Последний секрет Парацельса - Ирина Градова

– Он сегодня на семинаре. Кроме того, Павел решил, что ему нет особого смысла приходить, так как он еще не до конца выполнил свое задание. Завтра он планирует встретиться с теми, кто знал Олега Ракитина. А пока мы поговорим о том, что уже известно. Кое-какую информацию по Полетаеву Павел все же предоставил. Имея ее и результаты вскрытия Ракитина, уже можно провести параллели и сделать первичные выводы. Кроме того, Карпухин также выполнил свою часть работы и узнал о тех двоих, что умерли до этого, – Шамирове и Арбенине. Конечно, в их случае нам придется основываться лишь на словах тех, кто о них рассказал, но и это уже немало.

– Так что мы имеем в итоге? – поинтересовался Никита.

– Выясняя обстоятельства дела, мы пытались вычислить, что же общего у покойных. Разумеется, имея результаты вскрытия только по одному из них, многого сказать нельзя. Однако мы можем точно установить следующее. Все четверо отличались крепким здоровьем. Вы понимаете, что, живя на улице, трудно его сохранить, и тем не менее у этих ребят был прекрасный иммунитет к болезням, они, по словам знакомых, никогда не жаловались на плохое самочувствие. Более того, все отличались большой физической силой и выносливостью. Бомжи не очень любят разговаривать с милицией, поэтому, возможно, майору Карпухину не много удалось из них выудить, но все как один показали, что примерно за полгода до смерти Ракитин, Полетаев, Шамиров и Арбенин надолго пропали. Затем вернулись, но уже в гораздо лучшем состоянии, чем были, стали меньше пить или вообще перестали на какое-то время, у них откуда-то появились деньги. На вопросы приятелей отвечали неохотно, больше отшучивались, но и Ракитин, и, как выяснилось, Шамиров упоминали о каком-то враче, который запретил им выпивать и обещал давать деньги регулярно, если они согласятся на его условия. Какие именно условия, кроме отказа от горячительного, бомжи ответить затруднились. Леонид сказал, что самым странным во время вскрытия Ракитина ему показалось несоответствие паспортных данных и общего состояния организма, верно?

Кадреску склонил голову в знак согласия.

– Опрошенные приятели умерших также в один голос утверждают, что они стали выглядеть гораздо лучше, вернувшись после продолжительного отсутствия в компании бомжей.

– Неужели кто-то открыл санаторий для подобного рода людей? – усмехнулся Никита.

– Ага, – сказала я, – да еще, похоже, и приплачивал им за прохождение лечения – полный нонсенс!

– Может, и нонсенс, – согласился Лицкявичус, – но теперь очевидно: наши бомжи умерли не случайно, и мы с полным основанием можем считать их жертвами преступления.

– Преступления? – переспросила я. – Но в чем оно заключается? Да, причина смерти странная, практически невероятная, если учесть, что от нее умерли подряд четыре человека, однако произошло это в разных местах!

– Пропажа покойников из моргов говорит о многом, – возразил Леонид. – Кроме Ракитина, у нас нет ни одного тела для исследований, да и его умыкнули – слава богу, хоть вскрытие успели провести!

– Правильно, – кивнул Лицкявичус. – Кому-то очень не хотелось, чтобы причина смерти пациентов была установлена. Вы, Агния, совершенно правильно заметили: трое пациентов умерли в трех разных больницах. Само собой, ни одной больнице не выгодно, когда в ней по непонятным причинам умирают пациенты, но то, что схема действий в отношении тел одинакова, не оставляет сомнений. Надеюсь, вы не станете пытаться доказать сговор между больницами?

Я качнула головой, понимая, что это было бы просто глупо.

– Но пропажа тел говорит кое о чем еще, – добавил глава ОМР, скрестив руки на груди и присаживаясь на край стола.

– И о чем же? – вопросил Никита.

– О том, что кто-то следил за жертвами и, как только они умерли, начал действовать с целью предотвратить их вскрытие.

– Но зачем? – снова задал вопрос Никита. – С чем, собственно, мы имеем дело?

Лицкявичус опустил голову. С минуту он как будто внимательно разглядывал рисунок на линолеуме у себя под ногами, и мне показалось, что он не расслышал последних вопросов.

– Я кое о чем умолчал, – произнес он после довольно продолжительной паузы. – Это касается Армена Багдасаряна.

– Нашего патолога? – удивилась я.

Лицкявичус кивнул.

