Принцесса-невеста - С. Моргенштерн

Сгущались сумерки, когда Лютик поднялась на вершину холма. Она была примерно в получасе езды от замка, её ежедневная прогулка завершена на три четверти. Внезапно она взнуздала Коня, поскольку за холмом, в тусклом свете заходящего солнца, стояло самое странное трио, что она видела в своей жизни.

Мужчина, стоящий впереди, был смугл, возможно, сицилиец, с нежнейшим, почти ангельским лицом. Одна его нога была слишком коротка, и у него был небольшой горбик, но он двинулся к ней с удивительной скоростью и проворством. Оставшиеся двое стояли на своих местах. Второй, тоже смуглый, вероятно, испанец, был прям и тонок, словно стальной клинок, что висел у него на поясе. Третий, с усами, похожий на турка, был, несомненно, самым большим человеком, что она когда-либо видела.

Лютик поколебалась:

– Говорите.

– Мы – бедные циркачи, – объяснил сицилиец. – Темно, и мы заблудились. Нам сказали, что неподалёку есть деревня, в которой могут найтись желающие посмотреть на наше представление.

– Вас ввели в заблуждение, – сказала ему Лютик. – На много миль вокруг нет ни одной деревни.

– Тогда никто не услышит твой крик, – произнес сицилиец, и с пугающей ловкостью прыгнул на неё.

Больше Лютик ничего не помнила. Вероятно, она кричала, но скорее от ужаса, чем от чего-то ещё, ведь боли она не почувствовала. Его руки умело прикоснулись к её шее, и наступило беспамятство.

Она очнулась от плеска воды.

Она была завернута в одеяло, и гигантский турок клал её на дно лодки. Она собралась заговорить, но в этот момент заговорили они, и она решила, что для неё будет лучше послушать. И с каждой секундой, что она слушала их, ей становилось все труднее и труднее слышать. Из-за страшного биения собственного сердца.

– Я думаю, тебе надо убить её сейчас, – сказал турок.

– Чем меньше ты будешь думать, тем счастливее я стану, – отозвался сицилиец.

Послышался звук рвущейся ткани.

– Что это? – спросил испанец.

– То же самое, что я прикрепил к её седлу, – ответил сицилиец. – Ткань с формы офицера армии Гульдена.

– Я всё ещё думаю… – начал турок.

– Её должны найти мёртвой на границе Гульдена, иначе нам не заплатят остаток. Это тебе ясно?

– Я просто лучше чувствую себя, когда понимаю, что происходит, – пробормотал турок. – Люди всегда считают, что я тупой, потому что я большой и сильный, и иногда у меня текут слюни, когда я взволнован.

– Люди считают тебя тупым, – сказал сицилиец, – потому что ты туп. К твоим слюням это не имеет никакого отношения.

Послышалось хлопанье паруса.

– Берегите головы, – предупредил испанец, и лодка пришла в движение. – Народ Флорина не примет её смерть так просто, мне кажется. Её полюбили.

– Будет война, – согласился сицилиец. – Нам заплатили, чтобы мы её начали. Это неплохое поле деятельности. Если мы отлично выполним это задание, в наших услугах будет постоянная потребность.

– Ну а мне это не так уж и нравится, – произнёс испанец. – Честно говоря, я бы хотел, чтобы ты отказался.

– Предложение было слишком щедрым.

– Мне не нравится убивать девчонку, – сказал испанец.

– Господь всё время это делает; если Его это не беспокоит, то и тебя не должно.

На протяжении всего этого диалога Лютик не пошевельнулась.

Испанец предложил:

– Давайте скажем ей, что мы просто похитили её, чтобы получить выкуп.

Турок согласился:

– Она такая красивая, и она с ума сойдёт, если узнает.

– Она уже знает, – сказал сицилиец. – Она очнулась и слышала всё до последнего слова.

Лютик лежала под одеялом и не шевелилась. Как он мог узнать об этом, подумала она.

– Ты уверен? – спросил испанец.

– Сицилиец чувствует всё, – ответил сицилиец.

Тщеславен, подумала Лютик.

– Да, крайне тщеславен, – сказал сицилиец.

Наверное, он умеет читать мысли, подумала Лютик.

– Мы плывём на всех парусах? – спросил сицилиец.

– До тех пор, пока это безопасно, – отозвался с румпеля испанец.

– Мы опережаем их на час, поэтому пока нет никакого риска. Её лошадь доберётся до замка за примерно двадцать семь минут, еще несколько минут понадобятся им, чтобы понять, что же произошло, и затем, поскольку мы оставили чёткие следы, где-то через час они бросятся за нами. Мы должны достичь Скал ещё через пятнадцать минут и, если удача не отвернётся от нас насовсем, границы Гульдена на рассвете, и тогда она умрёт. Её тело должно быть ещё тёплым, когда принц найдёт её искалеченные останки. Хотел бы я посмотреть на его печаль – она наверняка будет гомерической.

Зачем он позволяет мне узнать свои планы, подумала Лютик.

– Теперь тебе снова пора спать, моя леди, – сказал сицилиец, и внезапно его пальцы прикоснулись к её виску, к её плечу, к её шее, и она вновь потеряла сознание.

Лютик не знала, сколько провела в забытьи, но они всё ещё плыли в лодке, когда она очнулась и моргнула под прикрытием одеяла. И в этот раз, не осмелившись подумать – сицилиец мог бы как-нибудь это узнать – она сбросила одеяло и нырнула в глубину Флоринского канала.

Она оставалась под водой сколько смогла, а затем поднялась на поверхность и поплыла в безлунной воде изо всех остававшихся у неё сил. В темноте позади неё раздавались крики.

– Прыгай, прыгай, – кричал сицилиец.

– Я умею плавать только по-собачьи, – кричал турок.

– Ты лучше меня, – кричал испанец.

Лютик продолжала плыть прочь от них. Её руки болели от напряжения, но она не давала им отдыха.

– Я слышу её, – сказал сицилиец. – Поворачивай налево.

Лютик перешла на брасс, тихо уплывая подальше.

– Гдеона? – взвизгнул сицилиец.

– Акулы доберутся до неё, не волнуйся, – предупредил испанец.

Боже, лучше бы это этого не говорил, подумала Лютик.

– Принцесса, – окликнул её сицилиец, – знаешь ли, что происходит, когда акулы чуют в воде запах крови? Они сходят с ума. Их ярость невозможно контролировать. Они рвут тебя и раздирают на клочки, они пережёвывают и глотают тебя, и я-то в лодке, принцесса, и сейчас в воде нет крови, поэтому мы оба в безопасности, но в моей руке нож, моя леди, и, если ты не вернёшься, я порежу себе руки и ноги и соберу кровь в кружку, и кину её так далеко, как только смогу, а акулы чувствуют кровь в воде за мили, и тебе недолго останется быть красивой.