но вдруг замер как вкопанный, и на его лице отразилась тревога, граничащая с паникой.

Дима неожиданно встал и рванул к окну, будто собираясь в него выброситься. Это выглядело настолько дико, что Яна зажала рот ладонью, чтобы не закричать. Они находились на втором этаже, но высота потолков в заводских помещениях была метра четыре, если не пять.

Роман, тоже кинувшийся к окну, что-то говорил Волкову, тот в ответ огрызался и даже, кажется, его ударил, а потом просто выбежал из переговорной.

«Дети Волкова — психи», — прозвучал в голове мамин голос, когда Яна, застыв, смотрела на дверной проем, в который вслед за Волковым выбежала Маша.

— Сегодня был сложный день, — медленно, чуть ли не по слогам произнес Роман, глядя на нее так, будто знал наверняка, что именно она подсунула этот злосчастный буклет с этой чертовой наклейкой.

Из здания они выходили в гробовом молчании. Роман шел с такой скоростью, что Яна едва за ним успевала. Один раз она указала ему дорогу, но он коротко отозвался: «Я запомнил» — и больше не сказал ни слова. Оказалось, он и правда прекрасно ориентировался в хитросплетении коридоров, в которых сама Яна плутала до сих пор. Она ухватилась за мысль об этой особенности Крестовского, как за спасательный круг. Иначе ей пришлось бы думать о своей роли в случившемся с Димой.

На улице Роман наспех накинул на себя куртку и почти бегом бросился по парковке. Яна пошла следом, едва переставляя ноги. Видеть Волкова не хотелось до дрожи. Она не готова была столкнуться с результатом их с мамой действий. И спасительное мамино «Дети Волкова — психи» совсем не снимало камня с ее души. Она-то думала, что это сказано просто так, из зависти к ним. У мамы часто проскальзывало что-то типа «Ты у меня такая красавица, не то что их Лена» или «Ты у меня с красным дипломом закончила, а Волков опять подрался в универе». Даже если и так, даже если психи… Нельзя же так с людьми. Правда?

У Яны к горлу подступил ком, когда она увидела Волкова, сидевшего на корточках посреди дорогих машин. Он выглядел будто ненастоящим, изломанным, исковерканным. Скорее всего, дело было в сумерках и фонаре, который подсвечивал Диму только с одной стороны.

Наверное, другая Яна — та, из параллельной вселенной — подошла бы к нему и сказала что-то вроде «Даже после самой страшной ночи приходит день» или еще какую-нибудь пафосную, но очень нужную в такие моменты чушь, которую могут сказать музыканты. Как ей год назад сказал старичок на Арбате: «Если ты слышишь музыку, значит, ты слышишь вечность». Реальная Яна остановилась у машины Романа, глядя на блики света от фонаря, собравшиеся в каплях на крыше. Реальная Яна не умела говорить пафосные вещи и не верила в то, что дружбу не покупают, как и любовь. И в Романа, присевшего на корточки рядом с Димой, она не верила. В тревогу на его лице, в то, как он неловко обводит рукой парковку, о чем-то тихо говоря не реагирующему на него Волкову.

Сигнализация машины пикнула, заставив Яну вздрог­нуть.

— Садитесь вперед, — сказала ей подошедшая Маша. — Я с Димкой сзади сяду.

Яна кивнула и забралась в холодный салон. Маша села на водительское сиденье и, вставив ключи в замок зажигания, вдруг повернулась к Яне:

— А ключи просто повернуть или что-то еще нужно?

— Ногу на тормоз. Левая педаль, — на автомате ответила Яна, мечтая исчезнуть из этой машины, с этой парковки и даже немножко — с этой планеты. Оказаться в той параллельной вселенной, где можно говорить пафосную чушь, когда она просится, жжет в груди и на языке.

Машина завелась. Из кондиционера начало дуть холодным воздухом, и продрогшая Яна поплотнее запахнула куртку. Маша выбралась из машины и направилась к ребятам, а Яна зажмурилась изо всех сил. Оказывается, она не умела разрушать и… не хотела этого делать.

Спустя пару минут Дима и Маша устроились на заднем сиденье. Роман сел за руль и, потыкав в настройки кондиционера, обратился к Яне:

— Пристегнитесь, пожалуйста.

Его голос прозвучал до того неуместно ровно, что Яна посмотрела на него в недоумении. Он теперешний и тот, который сидел на корточках рядом с Димой, были двумя разными людьми.

Пристегиваясь, Яна бросила взгляд назад и тут же отвернулась. Дима, бледный и взъерошенный, смотрел прямо перед собой и монотонно кивал в ответ на шепот Маши. Неужели это из-за одного буклета?

Успокаивающую мысль о том, что он просто псих и триг­гернуть его могло что угодно, Яна отмела, хоть та ей и нравилась. Дело ведь было не в случайности. Дело было в том, что ее мать точно знала, как выбить Диму Волкова из колеи. И осознание этого испугало Яну до смерти.

Роман молча вел машину, ни разу даже не проверив, как дела на заднем сиденье. Глядя на это, Яна вдруг задумалась: а точно ли Маша его девушка? Может, она неправильно поняла? Размышлять о неуместном спокойствии Крестовского было лучше, чем вспоминать случившееся.