Загадка с девятью ответами - Дж Коннингтон

"Да он превосходный актер!- с неподдельным восхищением отметил про себя Флэмборо.- До чего же убедительно! Но, черт возьми, кого же он мне напоминает?"

Наконец моноспектакль подошел к концу. Спраттон обернулся к своему гостю:

– Вы совершенно правы! Мистер Хассендин в самом деле некоторое время назад обращался в нашу компанию.

– Примерно одиннадцать месяцев тому назад, не так ли?

Спраттон кивнул.

– Из документов видно, что сначала я выдал ему кредит в сто фунтов. Затем – не получив никакой выплаты – выдал ему еще двести. В апреле мистер Хассендин взял еще один кредит – в триста фунтов,- а некоторое время спустя сделал первый взнос, частично покрывший его задолженность.

– Под какое обеспечение выдавались эти деньги?

Глаза Спраттона вновь напряженно прищурились, однако и манеры, и тон остались прежними.

– Вплоть до того момента я был вполне убежден в его платежеспособности.

– А затем он снова попросил у вас денег?

– Видимо, да…- Спраттон опять демонстративно углубился в чтение документов.- Да, мистер Хассендин обратился ко мне в июне с просьбой выдать ему еще пятьсот фунтов. Разумеется, сумма процентной выплаты продолжала неуклонно расти.

– Наверное, веселился вовсю, раз так швырялся деньгами…- наигранно небрежно протянул инспектор.- Я бы тоже не отказался хоть разок так пожить! Было бы забавно… Полагаю, имея дело с такими суммами, вы все же рассчитывали получить какое-либо более весомое обеспечение?

Спраттон почувствовал, что небрежный тон инспектора таит в себе какой-то подвох.

– К этому моменту долг господина Хассендина, судя по записям, перевалил далеко за тысячу,- сообщил он, очевидно сочтя, что честность в данном случае будет лучшей политикой.- Я вел его дела. Он застраховал свою жизнь в "Западной страховой группе". Полис лежит у меня в сейфе – если хотите, можете взглянуть.

– Вы, разумеется, ограничили будущие расходы Хассендина какой-то разумной цифрой?- благожелательно осведомился Флэмборо.

– О, конечно! Я ведь знал, что он будет занимать у меня снова и снова, поэтому мне пришлось установить некоторые ограничения. Сумма страховки равнялась пяти тысячам фунтов.

– Значит, теперь, после его смерти, вы положите в карман около четырех тысяч!- с завистью в голосе резюмировал Флэмборо.- Хорошо устроились!

– Если не считать того, что лишь от вас зависит, смогу ли я получить причитающуюся мне компенсацию,- заметил Спраттон.

Флэмборо вынужден был признать, что разговор этот не принес ему особо ценных сведений, однако оснований для дальнейших расспросов у него не было.

Инспектор поднялся на ноги.

– Едва ли эта информация понадобится нам на суде. Но если это все же случится, вы, конечно, будете предупреждены заранее,- заключил инспектор.

Спраттон любезно распахнул перед ним дверь, и Флэмборо оказался в коридоре, который, минуя офис, вел прямо на улицу. Шагая к выходу, инспектор снова изо всех сил напряг память, пытаясь понять, кого же так сильно напомнил ему недавний собеседник. И наконец, уже на улице, его осенило:

– Ну конечно! Это же шеф! Приклеить ему усы, подкрасить волосы – и в сумерках его не отличить от Дриффилда. Сходство, конечно, не абсолютное, но очень сильное!

Инспектор направился назад в участок, терзаемый ощущением потраченного впустую времени. Визит к кредитору Хассендина не дал практически ничего. Да, теперь ему известно, что это за человек, известны и некоторые цифры, фигурировавшие в их с Хассендином деловых отношениях, но сами по себе они не представляют особого интереса.

Лишь только инспектор оказался в дверях участка, навстречу ему шагнул констебль:

– Вас дожидается один джентльмен, инспектор, по делу Силвердейла. Он иностранец. Фамилия – Ренард.

– Прекрасно, отведите его ко мне,- распорядился Флэмборо.

Через минуту констебль вошел в кабинет в сопровождении маленького человечка с черными усами и густыми, до блеска приглаженными волосами. Эта прическа и в самом деле с первого взгляда выдавала в нем иностранца. Однако, к немалому облегчению инспектора, по-английски он говорил идеально. Лишь едва уловимый акцент слышался в его правильной речи.

– Меня зовут Октав Ренард,- представился посетитель.- Я – брат миссис Ивонн Силвердейл.

Флэмборо, восхищенный самообладанием и стойкостью маленького человечка в столь, без сомнения, тяжелые для него минуты, поспешил выразить ему соболезнования и сказать несколько ободрительных слов.