– Благослови Господь этого человека и его тягу к перестраховке. Только благодаря ему у нас есть хоть какая-то ниточка. К сожалению, сам Багдасарян все еще в состоянии искусственной комы в Поленовском институте, хотя у него довольно большие шансы на выздоровление. Дело в том, что вчера вечером Карпухину, который забрал дело о нападении на патологоанатома себе, так как связал его с нашим делом, позвонила жена Багдасаряна. Разбирая вещи мужа, которые не заинтересовали нападавшего, она обнаружила мобильный телефон. Если помните, у патолога забрали борсетку с ключами, деньгами и документами, но мобильник был у него во внутреннем кармане пиджака. Телефон имеет функцию встроенного диктофона с памятью, рассчитанной на три часа беспрерывной записи. Зная о привычке мужа записывать все свои действия, она прослушала память телефона и обнаружила кое-что интересное.

Мы все, включая Леонида, от обычной апатии которого не осталось и следа, заметно напряглись в ожидании продолжения.

– Багдасарян действительно успел провести вскрытие тела Полетаева, но ему не хватило времени, чтобы отправить образцы в лабораторию. И все же в записи есть нечто, что определенно связывает Ракитина и Полетаева: состояние их внутренних органов не соответствовало возрасту жертв. Более подробный отчет Багдасарян, скорее всего, написал от руки на бумаге, но он исчез вместе с телом, иначе мы имели бы гораздо больше материалов для исследования.

В кабинете снова повисло молчание.

– Ну и что? – решился прервать его Никита. – Это же ничего не объясняет, а только еще больше запутывает!

Лицкявичус обвел нас немигающим взглядом. Мне вспомнился киплинговский змей Каа: сейчас, как мне показалось, глава ОМР удивительно на него походил.

– Мои слова прозвучат дико, – сказал он, наконец, – но нужно произнести их вслух хотя бы для того, чтобы это осознать: кажется, мы имеем дело с каким-то экспериментом по… некосметическому омоложению.

Потрясенное молчание, которым мы встретили заявление главы ОМР, подтвердило его предположение: это прозвучало совершенно дико и неправдоподобно! Не дав никому из нас возможности возразить, Лицкявичус быстро продолжил:

– Это еще предстоит проверить, разумеется, да и Кобзев предоставил пока еще неполную информацию. Тем не менее надо двигаться в этом направлении…

– Постойте-постойте! – прервала я главу ОМР, вновь обретя голос. – Вы хотите сказать, что кто-то пользуется положением бомжей, незащищенных слоев населения, чтобы ставить эксперименты на людях?

– Именно так.

– Но… разве научно-исследовательские учреждения не обязаны получить соответствующие разрешения на проведение подобных исследований? Ведь это не так просто, так как требуется доказать безопасность опыта, верно? Кроме того, насколько я знаю, к такого рода деятельности обычно привлекаются добровольцы из числа военных или студентов, а никак не лица без определенного места жительства! Нужно тщательно отслеживать испытуемых, а как это сделать, если человек целыми днями бродит по городу в поисках пропитания или крыши над головой?

– Вот именно поэтому у меня возникло сомнение в том, что это исследование (если, конечно, мы признаем, что оно действительно имеет место) может проводиться официально. Значит, нужно искать среди частных медицинских учреждений. Бомжи, как вы совершенно правильно отметили, и в самом деле относятся к группе риска. Во-первых, им всегда нужны деньги. Во-вторых, с ними можно не заключать письменный договор, достаточно устного соглашения: разве бомж побежит в суд отстаивать свои права, если эксперимент провалится и он каким-то образом пострадает? Да и кто ему поверит, спрашивается? Более того, у таких людей либо нет родственников, которые могли бы за них вступиться, либо этим родственникам совершенно все равно, что с людьми станется. Значит, в случае чего никто их не хватится и не начнет копать, пытаясь выяснить истину.

Леонид беспокойно зашевелился. Я не впервые видела его в таком состоянии. Патологоанатом словно чувствовал себя не в своей тарелке при упоминании о деклассированных членах общества.

– Вы сказали, нужно искать среди частников, – произнесла я, отведя взгляд от Кадреску. – Вы представляете себе, сколько сейчас развелось негосударственных медицинских и научно-исследовательских учреждений?

– Вполне представляю, – ответил Лицкявичус, помахав у меня перед носом увесистой папкой. – Здесь сведения обо всех, включая научные и псевдонаучные, занимающиеся «медицинской эзотерикой», «медицинской астрологией» и прочей ересью. Что ж, придется проверить все – ничего не поделаешь! По крайней мере, у нас есть за что зацепиться. Агния, у вас ведь завтра свободный день?