Последний секрет Парацельса - Ирина Градова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она посмотрела на Карпухина, и ее взгляд отчего-то вдруг стал подозрительным.
– Вы вот, наверное, считаете, что я поступила плохо, да? – спросила она. – Думаете, надо было лечить его, по врачам таскать, делать все возможное?
…На мгновение перед его глазами встало лицо женщины. Оно имело сине-фиолетовый цвет. Человек незнакомый вообще вряд ли смог бы определить половую принадлежность этого существа, если бы не старенький халат с надетым поверх него передником, заляпанным кровью из носа и рассеченной в нескольких местах губы. Но Карпухин точно знал – женщина. Потому что это была его мать, а тот, кто сотворил с ней такое, его отец, лежал на диване в гостиной в стельку пьяный, уже позабыв о том, что сделал…
Сморгнув, чтобы прогнать непрошеное видение, Карпухин покачал головой.
– Нет, я так не считаю. Каждый строит свою жизнь так, как считает нужным. И разрушает ее по тому же принципу.
Антонина недоверчиво взглянула ему в глаза. Очевидно, не увидев там того, что ожидала, она тяжело вздохнула и продолжила:
– Я тоже так думаю. Мне тоже нелегко приходилось в жизни, знаете ли, но мне никто не помогал, все сама. И Сергей, он ведь взрослый человек, тоже понимать должен был. В общем, съехал он. Расставались мы без скандалов, как сейчас говорят, «цивилизованно»! Он перевез вещи, я отдала ему один телевизор и холодильник. Оставила маленький кухонный телик, а холодильник мне сын старший купил. Так и живем врозь, восемь лет уже… Жили, вернее, теперь получается.
Женщина замолкла и уставилась на свои руки, лежавшие на коленях.
– А как получилось, что Сергей на улице оказался? – спросил майор, поняв, что она закончила и теперь придется задавать наводящие вопросы.
– Да как получилось? Как всегда получается – пропил он комнатушку-то. Вернее, надули его риелторы. Как обычно, подсунули генеральную доверенность вместе с бутылкой, обещали купить ему домик под Питером, но, естественно, обманули. Я об этом ничего не знала. Знала бы, ни за что не дала бы Сергею так себя подставить!
– Он приходил к вам потом?
– Только через полгода пришел – стыдно ему было на глаза мне показываться. Кстати, тогда даже словом о потере жилья не обмолвился, только взаймы денег попросил. Правда, я и сама поняла, что дело нечисто: запах от Сергея шел… как от бомжа, понимаете? Этот душок ни с чем не спутаешь.
– Денег-то вы ему дали? – поинтересовался майор.
– Дала, конечно, как не дать? Жалко мне его стало.
– А потом он еще приходил?
– Каждые пару месяцев, как штык. Я подкидывала ему помаленьку, сколько могла, но могла не много. Правда, Сергей всегда приговаривал, что берет в долг и при первой же возможности отдаст. И знаете что? Ведь отдал!
– Неужели? – удивился Карпухин.
– Правда, не все сразу, но принес большую сумму – двадцать тысяч. Сказал, что остальное тоже скоро вернет.
– И что, неужели вернул?
– Да нет, – покачала головой Антонина. – Не успел.
– А когда приходил, не подскажете?
– Чуть меньше полугода назад, – ответила женщина не сразу, очевидно, мысленно подсчитывая время.
– Значит, раньше он приходил часто, а потом вернул деньги и пропал на полгода? – уточнил майор.
– Получается, что так, – кивнула Антонина, кажется, и сама удивившись этому факту. Видимо, раньше ей в голову не приходило задуматься. Оно и понятно: не беспокоит муженек – и слава богу.
– А вы не спрашивали, откуда такие деньги у человека, не имеющего жилья? – задал следующий вопрос Карпухин.
– Спрашивала, а как же! Но он что-то неопределенное пробурчал. Я говорю: «Пристукнул, что ли, кого?» А он разобиделся, отвечает: «Не боись, все законно, деньги мои!» Честно говоря, не думаю, чтобы мой Сергей кого-то убил, не такой он человек! Одно дело выпивать, даже дебоши устраивать, а другое… А он что, все-таки?..
– Нет, не волнуйтесь, – поспешил успокоить Антонину майор. – Ни о чем таком нам не известно. А вы, случайно, не подскажете, где Сергей обретался с тех пор, как комнату потерял?
– Да он постоянно менял место обитания. Насколько я знаю, иногда жил в приюте, где-то в районе улицы Кораблестроителей.
Карпухин записал это в своем блокноте. Это была просто старая привычка, потому что на самом деле майор не нуждался ни в каких «склерозниках»: его исключительной памяти могли бы позавидовать молодые. Услышав или увидев что-то единожды, Карпухин уже никогда не забывал. Это был и дар, и проклятье.
