Зимняя пекарня «Варежка с корицей» - Анна Кейв

Объективно, он не сделал мне ничего плохого. Он не типичный красавчик, который на самом деле оказывается противным человеком. Он хороший

Гуся: И тут правда. Просто они с Утенком по-разному выражают чувства к тебе. Все познается в сравнении

Дуся: Только как сравнить? Леша опережает Свята на несколько шагов и увеличивает дистанцию. Если сидеть и ждать поступков от Свята, так можно и Утенка проворонить. Вдруг это судьба?

Вареник: Утенок? Что-то не похож он на судьбу. Нам шестнадцать, о какой судьбе может идти речь?

Дуся: Про Свята ты совсем иначе говорила

Вареник: Там я говорила сердцем, а здесь головой. В таких делах нужно слушать именно сердце

Гуся: Сердце и подвести может. Одной любви мало, знаешь ли

Дуся: Поддерживаю! Сперва с милым и рай в шалаше, а потом окажется, что в этом шалаше холодно, дует, с потолка капает и муравьи завелись

Гуся: Вот поэтому нужен кто-то, кто хотя бы поставит ведро и принесет плед. А лучше – сделает шалаш с отоплением

Вареник: Вы из шутки сделали метафору моей личной жизни. Прекрасно. Спасибо, девочки

Дуся: Мы просто хотим, чтобы ты не попала в ситуацию «люблю, а он лайкает фотки одноклассницы с выпускного за прошлый год». Справедливости ради, Утенок и правда думает о ТЕБЕ

Гуся: И не только о тебе, но и твоей семье

Вареник: Вот только не надо из этого раздувать роман года. Он мне просто помог

Дуся: Хорошо, не будем на тебя давить

Гуся: Но мы еще вернемся к этому разговору! Не хочу, чтобы ты проворонила свою судьбу

Дуся: Или проутинила

Вареник: Ну вас, девочки! Я спать, спокойной ночи

Иногда, чтобы сделать правильный выбор, достаточно взглянуть на то, как кто-то держит твой мир, пока он разваливается. Но как договориться с собственным сердцем?

Я засыпаю, и мне снится странный сон: Леша и Свят тянут канат. Почему-то я уверена, что тот, кто выиграет, завладеет моим сердцем.

Песок под ногами – теплый, зыбкий. Они босиком, напряженные до дрожи, лица – красные, сосредоточенные, упрямые. Вот-вот один из них сдастся и отпустит канат. И это…

Свет. Не Свят, а свет. Причем у меня над головой.

Зажмурившись от яркой люстры, приподнимаюсь на локтях. Кто-то копошится, будто в панике. Медленно приоткрываю глаза, щурюсь. Мама. Она стоит босиком, растрепанная, даже не накинула халат поверх ночнушки. Сгорбилась у открытого шкафа, порывисто роется в ящиках.

– Пора вставать? – спрашиваю я и подношу запястье к глазам. Два часа ночи.

– Спи, – отстраненно бросает мама через плечо. Она вытаскивает светло-серую папку, в которой хранит все важные бумаги, даже мой паспорт. На случай пожара или другой экстренной ситуации проще и быстрее взять папку, нежели искать документы по всем ящикам.

Ничего не объясняя, мама вылетает в коридор, забыв выключить свет и закрыть дверь. Сажусь на диване и протираю глаза. Что-то случилось, но явно не пожар, иначе бы меня уже растормошили и вытолкнули из квартиры.

В коридоре какая-то возня вперемешку с охами и всхлипываниями. Да что происходит?! Выбегаю босиком из гостиной. Ника. Согнулась едва ли не пополам, белая как мел. Рома придерживает ее, а мама помогает одеться. Меня тут же пронзает страх.

Хлопает входная дверь – папа в куртке нараспашку и без шапки.

– Машину прогрел, можем ехать.

Мама командует:

– Спускайте Нику, я сейчас приду.

Она суетливо бегает, не зная, за что взяться – то ли колготки натянуть, то ли в первые попавшиеся штаны запрыгнуть. Я просто стою в коридоре и наблюдаю за происходящим. Что происходит? Нике еще рано рожать.

– Мам? – Ко мне возвращается голос только тогда, когда мама застегивает сапоги.

– У Ники живот болит, мы везем ее в больницу, – быстро поясняет она.

– Я тоже поеду!

– Некогда! – рявкает мама, срывающимся голосом.

Дернувшись, виновато съеживаюсь. Она права, нельзя тратить время и ждать, пока я соберусь. Нужно скорее отвезти Нику в больницу.

Входная дверь громко захлопывается, и я остаюсь в тишине, пропитанной тревогой и ожиданием.

