Самозванец - Сергей Шхиян

— Тоже красные! — напомнил он.

— Это как обещано.

Павел тяжело вздохнул, встал, отряхнулся, как мокрая курица, и не спеша пошел вдоль кромки леса.

Я двинулся следом, стараясь идти как можно осторожнее. Трава тут была выше пояса, мокрая, так что скоро я промок насквозь и начал мерзнуть. Павел между тем шел легко, шлепая по встречающимся лужам босыми ногами.

— Скоро уже? — не выдержал я.

— Нет, нам нужно лес обойти, а то как мы в гнилую балку попадем!

— Ладно, тогда пошли быстрее.

Павел не ответил и шел все в том же темпе, легко, как на прогулке. Пришлось и мне настраиваться на долгую ходьбу и постараться отключиться от мелких неудобств вроде незаметных ям, полных холодных воды, колючего кустарника и хлещущих по лицу веток. Больше о конце пути я не спрашивал, шел себе и шел за светлой спиной проводника. Часа через полтора Павел, наконец, остановился. Задумчиво поднял лицо к темному, облачному небу. Я опять испугался, что он примется любоваться красотами природы, но все обошлось.

— Вон там гнилая балка, — показал он рукой в сторону леса. — По ней и дойдем. Тебе не боязно?

— Чего бы это! — сердито ответил я, хотя кое-какие сомнения по поводу своего напарника у меня уже были. — С тобой я пойду хоть на край света.

— Тогда пошли, — сказал он и так же легко, как раньше, пошел дальше.

— Вот это и есть гнилая балка, — сообщил он, когда мы вошли в какой-то узкий овраг. Под ногами сразу захлюпало, и мои мокрые сапоги начала засасывать грязь. Прогулка окончательно переставала быть интересной. Вокруг не было видно ни зги. Было такое чувство, что мы продвигаемся по какой-то канализационной трубе, да и запах был соответственный.

Я перестал реагировать на окружающее, старательно исследовал ногами место, на которое собирался ступить, чтобы не попасть в какую-нибудь западню. Наконец Павел остановился.

— Ну, и где же твой леший? — спросил я, чтобы хоть что-то сказать и не выглядеть испуганным.

— Что он, дурной по ночам тут шастать, — удивился он.

Получалось, что дурень — это я.

— А где же разбойники? — задал я новый вопрос.

— Наверху, где им еще быть. У тебя деньги с собой есть?

— Деньги? — удивился я. — Зачем мне в лесу деньги?

— А шапку и сапоги покупать!

— Их не в лесу продают, а на ярмарке. Вот как найдем разбойников, выручим моего товарища, сразу же и поедем на ярмарку.

— А девок выручать будем?

— Ну, и девок соответственно. Теперь давай, выводи меня отсюда.

— Ишь, какой хитрый, — засмеялся мужик, — так я тебе и поверил. Ты сначала со мной разочтись, а потом дело будем делать.

К сожалению, мои самые неприятные предположения начал подтверждаться. Парень оказывался не тем, кем все это время хотел казаться. Однако и он меня не совсем правильно оценил, навсегда оставаться по милости деревенского придурка в этом гиблом месте я никак не собирался.

— Сначала дело, потом плата, — решительно сказал я.

— Нет, по-твоему никак не будет, теперь я здесь хозяин, — насмешливо сказал он.

— С чего ты решил? — удивился я, неприметно подступая к нему. Павел был в светло-серой холщовой одежде, и видно его было лучше, чем меня в темном платье.

— С того! — нахально ответил и он и, охнув, осел на землю.

Пока он не очухался, я связал его по рукам и ногам, припасенным на этот случай лошадиным поводом.

— Это что было? — спросил минут через пять мой коварный проводник, приходя в себя.

— Ничего, с неба звездочка упала и прямо тебе на голову, — объяснил я.

— А почему я связанный? — продолжил любопытствовать он.

— Сам догадайся с трех раз.

— Это ты меня, что ли? — наконец понял он.

— Видишь какой ты умный, с первого раза понял.

— Развяжи, а то хуже будет!

— Тебе, может быть, и будет, а никак не мне.

— Развяжи, говорю, а то как закричу!

— Не успеешь, я тебе голову с плеч снесу, — серьезно сказал я.

Павел замолчал, не находя веского контраргумента. Потому решил вернуться к старому амплуа сельского дурачка:

— Ну и что тебе за нужда меня связывать, ты и дороги назад не найдешь…

— Чего ее искать, пойду назад по балке и выйду из леса. Здесь никак не заблудишься.

— А со мной что будешь делать?

— Засуну кляп в рот и оставлю тут отдыхать. Ты же спать любишь, вот и спи тут до скончания века.

— А если меня разбойники найдут?

