Самсон. О жизни, о себе, о воле. - Самсон

– Вот это да! Кабанчик, белый хлебушек и даже конфеты! Ты и в самом деле крутой, Самсон!

Похоже, он реагировал на все по-детски, как-то несерьезно.

– Круто! Теперь на хате наша власть!

Хотя на самом деле он должен был понимать, что власть у меня сейчас такая же, как у русского князя во времена татаро-монгольского ига. Каким бы ты крутым ни был, а пока не получишь ярлык от Золотой Орды, ты никто. И даже если имеешь разрешение на княжение, все равно нужно искать милости у татаро-монгольского хана. Здесь был чеченский хан Назим, но я не собирался искать у него милости….

Окунь и Кувалда, плотно отужинав, начали нести какую-то чушь про свои былые подвиги. Я им не мешал, но слушать не стал. Лег на бок и постарался уснуть. Знал, что предстоит бессонная ночь. Окунь и Кувалда сейчас под боком, и если что, они непременно поднимут шухер. А вот ночью от них пользы будет мало.

После отбоя парни полезли на свои шконки. Я велел им спать вполглаза. Они дружно кивнули, и скоро послышался богатырский храп Кувалды и сонное сопение Окуня.

Я тоже делал вид, что сплю. Уже давно заметил, что бессонница приходит в основном тогда, когда ты знаешь, что надо спать и хорошенько выспаться. Но если тебе спать нельзя, то сон наваливается со страшной силой. Так что единственный способ вырваться из объятий Морфея – это напрячь свою волю. Если у тебя есть опыт, если ты в состоянии держать себя под неусыпным контролем, то можно какое-то время пребывать в полудреме. Тогда любой подозрительный шорох вернет тебя в бодрствующее состояние. У меня этот опыт был…

Когда со стороны чеченского угла пошло движение, я моментально поставил себя на боевой взвод. Я даже предполагал, кого именно Назим бросит в бой первым. И точно – сначала вперед кинулся обиженный Алик. Это был бросок кавказской кобры – молниеносный, смертельно опасный. Лезвие ножа метило мне точно в сердце.

Надо отдать должное – рука у Алика не дрогнула. А поскольку он бил наверняка, то шансов уцелеть у меня не было – если бы, конечно, я прозевал этот момент и не выбросил вперед ногу навстречу своему врагу. Алик нарвался на препятствие, но намерений своих не изменил. Он изогнулся и ударил меня снова. Но на этот раз его рука попала в жесткий захват. Я резко сорвался со шконки и, закручивая руку Алика по спирали, встал на ноги как раз в тот момент, когда на меня прыгнул Таир. Тоже с заточкой в руке. Но я уже крепко стоял на ногах и стремительно подтягивал к себе Алика, чтобы закрыться им как живым щитом. Послышался хруст выворачиваемых суставов, а через секунду – и вопль самого Алика. И если бы Таир вовремя не остановился, то его заточка вошла бы чеченцу точно под ребра. Но, увы, он успел отвести руку с пикой, попытался было обойти меня слева, но нарвался на мою ногу. Мощный удар в пах заставил его согнуться вдвое. Я ударил его по ногам и рукой подкорректировал направление полета. Таир упал на пол, больно ударившись головой об угол шконки. Резкий удар в грудь полностью вывел его из участия в поединке. Алик корчился на полу от боли, хватаясь за вывихнутую руку. Он тоже уже не представлял опасности.

Но на меня уже надвигался Назим со своими бойцами. Окунь и Кувалда спали. Или делали вид, что спят… Чеченцы атаковали грамотно. Назим шел в лоб, а его джигиты заходили с флангов. Ударили они одновременно. Мне не хватало времени и возможности сконцентрировать удар на ком-то одном. Но у меня был большой опыт уличного бойца. Я смог отразить один удар, потом другой, опрокинуть одного из нападавших, но в конце концов все равно оказался наедине с тремя чеченцами. Меня били нешуточно, но с ног сбить так и не смогли. Зато у меня получилось раскидать джигитов в разные стороны. Только им снова удалось подняться на ноги. И снова они были готовы броситься на меня. В их глазах читались растерянность и сомнение, но я не строил для себя иллюзий насчет скорой победы. Противник был слишком серьезный. К тому же Таир уже приходил в себя, а Алик здоровой рукой шарил по полу в поисках улетевшей заточки. И когда, казалось, исход битвы был предрешен, на помощь пришли мои знакомые Окунь и Кувалда – наверное, решили, что чеченцы «сдохли». Один за другим они соскочили со своих шконок. Чеченцев это не остановило, и они снова бросились в атаку. Только вот Окунь и Кувалда оказались неслабыми бойцами, и чеченская атака захлебнулась. Избитые в кровь «чехи» убрались в свой угол.

На этом все и закончилось. По крайней мере, пока… Я хорошо знал чеченцев, чтобы надеяться на то, что они выбросят белый флаг. Знал: «чехи» любыми путями попытаются меня извести. И воспользоваться они могут любыми способами – коварства им было не занимать.

Остаток ночи прошел на удивление спокойно, и я даже успел немного поспать. А вот утром меня неожиданно вызвал к себе местный опер. Он не стал долго ходить вокруг да около, а объяснил прямым текстом, чтобы я не мутил воду, а спокойно дождался своего этапа. Он также намекнул, что чеченцы ему приплачивают и что не стоит их трогать.

Я молча выслушал опера, но обещать ничего не стал. После этого меня снова отправили в камеру. Мне хватило одного взгляда на Окуня, чтобы понять, что за время моего отсутствия в камере произошли изменения. Окунь боялся смотреть мне в глаза, отвернулся к стенке. С Кувалдой была та же картина. Этот двухметровый богатырь был явно запуган и смотрел на меня виноватыми глазами.

Мне все стало ясно. Во время моего отсутствия чеченцы провели с ними «беседу». И, видимо, устроили им серьезную разборку, раз славяне решили отвернуться от меня. Остальные сидельцы тоже были запуганы. Кто-то смотрел на меня с неприязнью, кто-то с осуждением, кто-то с сочувствием, как будто видел во мне приговоренного к смерти. Я понял, что дело приняло серьезный оборот. Я снова остался один, без поддержки, против воинственно настроенных чеченцев. Мне показалось, что «чехи» начнут свои разборки ночью, но им хотелось побыстрее избавиться от строптивого новичка, который вдруг решил пойти против них.

Они вышли из своего угла все вместе. В этот раз у них не было заточек, зато каждый держал в руке короткую деревянную дубинку. Если бы я не имел разговора с местным опером, то, наверное, удивился бы; но я понимал, что при таком покровительстве они могут иметь здесь, в камере, и не такое. Для меня уже не стало бы неожиданностью, если бы я увидел у кого-нибудь из них пистолет. Как говорится, все покупается и все продается.

Главное – не дать зайти кому-нибудь из них со спины, подумал я и отступил к двери. Было очевидно, что шансов у меня выйти победителем из этой схватки практически нет. Один, впрочем, оставался – начать стучать в дверь и призывать на помощь администрацию в виде постового за дверью, но это был позорный шаг для любого уважающего себя арестанта. Я даже в расчет его не брал. А чеченцы тем временем приближались. И вот когда между нами осталась пара метров, я вдруг услышал, как в замочной скважине стал поворачиваться ключ. Первое, что мне пришло в голову, это то, что постовой увидел в глазок надвигающуюся в камере разборку и решил успокоить оборзевших зэков. Но потом выяснилось, что это было далеко не так. Чеченцы не стали испытывать судьбу, спрятали свое оружие и отправились за ширму.