Игра на выживание - Максим Кораблев

Судя по маячку, плыть ему было еще далеко; кроме того, река через семь-восемь дней должна была его вынести или в океан, что значительно хуже, или в залив, который предстояло пересечь на пути к полуострову, на котором находилась опорная база и те счастливчики, которые оказались в нескольких днях пути от места «Икс».

Он с сожалением выкинул за борт всю выловленную рыбу и поплелся к рюкзаку за консервами. С таким жалким боезапасом, как «кольт» да три гранаты, нечего было думать о том, чтобы приставать к берегу и разводить костер. Наблюдения показали, что именно прибрежная тина таила самые страшные сюрпризы для путешественника или глупых животных, пришедших похлебать водицы.

В прошлой жизни колонист был купцом.

Самым обычным русским купцом – как много их природа наплодила!

Он был еще из тех, кто грудью попер на рэкетирские пистолеты и ментовский беспредел, тупо сколачивая начальный капитал. Вскоре он убедился в правоте марксистской максимы, что все современные крупные состояния нажиты нечестным трудом. Не имея опыта и соответствующих родственников и связей, он только и делал, что барахтался на поверхности.

Тонуть не тонул, но сил хватало лишь на поддержание на плаву.

Идею колонизации чего-то далекого и опасного воспринял сразу, но, обладая специфической хваткой, создал следующую философию:

«Выживут немногие. И выживут благодаря созданию некоего подобия общества. Общество это через год-два потратит все, что было прихвачено с собой из нашего мира, включая сокровища опорной базы. Прошедшие первичную адаптацию, в шкурах и с копьями, выше всего будут ценить «земные цацки». Мой талант – торговля. А в безденежном обществе предметом торговли может быть опыт – знания, которых у меня нет, труд – штука везде малооплачиваемая и малопочетная, воинская или, вернее, охотничья доблесть. Тут мне никак не стать достойным конкурентом бывшим таежникам, ветеранам всамделишных войн и служившим в разных хитрых войсках и конторах. В этом мире мое место было где-то в паре шагов возле параши. В новом уж я возьму свое…»

Из такой вот нехитрой философии и, в общем-то, верных футурологических построений он вывел тот странный список вещей и предметов, которые взял с собой.

Тут было не оружие.

Он прекрасно понимал, что мало что в нем смыслит, кроме того, найдутся энтузиасты, которые понесут на себе в дивный новый мир целые арсеналы машин смерти; не медикаменты – все же на базе, судя по слухам, имелся запасец. Это были, так сказать, «предметы роскоши». Каждый вид продукции он обдумывал часами. «Общество – это женщины. А женщины…»

Короче говоря, он навьючил на себя свой груз, который должен был стать поистине бесценным лет эдак через пяток, и пошел по звездным тропам, шатаясь и еле ворочая ногами. В первые же минуты, оглядевшись и застрелив какую-то яркую ящерку, истекающую при виде человека слюной, он тщательно зарыл хитрый контейнер в весьма живописном месте и направился дальше налегке, радуясь от перспективы стать местным Ротшильдом. На себе он имел самый минимум, положившись на милость Гермеса – покровителя торговцев.

«Пусть Рэмбо и психопаты прут напрямик. Торопиться мне не имеет никакого смысла. Главное – выжить. А основы общества пусть закладывает кто угодно. Представляю, какие будут драчки и перестрелка над треклятой базой. Благодарю покорно. Я свое уже отвоевал».

Не обращая внимания на сигналы маячка, он спокойно лопал принесенный НЗ. Не отвлекаясь на рискованную охоту, короткими перебежками от дерева с дуплом, отбитого у мелкого ублюдочного медведя, до сухой пещеры, от пещеры, откуда его выгнала нахальная птица-землеройка величиной с волкодава, – к хвосту процессии, состоящей из местных динозавристых носорогов. Так он скитался туда-сюда шесть суток, хладнокровно изводя запасы и читая на привалах книгу Поля Брегга «Лечебное голодание» в качестве успокоительного, пока не наткнулся на реку. Пробродив целый день, отстреливаясь от тех, кого брала немецкая винтовка, и удирая от тех, кто крупнее или проворнее, он набрел на кучу поваленных каким-то неведомым гигантом деревьев, и тут уже взялся за дело. Не особенно перетрудившись, он с помощью топорика и мотка веревки создал плавучий дом, загрузился и, примерно сориентировавшись, предал себя воле течения. Река могла течь только к океану.

Потеря винтовки и бешеные атаки обезьяноподобных летяг лишили его до некоторой степени веры в завтрашний день.

