Игра на выживание - Максим Кораблев

Таким образом, к концу первого месяца освоения нового мира колония имела в своем распоряжении аж двадцать девять лошадок.

Вернемся, однако, к последнему отсеку опорной базы. Вскрыт он был «золотой десяткой», составившей штаб дружины, в первый же день отправки. Затем про него забыли и даже использовали как убежище при налете птеродактилей с болот. Позже удалось обнаружить за стальными листами обшивки стандартные листы писчей бумаги. Несколько тонн!.. Там же располагались бутыли с чернилами, две механические пишущие машинки югославского производства, пластиковые папки, линейки, циркули, рулон миллиметровки, клей. Словом, материальная база внеземной бюрократии, вскорости пышно расцветшей в колонии.

В углу лежали пять сотен луков из углепластика, мощных и дальнобойных, слегка загаженных доместикусом.

Вот, собственно, и все, чем обладала колония.

Но поначалу никто этого не знал.

Ходили среди колонистов самые нелепые слухи. Долгое время перешептывались о цистернах спирта, водки, коньяка. Ходили слухи о гастрономических оргиях в охраняемой части полуострова, куда ход имели только избранные. Дольше всего, конечно, обсуждали отсутствие патронов к имевшемуся у всех огнестрельному оружию.

Военные быстро смекнули, бегло ознакомившись с содержанием соответствующего вагона, что мизерный боезапас к малому количеству «тяжелого вооружения» может использоваться только централизованно, а полнейший разнобой в вооружении колонистов, где всяк брал все, что угодно, делал невозможными и бессмысленными какие-либо серьезные реквизиции социалистического образца.

Впрочем, в кругах людей, стоявших у колыбели постоянной дружины, муссировались различные планы. Из общих соображений и поверхностного наблюдения было ясно, что самыми ходовыми были советские патроны 7.62 и 5.45, кроме них – стандартный «натовский» патрон, бывший почти на всех импортных игрушках.

Однако в первые же дни с момента отправки колонисты столь щедро поливали окружающую действительность свинцом, что этих патронов оказалось – кот наплакал.

Володя, не дослушав Сергея, ушел на ближнюю к заливу часть острова и задумчиво глядел на сизые, в пенных барашках волны, птиц, камнем падавших из поднебесья и уносящих в когтях непривычного вида рыб.

Закрыв глаза, он видел будущее этого мира: горделивые замки, всадников, несущихся галопом, развевающиеся плащи, лай собак, звуки охотничьих рогов, клекот ловчих соколов и кречетов, стяги с причудливой геральдикой.

Необъятная тишь моря, дышавшего как одно живое существо вместе с ним, Володей, небесами, болотами, джунглями и степями, наполнила его уверенностью и знанием. Все земное, тленное, суетное отомрет, отвалится, словно мертвая кожа, сморщившаяся и растрескавшаяся куколка.

Время и море живо справятся с этой задачей.

Он готов был плакать, кататься по песку и рукоплескать Древним, подарившим ему эту вторую жизнь.

Глава 8

Я был необычайно горд.

Новый мир словно воскрешал дни блаженной юности, когда мнилось, что ты всем очень нужен, без тебя просто никак.

В первый же день, как я привел свою валящуюся с ног, но целую группу к опорной базе, был разговор с одним из «золотой десятки». Парень оказался неожиданно молод, однако хватка у него была железная.

«Ты лидер, Сергей, – сказал представившийся смешным словом «комендант» парнишка. – Только не говори, что ты готов сейчас, почувствовав свой удельный, так сказать, вес, просто раствориться в толпе. У тебя есть два пути. Собирать вокруг себя людей и организовывать конкурирующую со штабом группировку или идти к нам. Я не буду рассказывать тебе о Судьбе, исторической роли и прочем. Эфемерной пока что власти и людям вообще нужен такой вот человек, пассионарий».

«Сам ты – пассионарий», – подумал я и согласился.

Двое суток, правда, лежал в палатке, слушая россказни о себе, быстро расползающиеся по лагерю, затем – закрутилось.

Вместе с Юргеном (оказывается, они с комендантом, как я понял, были неплохо знакомы на Земле) и десятком энтузиастов провели «зачистку» холмов, скал и пещер между океаном и лиманом, так сказать, центральный вход к опорной базе. Потеряли двоих – из подземных щелей, куда мы напустили дыма, полезли полчища скорпионов, сколопендр, пауков.

Но овчинка стоила выделки.