«Довела сестру до слез, значит?»

Это я виновата.

Глава 16

Побег (не) из курятника

Записка от самой себя:

«Извините, я не могла остаться.

Меня ждут те, кого я люблю».

Лика больно пихает меня острым локтем. Ойкнув, шиплю на нее:

– Ты чего?!

Она молча кивает на Ольгу Игоревну. Та, слегка прищурившись, внимательно всматривается в меня.

– Варь, у тебя что-то случилось? – взволнованно спрашивает она.

– Эм… нет, – слишком резко качаю головой.

Ольга Игоревна сводит брови к переносице и спрашивает:

– Хочешь выйти к доске или поработаешь за партой?

Кажется, меня вызвали к доске, а я не обратила внимания из-за переживаний о Нике. Чувствую, как на меня косится весь класс, и съеживаюсь.

– А двойку не поставите?

– Не поставлю, – заверяет Ольга Игоревна. – Вера, пойдем решать задачу.

Вера пробует провернуть тот же трюк.

– А можно я тоже сегодня не буду выходить к доске?

– Нельзя, – отрезает Ольга Игоревна. – Ты долго пробыла на больничном, у тебя почти нет оценок. Скоро конец четверти!

Вера нехотя поднимается и ноет:

– У вас что, Варя в любимчиках?

– У Вари почти каждый день оценки, ей достаточно. Она целую четверть училась и заработала себе твердую пятерку. Старайся, и в следующей четверти я тебе тоже разрешу не выходить к доске.

– А можно авансом? – не сдается Вера.

Ольга Игоревна посылает ей красноречивый взгляд, и Вера, вздохнув, берет кусочек мела.

Лика сочувственно смотрит в спину подруги и с любопытством шепчет мне:

– Ты влюбилась?

– Почему у тебя всегда все сводится к одному? – морщусь я. – Может, у меня проблемы в семье?

У соседки вытягивается лицо. Она в замешательстве округляет глаза.

– Я просто спросила… Сидишь, ничего не слышишь. Я и подумала…

– Сперва научись думать, – огрызаюсь я.

Она обиженно дуется и до конца урока делает вид, что не замечает меня, даже не подсматривает в тетрадь, чтобы списать.

Я стараюсь переписывать с доски все, что мы сегодня проходим. Это единственное, на что у меня сейчас хватает сил. На решение задач просто нет ни энергии, ни головы. Только пытаюсь сосредоточиться на уравнении, как тревога тут же охватывает грудь, сердце начинает стучать чаще, будто нашептывает: «Твоя сестра в больнице, а ты сидишь и примеры решаешь».

Родители вернулись домой только к пяти утра, а Рома остался с Никой. Его сначала не хотели пускать в палату, даже пытались выставить, но он уперся – сказал, что не уйдет. В итоге охрана сдалась и разрешила ему остаться хотя бы в холле. «Если я ей понадоблюсь, поднимусь в ту же секунду», – объяснил он.

Повезло Нике с любимым человеком. Зато с сестрой не повезло.

До будильника так никто и не уснул. Мы сидели на кухне, пили остывший чай и нервно проверяли – нет ли сообщений от Ромы или Ники. Как сказала мама, у сестры какой-то «тонус». Что это значит, я не знаю, но ее оставили наблюдать.

Пропускаю звонок с урока мимо ушей. Так и сижу с отсутствующим выражением лица, пока Ольга Игоревна не начинает гладить меня по волосам. Даже не делает замечание, что я снова пришла с распущенными.

– Варюш, у тебя что-то в семье? – тихим ласковым тоном спрашивает она. – Если хочешь, можем поговорить, когда все выйдут. Я могу чем-то помочь?

Дернувшись, поднимаю на нее взгляд и выдавливаю вежливую улыбку.

– Спасибо, но помочь здесь смогут только врачи. Ника в больнице, я переживаю за нее.

Ольга Игоревна сочувственно кивает.

– Передай ей, пусть скорее поправляется. Я сейчас зайду в учительскую и попрошу, чтобы тебя сегодня не вызывали.

Такую поблажку до этого делали только Лике, когда у нее умер папа. Инфаркт. Тогда ее почти две недели не спрашивали, не трогали, не напоминали о домашке.

И тут до меня вдруг доходит. Она ставит меня рядом с Ликой. В одну категорию под страшным названием «Потеря близкого человека».

У меня в ушах начинает звенеть. Как будто кто-то резко включил белый шум: он давит, растет, глушит голос учительницы. Все вокруг будто на секунду расплывается, и я хватаюсь за край парты, чтобы не уплыть вместе с этим гулом.

А если Нике