«Черт, стоило все же побольше думать об оружии, а не только о будущем припеваючем бытии в первобытном мире юного государства. Хотя бы к «кольту» взять, что ли, побольше патронов. И «броник» бы с касочкой не помешали – вода и не такое унесет. А у базы можно было бы презентовать какому-нибудь «нужному» человеку…»

Эти упаднические мысли были прерваны звуками выстрелов. На восточном берегу явно шел нешуточный бой. Очереди сменились двумя разрывами и страшенным ревом раненого чудища. Целые тучи встревоженных птиц метались над джунглями и рекой. Над плотом пронеслась даже стайка ретирующихся «крылатых обезьян» – сейчас им не было дела до Володи.

– Разумный риск – удел мудрых, – изрек негоциант, дождался, когда возникнет легкая пауза, и произвел один выстрел из пистолета.

Затем он, пользуясь самодельным веслом, принялся править к берегу, посматривая на прибрежные камыши. Кажется, ничего опаснее двух встревоженных беспокойных игуан там не было. Да и те при виде плота скользнули в воду и погребли по течению, оборачиваясь и смешно выгибая шеи. Вскоре раздался выстрел и окрик.

– Эй, там, на плоту, сможешь ближе подойти? У меня раненый.

– Можно попробовать.

Вскоре, когда плот скрежетал по затопленным ветвям кустарника и камням, из зарослей показался человек, волокущий другого. Вдвоем с Володей они втащили находящегося без сознания на бревна. Видимых повреждений на нем не обнаружилось.

– Это его хвостом долбануло и об дерево жахнуло. Ну и вниз он летел с хорошей высоты. Кости, наверное, долго будут заживать. Погоди, я сейчас, за снаряжением, негоже тут бросать…

«Хороший был хвост, наверное. Не маленький, это точно. Нет, молодец я все-таки. Не царское это дело по суше чапать. Кроме того, все разумные люди будут выходить к воде. И по берегам, и на воде я еще много кого встречу, чем ближе к базе, тем гуще пойдет гомо сапиенс. Это тебе не степь и не лес. Да и в устье, наверное, скопилось народу, если мыслить логически».

Вскоре вернулся, волоча два ранца и оружие, человек. У Володи отлегло от сердца, когда он разглядел рядом со стандартной охотничьей двустволкой забавный и странный автомат новейшей российской разработки «Кедр». С такой штукой по лесам мог ходить только профессионал по свержению реакционных режимов где-нибудь в странах Юго-Восточной Азии. Или законченный пижон… Новый спутник, однако, на пижона похож не был совершенно. Как-то походя, словно отмахиваясь от назойливой мухи, он подстрелил ринувшуюся к ним из тростников гигантскую водомерку, из рукотворного «лифчика» извлек инопланетного вида магазин и, только положив «Кедр» рядом, склонился над раненым, кинув небрежно:

– Ну, трогай, что ли.

Некоторое время, пока плот выбирался из густой прибрежной грязи и тины в спокойные и безопасные воды середины реки, они молчали. Володя наблюдал, как попутчик сноровисто заголяет раненому руку и вкалывает ему в вену шприц, не забывая коситься на открытые небеса. Потом тот разговорился.

– Я выстрел услыхал, когда сквозь кусты в полукилометре отсюда продирался. Выстрел и собачий лай. Там у него еще пес был. Схавала его эта зверюга. Выбежал на поляну – а этого аккурат хвостом по грудине, словно хлыстом. Ну, тут я устроил тому музыку… Положил конечно, только гранат жалко, последние.

– Гранаты у меня есть. У меня пол-обоймы только к этой пукалке, остальное бегемот утопил.

Спутник взял охотничье ружье, переломил его, покачал головой, аккуратно, стараясь не разбудить тяжело дышащего раненого, отстегнул его патронташ. Потом зарядил и протянул Володе со словами:

– Владей, ему еще долго не понадобится. Добрая машина, главное – калибр подходящий. Для ближнего боя моя трещотка сгодится. Кончатся патроны – вон его рюкзак. Потроши, потом сочтетесь.

Ночью было не в пример спокойнее. Днем еще, по настоянию спутника, они пристали в тихом местечке к берегу и соорудили деревянные лубки для многочисленных переломов забывшегося после укола раненого. «Учили нас. Хорошо учили», – буркнул спутник, возясь с перевязкой, в ответ на невысказанный вопрос Володи. Потом негоциант сидел один, благоговейно поглаживая винтовку, слушая дружный храп случайных попутчиков. А уж как пала ночь, он, наконец, выспался. Сквозь сон он видел фигуру назвавшегося Робертом парня. В темноте тот мог вполне сойти за марсианина – с очками ночного ви́дения, в плащ-палатке и аккуратненьком шлеме, на который были прицеплены матерчатые разноцветные лоскутья. «Кедр» время от времени стрелял во тьму густо-красным лучом лазерного прицела. Время от времени вслед за «лучом бластера», стегающим то водную гладь, то небеса, звучали глухие хлопки – из гуманизма, что ли, Роберт надел «глушак».