Штабные утверждали, что зима в этих краях будет отнюдь не тропическая, а колония обзавелась целым подземным городком. Пещеры были сухими, многие – с водой.

Следом за «чистильщиками» прибыли «рабочие». Сутки работ топорами и бензопилами, небольшой взрыв энтузиазма на фоне пропагандистской кампании, весьма профессионально организованной Богданом Савельевичем, – и сотня человек, из тех, кто принимал участие в «коллективном созидании», вселились в Трущобы. Атаки с воздуха тут были не страшны, как и грядущие холода, тем более что во многих местах имелись бревенчатые перекрытия. Ближайший лесок вывели под корень, и глаз «выползней» радовал мощный частокол с заостренными кольями.

Юрген стал комендантом Трущоб.

На двух башнях поставили пулеметы, в его землянке пищал один из передатчиков, лежало главное военное сокровище – пять десятков винтовочных гранат с базы. В его же распоряжении был «лиманный флот» – один из плотиков, превращенный с помощью миномета и пулемета в плавучую батарею, способную огнем контролировать большую площадь. У коменданта хранился нераспечатанный контейнер с одним из подвесных моторов, небольшой НЗ с солярой для двух бензопил и мотора.

По всему было видать, что его Трущобы вскоре станут самым безопасным и желанным местом из контролируемых штабом территорий.

И народ у него оседал толковый.

Маленький отряд не испытывал пока недостатка ни в боеприпасах, которые бодро сдавали ему «мирные граждане», ни во всеобщем внимании. На лимане, где, в отличие от залива и моря, не выявлено было никаких опасных монстров, шастали самопальные лодочки рыбаков и охотников, бивших в плавнях мелкую птицу и очень вкусных водоплавающих грызунов.

Ратники на глазах пухли на подношениях.

Вскоре я встретился с еще одним штабистом. Этот был ни много ни мало – адмирал. (Долго мне рассказывал, что звание происходит от арабского «эмир-аль-бахр», стало быть, он – «военный повелитель морей». Между прочим, какой-то легкий южный акцент у него присутствует, вполне возможно, что и в самом деле – «эмир».)

Адмирал выявил солидное количество бывших морячков, которые скептически смотрели на дружинников с сухопутным прошлым. Смешно, но в новый мир перекочевала и профессиональная неприязнь. Однако люди они были деятельные, тертые, видели, что без усилий и сверхусилий в любую секунду все может пойти прахом.

В охраняемой зоне я с ними строил «Ктулху», главный наш корабль, по замыслу штабистов, – плавучую батарею.

«Ктулху» предстояло контролировать залив, а в перспективе – и морское побережье. Иной раз высовывались из воды и пытались выползти на сушу совершенно жуткие океанские твари, державшие палаточный городок в постоянном напряжении.

«Ктулху» вышел на славу.

Возведение его стало чем-то вроде символа торжества человека над стихией. На третий день к верфи стали прорываться бывшие плотники, какие-то скульпторы, столяры, даже археологи с идеями по дизайну. Благодаря им на носу флагмана нашего флота появилась резная драконья морда, которая вполне могла испугать не слишком смелого океанического динозавра. Но при этом скопированный с каких-то норманнских образцов дракоша был свой, земной и домашний.

Пять пар весел, мачта с обычным парусом, а на кормовом возвышении – пластиковая шестигранная труба, динамо-машина и винт, благодаря чему «Ктулху» при дующем в любую сторону ветре мог развивать медленную, но постоянную скорость без весел. Два турельных пулемета, многоствольный миномет.

Словом – красавец.

Появился утвержденный штабом и принятый морскими волками капитан с характерной кличкой Флинт. Глаз у бывшего командира субмарины был на месте, повязка не требовалась. Зато имелись и сквернословящий попугай, и роскошнейший кальян, и черная бандана.

К сожалению, к моменту спуска флагмана на воду, вылившемуся во всенародный праздник, я уже был далеко.

Комендант, адмирал и еще двое штабных собрали короткий военный совет, на котором было решено выдвинуть бастионы вооруженной обороны подальше от уязвимого поселка. Колонии уже начала угрожать скученность, и одними Трущобами в этом смысле было не отделаться. Я, Юрген в Трущобах, Евгений в Змеиных Языках и Флинт на «Ктулху» становились заметными фигурами, автономными от дружины в основном поселке.

Накануне выступления, на военном совете, мы – четверо, вместе с круглолицым Богданом Савельевичем, который курировал группу людей под устрашающим названием «особый отдел штаба дружины», дали присягу.