– И последний вопрос, Антонина Петровна, – сказал он, пряча блокнот в задний карман брюк. – Ваш муж сидел когда-нибудь?
– Сидел? В смысле – в тюрьме? Нет, что вы! Сергей никогда не имел проблем с законом… ну, если, конечно, не считать его образа жизни.
– А татуировки у него имелись? Может, сам нанес, по молодости?
– Татуировки? Да бог с вами, Сергей такими вещами никогда не баловался! Не было у него никаких татуировок, это я вам точно говорю… А что, может, и не Сергей это вовсе? – спросила вдруг Антонина. – Если на том мужике татуировки обнаружились, то… Как вы считаете?
В голосе женщины Карпухину послышалась робкая надежда. Это показалось ему странным. Муж и жена прожили врозь много лет, вроде бы их ничего не должно связывать. Полетаев пил, вел себя отвратительно, дебоширил, и она, по ее же собственным словам, почувствовала огромное облегчение, когда удалось наконец выпихнуть супруга из квартиры. И все же, похоже, Антонина Полетаева и в самом деле не желала зла Сергею и его смерть сильно ее расстроила.
Странные все же бывают люди, подумал майор, прощаясь с ней на пороге.
Павел отнюдь не испытывал восторга по поводу поручения Андрея. В силу своей специальности ему приходилось общаться с разными людьми, многие из которых не вызывали симпатии, а некоторые даже откровенно пугали. Тем не менее с отбросами общества Павлу встречаться доводилось редко, учитывая тот факт, что он предпочитал передвигаться по городу на собственном автомобиле, в общественный транспорт заходил редко и посещал лишь определенные заведения общепита, к которым людям, подобным Ракитину, не подойти за версту.
Однако же дело есть дело, поэтому Павел не стал спорить, когда Андрей попросил его поговорить с приятелями Ракитина. Кобзев предвидел, что разговор получится нелегкий, продолжительный и малопродуктивный, потому что даже и не надеялся застать кого-то из этих людей трезвыми.
Предусмотрительно оставив свою «Вольво» за пару кварталов до ночлежки, Павел прошелся пешком. Единственный на весь огромный город приличный приют располагался в бывшем индустриальном центре, в ныне заброшенном районе, где простаивали заводы-гиганты, при советской власти знаменитые на всю страну. Большинство зданий вообще не функционировало, в некоторых располагались торговые точки, маленькие фирмы или сдавались помещения под офисы и склады. И среди всего этого «великолепия» находилось небольшое двухэтажное здание из красного кирпича. К удивлению Павла, оно, единственное из всего окружения, было прилично отремонтировано. Новые двери, на окнах – симпатичные шторы, за оградой – несколько столов для домино, столик для пинг-понга и беседка, где на лавочке сидел пожилой мужчина в лохмотьях, курил дурно пахнущую сигарету и читал позавчерашний выпуск «Комсомольской правды».
– Чем могу помочь? – раздался звонкий приветливый голос с сильным акцентом, едва Кобзев толкнул ворота и вошел во дворик.
Очевидно, женщина увидела его из окна и поспешила выйти. В ее глазах Павел прочел удивление: внешне он никак не походил на обычных посетителей ночлежки.
– Меня зовут Полин Драммонд, – улыбнувшись немного встревоженно, представилась женщина. – А вы…
Павел представился. Он старался говорить медленно, чтобы собеседница поняла его. По акценту Кобзев определил, что она, скорее всего, американка. Женщина подтвердила его догадку.
– Не трудитесь, – снова улыбнулась Полин. – Я в России давно и хорошо понимаю, хотя говорю не так отлично. Я начинала в таких местах, какие вам, наверное, даже не спались… То есть не снились. Здесь – просто курорт, если вы понимаете, о чем я.
Павел с тоской подумал о том, что за питерскими сирыми и убогими присматривает чужестранка. Она могла бы спокойно сидеть дома, есть гамбургеры и смотреть телевизор, но Полин Драммонд почему-то предпочла приехать в далекую Россию, где далеко не каждый оценит ее самопожертвование по достоинству. Что могло заставить эту женщину так поступить? Кобзев не смог удержаться от психоанализа, хотя и обещал себе этого не делать. Полин Драммонд была некрасива, но никто не назвал бы ее уродиной: полная, даже дебелая, слегка за сорок. Светлые волосы не красит, поэтому видны седые пряди. Стрижется, видимо, нечасто. Никакой косметики на лице, зато часто появляется улыбка, открывающая хорошие зубы натурального, желтовато-белого цвета. На пальце нет кольца, но Павел и без того мог бы поклясться, что Полин не замужем. Хорошая, одинокая женщина с нерастраченным чувством любви и нежности, дарящая его людям, которые в нем нуждаются.