Стертый мальчик - Гаррард Конли

Ты уже понял, как здесь непросто. Недостаточно просто верить в то, что ты изменишься. Необходимо приложить усилия, понимаешь? Если хочешь вылечиться до конца, ты должен дать волю сомнениям.

– Мне кажется, я только это и делаю, – ответил я, – постоянно сомневаюсь.

– Многие из тех, кто впервые попал сюда, не позволяли себе сомневаться, – сказал Д., понизив голос.

Бо́льшая часть группы осталась в зале, поэтому мы могли спокойно поговорить. На скамейке сидел только сгорбившийся Т. с нетронутой упаковкой крекеров с арахисовым маслом. Рукава его кардиганов были спущены, несмотря на жару. Похоже, он не собирался открывать крекеры, а тем более вступать с нами в разговор.

– Здесь поощряется не только сомнение. Просто люди тут слишком отчаянно пытаются найти ответ, но ты и сам это прекрасно знаешь.

Мне нравилось, как он изучает меня, словно я персонаж книги, человек с богатым внутренним миром. Прежде я ходил только на несколько вводных сеансов конверсионной терапии, которую мне назначили до приезда в ЛД, где психолог считал, что прекрасно понимает, что́ со мной не так; эмоции, которые я тогда испытывал, радикально отличались от того, что я чувствовал, читая хорошую книгу. В нашей церкви не поощрялась регулярная психотерапия; пастор верил: чтобы победить психическую и нравственную проблему, достаточно молитвы. Но для Д. терапия была делом привычным. Он считал, что людей нужно принимать целиком, со всеми недостатками. Мне хотелось спросить у него про любимые книги – вдруг он любит то же, что и я, – но разговоры о светской литературе были под запретом.

– Наверное, ты прав насчет сомнений, – сказал я. – Я не хочу вновь ошибиться. Я слишком часто ошибался.

– Нет, – сказал он. – Ты не похож на человека, который натворил делов. У людей, скрывающих свои проступки, особый взгляд.

Мы знали, что в группе есть бывшие педофилы, но открыто об этом никто не заявлял; лишь иногда мы слышали намеки от самых мрачных членов ЛД.

– Не хочу ничем делиться, – признался я. – Это слишком личное.

Не то чтобы я боялся признаваться в своих грехах, просто мне было стыдно рассказывать о нехватке опыта, или, если точнее, о нехватке моего участия в этом опыте. Как я мог раскрыть Д., что мой первый и единственный раз произошел против моей воли?

– Ты должен рассказать, – произнес Д., направляясь к раздвижной стеклянной двери. Он открыл ее, и в руки мне ударил поток холодного воздуха. – Это первый шаг к исцелению.

– А если ничего не получится? Вдруг это только сильнее меня запутает?

– Хороший вопрос, – сказал Д. и, на секунду обернувшись, вернулся в зал, к Смиду и всем остальным.

Смущение, похоже, было ключевым элементом на первом шаге. Благодаря этому смущению мы должны были увидеть, что вышли «из-под контроля», что нам необходимо положиться на Господа и на наставников. Вчера Смид попросил меня вспомнить, как я занимался спортом с отцом. Чувствовал ли я себя неловко? Получил ли достаточно грубых подзатыльников от отца? Искал ли любви, которую он не хотел мне давать? После нескольких вопросов я сам уже толком не помнил, что тогда чувствовал. Я и правда был не силен в спорте. И правда не любил играть в мяч с отцом во дворе. Если я и ловил брошенный мне мяч, то вскоре бросал перчатку на землю, и тот выскальзывал из ее кожаной хватки. Значило ли это, что я не наслаждался ощущением мягкой травы под ногами? Что мне не нравилось чувствовать жар солнца на лице и что голос отца не отдавался теплым трепетом в груди? Я больше не был ни в чем уверен.

В Библии часто говорится о жертве, о том, что, когда ты возьмешь крест и последуешь за Христом, мир тебя не поймет.

«Многие сочтут тебя скучным, – сказал отец в день моего крещения. – Они не поймут той глубокой радости, которая поселится в твоем сердце, решат, что ты сумасшедший».

Значило ли это, что и мы с отцом больше никогда не поймем друг друга? Иисус говорит в Евангелии от Матфея: «Ибо я пришел разделить человека с отцом его». И хотя я читал эти слова десятки раз, я не был уверен, что готов в самом деле отказаться от красоты сложных, запутанных отношений, о которых читал на занятиях по литературе. «Господи, – молился я в те первые несколько дней, – научи меня видеть разницу между красотой и злом».

В ЛД четко различали разницу. Почти на каждой из двухсот семидесяти четырех страниц справочника повторялась одна и та же мысль: чтобы быть непорочными, мы должны стать орудием, которое Господь сможет использовать ради наивысшего блага. Это означало, что для красоты, которую мы когда-то знали, не оставалось места. Любое привычное поведение, делавшее из нас нечто большее, чем просто орудие, рассматривалось как зависимость, развившаяся от вредных влияний из детства. Все это четко излагалось в рабочей тетради, посвященной зависимости.

Зависимость возникает из-за крайне искаженной системы верований. Наше сознание, падшее от рождения, естественно отдаляется от истины. Эта проблема свойственна всем. Однако под обманчивым или враждебным влиянием в детстве мы становимся уязвимы для многочисленных зависимостей.

Далее в рабочей тетради говорилось, что все греховное, сексуальное и аномальное в нашей жизни послано в мир дьяволом. В разделе, озаглавленном «Ты – плод этого мира (то есть самого дьявола)!», рассказывалось, что «Сатана – повелитель этого мира», что он владычествует над всем, что не исходит напрямую от церкви или Библии, что «этот мир устроен не по