— Тогда твое счастье, только боюсь, сюда сто лет никто не заглянет.

— Ничего, меня леший освободит! Вот тогда тебе достанется!

— Вот и хорошо, — поддержал я идиотский разговор, — ты оставайся ждать лешего, а я пошел!

— А как тебя в деревне спросят, куда делся Пашка? — нашел он последний, самый никчемный довод.

— В деревне? О тебе? Да ваши крестьяне в церкви свечку поставят, что одним нахлебником меньше стало! Ладно, что-то я с тобой заболтался, пора и честь знать. Сейчас найду, чем тебе рот заткнуть, и пойду восвояси.

— А как же твой друг, так и бросишь его у разбойников? — торопливо сказал он, не зная, чем меня еще задержать.

— Что делать, значит, у него такая судьба!

Я наклонился над ним, будто собираясь засунуть кляп в рот, он отдернул голову и заспешил:

— А если я тебе помогу?

— Нет, теперь у меня тебе веры нет, обманешь! Оставайся лучше здесь, мучениями искупишь все свои прошлые грехи.

— Погоди, хочешь, побожусь, что не обману?!

— Божись!

Павел забормотал церковные клятвы. Говорил торопливо, боясь, что я и правда уйду, и оставлю его одного в лесу. Я слушал, пока он, иссякнув, не замолчал, потом решил:

— Ладно, на первый раз поверю тебе на слове, но смотри, шаг влево, шаг вправо, считаю за побег.

— Какой побег, ты что, я же побожился!

— Теперь говори, знаешь место, где прячутся разбойники, или все наврал?

— Конечно, знаю, атаман мой кум.

— Тогда, может быть, с ним можно просто договориться? Я дам отступного за своего человека, и не нужно будет зря кровь проливать?

— А как же моя доля? Ты помнишь, что обещал?

— Я-то помню, а вот ты быстро забыл, — упрекнул я.

— Кто старое помянет, тому глаз вон. Развяжи, будь человеком!

— Лежи, не дергайся, — сказал я, снимая с Павла путы.

Он встал. Почесал в затылке.

— А здорово ты мне врезал, я даже ничего не понял. Научишь?

— Там видно будет. Ну что, пошли к разбойникам?

— Так они отсюда далеко, прямиком не дойдем, к тому же впереди болото. Мы к ним лучше с утра сходим, а пока в деревню вернемся. Из деревни ближе и дорожка есть, можно будет на лошади доехать.

Спорить было не о чем.

— Назад так же гнилой балкой пойдем?

— Зачем, отсюда в деревню тропа есть хорошая, чего нам зря грязь месить.

Я подумал, что местные грабители сумели устроиться с комфортом, даже тропинки протоптали по своим воровским интересам, но вслух ничего говорить не стал. Мы выбрались из топкого оврага в сухой лес и, действительно, меньше чем за час дошли до деревни. Павел всю дорогу молчал, но не со зла, а на самом деле устал и переволновался. Я тоже был не в лучшей форме, чавкал раскисшими сапогами и ругал себя за легковерие. Ведь едва не купился на раскрутку сельского темнилы. Только несколько его мелких проколов и обмолвок помогли не потерять бдительность. Вернулись мы в знакомую избу, когда уже светало. Павел тотчас завалился спать, а мне еще пришлось долго очищать свою одежду и обувь. Зато встал он первым и разбудил меня приятным предложением: — Вставай, садись завтракать!

— У тебя же нет никакой еды, — подколол я.

Он только усмехнулся.

Солнце уже светило вовсю, когда мы вдвоем на моем донце въехали в лес, в стороне от того места, где на нас напали разбойники. Действительно, в их стан вела вполне приличная по здешним меркам дорога. Павел с утра был весел и не поминал вчерашнее. Мы разговаривали, сколько позволяло движение.

— Много их там, в лесу, прячется? — спросил я, когда мы значительно углубились в чащу.

— Довольно, у Чувака народишка хватает, он разбойник везучий.

— У кого? — не понял я имени атамана.

— У Чувака, — повторил он.

— Откуда у него такое странное имя? — удивился я.

— Не знаю, так видать прозвали.

— Никогда такого не слышал, — сказал я, вспомнив слова гадалки Сапрунихи о наших современниках, болтающихся по историческим эпохам.

— Теперь нужно пешком, — неожиданно сказал Павел, трогая меня за плечо.

Я остановил лошадь, мы спешились и дальше пошли по еле заметной тропинке вглубь леса. Мой донец недовольно фыркал, когда ветки касались его морды, но оставить его одного я, понятное дело, не рискнул. Вдруг невдалеке раздался свист, Павел тотчас вложил два пальца в рот и ответил свистками трех разных тональностей.

— Караульный, — сообщил он мне, — увидел чужого человека.