– Да, это ужасно,- отозвался господин Ренард, явно прилагая большие усилия, чтобы держать себя в руках.- Вы понимаете, я очень любил свою сестру. Она была такой веселой, жизнелюбивой. Каждая минута жизни несла ей радость. А вот теперь…- Он завершил фразу горестным взмахом руки.

Инспектора обуревали сложные чувства. С одной стороны, он был преисполнен сочувствия. Однако тратить время на эмоции он попросту не имел права.

– Вы ведь пришли по какому-то делу?

– До сих пор сведения о судьбе моей сестры я черпал из газет,заговорил Ренард.- Теперь же мне хотелось бы получить подлинные, правдивые факты. Мне сказали, что это дело ведете вы. Вот я и пришел к вам.

Немного поколебавшись, Флэмборо принялся вкратце излагать своему гостю историю летнего домика, обходя молчанием детали, которые до поры не следовало делать достоянием публики. Ренард напряженно слушал. Нервная судорога, порой пробегавшая по его телу, ясно указывала на то, что его воображение стремительно дорисовывает зловещими деталями скупой набросок инспектора.

– Как это все ужасно!- скорбно затряс голосовой Ренард, когда инспектор закончил.- Надо же такому случиться именно тогда, когда удача наконец обратила на мою сестру благосклонный взор!

Инспектор навострил уши:

– Удача? О какой удаче вы говорите, мистер Ренард?

– А вы не знаете?- удивленно вопросил маленький француз.- Но ведь ее муж должен был вам сказать! Разве нет?

Флэмборо покачал головой.

– Очень странно!- снова заговорил Ренард.- Я ничего не понимаю. Моя сестра пользовалась большой любовью нашей тетушки. И была упомянута в ее завещании, понимаете? А тетушка была дамой весьма состоятельной. Денег куры не клевали, как вы здесь говорите. Здоровье нашей тетушки оставляло желать лучшего, и весь последний год и даже более того ей становилось все хуже и хуже. Порок сердца, вы понимаете! А буквально две недели назад – фюйть!наступил конец. Угасла как свечка.

– Так-так,- вставил инспектор.

– Ее завещание хранилось у адвоката. Он и передал его содержание. Оказалось, что нас она избрала своими наследниками. Мне досталась небольшая сумма; сестре же отошла основная часть состояния. Величина этого состояния поразила меня. Я и не знал, что у тетушки было столько денег – в основном, в американских акциях и облигациях. В пересчете на английские деньги – около двенадцати тысяч фунтов. А во франках, разумеется, это поистине колоссальная сумма – как минимум полтора миллиона.

– Вот как!- воскликнул инспектор, крайне заинтересованный.- А вашей сестре было известно об этом нежданном богатстве?

– Я рассказал ей об этом буквально за два дня до ее гибели. Знаете ли, мы восприняли смерть тетушки без горечи. Последние несколько месяцев она страшно мучилась – стенокардия, ужасные боли. Мы были даже рады, что ее страдания окончены.

Флэмборо почувствовал, что эти столь неожиданные сведения следует хорошенько обдумать, прежде чем устремляться по новому следу.

– Вы поселились в Вестерхэвене, мистер Ренард?- осведомился он.

– Да, я пробуду здесь еще несколько дней: кое-какие судебные дела требуют моего присутствия. Видите ли, теперь, когда сестра умерла, необходимо решить дальнейшую судьбу ее наследства. А с этим вдруг возникли непредвиденные сложности.

– По какому же адресу вы проживаете?

– Я остановился в отеле "Империал". Вы сможете в любой момент меня там найти.

– Если возможно, мне бы хотелось еще раз побеседовать с вами позже, мистер Ренард. Понимаете, сейчас я очень занят. Надеюсь, вы сможете уделить мне несколько минут потом, когда я хоть немного управлюсь с делами.

– С превеликим удовольствием!- заверил инспектора Ренард.- Немедленно уведомите меня, как только захотите со мной увидеться. Я страшно встревожен, понимаете?- заключил он дрогнувшим голосом. И в ответ на эту дрожь в душе инспектора, надежно укрытой под защитным панцирем сухого профессионализма, шевельнулась какая-то чувствительная струнка.

Глава 10

Прошло два дня. Сэр Клинтон, казалось, утратил к делу Хассендина всякий интерес. Инспектор же, проработав несколько линий, оказавшихся непродуктивными, начал ощущать растущее беспокойство из-за отсутствия в расследовании какого-либо прогресса. Но в одно прекрасное утро, к его немалому облегчению, шеф наконец-то вызвал его в свой кабинет.