Зимняя пекарня «Варежка с корицей» - Анна Кейв

действительно станет хуже? Она даже не отвечает на мои сообщения… Вдруг она винит во всем меня? Ведь это из-за меня она так перенервничала.

– Варь? – сквозь вату прорывается встревоженный голос Свята.

Все происходит как в замедленной съемке. Он складывает за меня учебные принадлежности в рюкзак, вешает себе на плечо, выводит из кабинета. В коридоре воздух более свежий. Школьники помладше бегают и кричат. Это отрезвляет меня, и я прихожу в себя. Не до конца, но соображать могу.

– Принести воды? Может, тебе надо что-нибудь поесть? Хочешь, схожу в буфет? – озабоченно спрашивает он.

Молча мотаю головой. Рядом с нами появляется Леша.

– Что там с Никой?

Я коротко пересказываю, что случилось ночью. Парни выслушивают меня и по мере рассказа хмурят брови.

– После уроков можем сходить к ней в больницу, – предлагает Свят.

– Не успеем. Приемные часы до трех, а у нас уроки.

– Можно прогулять, – пожимает плечами Леша. – А что? Тебя все равно сегодня спрашивать не будут, чего тебе просто так сидеть? Учителя поймут, если ты уйдешь пораньше.

А это мысль. И она мне нравится. Я даже робко улыбаюсь, тронутая их заботой.

– Пойду отпрошусь у Ларисы Вадимовны, – согласно киваю я.

– Тогда забросим рюкзаки домой, купим гостинцы и рванем к Нике, – решает Утенок.

Свят, замявшись, испуганно бегает глазами между мной и Лешей.

– Я пас, ребят. Варь, извини, но я не могу прогулять школу. – Он дотрагивается до моей руки и некрепко сжимает. – Пусть сестра поправляется.

Звонок разрывает наши руки. Свят, виновато улыбнувшись, спешно направляется к соседнему кабинету, оставив мой рюкзак на лавочке. Мы с Лешей остаемся одни в коридоре.

И снова рядом со мной Леша, а не Свят. Но я не могу винить его в том, что он не стал прогуливать ради меня уроки.

– Ой, а как я теперь отпрошусь? – Спохватившись, смотрю на закрытую дверь кабинета биологии. Слышно, как Лариса Вадимовна начала объяснять новую тему.

– Я могу постучать и попросить ее выйти, – предлагает Леша. – Или просто напиши ей, и все.

Выбираю второе. Если она увидит Лешу, то отправит его на урок. Это был бы неплохой способ избавиться от него, но я не хочу. Пусть поедет вместе со мной. С ним не так страшно.

Чуть больше чем через час мы добираемся до больницы. Все это время Леша не затыкался, как назойливое радио в машине, – вроде и надоело, а выключишь, сразу скучно становится.

В холле сталкиваемся с Ромой. Волосы растрепаны, вид такой, будто он не спал лет десять, а не одну ночь.

– К Нике можно? – с ходу спрашиваю его.

– Можно, я только что от нее, – кивает он, поглядывая на Лешу. Тот стоит чуть в стороне с пакетом фруктов и сладостей.

– Уже уходишь?

Он натягивает шапку.

– Пора на смену. Не хотел уходить, но Ника настояла. Сказала, что я все равно ей ничем не помогу, а она будет чувствовать себя виноватой, если я и дальше буду сидеть в холле.

Вот такая у нас Ника. Обо всех подумает, о каждом позаботится. А потом на нервной почве попадает в больницу.

Махнув друг другу, расходимся. Рома убегает в кинотеатр, а мы с Лешей поднимаемся на третий этаж. Больница огромная: из нескольких корпусов, соединенных крытыми переходами. Из-за этого мы еще двадцать минут плутаем и в каждом попавшемся отделении спрашиваем, не здесь ли лежит Вероника Салия. Только после того, как Леша спрашивает, почему Ника не взяла фамилию Ромы, я вспоминаю, что она уже полгода как Левич. Приходится возвращаться и заново всех опрашивать.

Наконец нам удается найти Нику. Правда, в палату к ней пускают только меня, как сестру. Лешу приходится оставить за дверью, чтобы он не смущал пациенток и не мешал медперсоналу.

Ника лежит в общей палате аж на восемь человек. Но в остальном здесь не так страшно, как я представляла. Свежий ремонт, чистенько, а в коридоре вкусно пахнет гречкой с гуляшом.

Сестра встречает меня в махровом халате, лежа на койке. Она уже не такая бледная, как ночью, но выглядит слабой. Осмотревшись, не нахожу ни одного стула и сажусь рядом с ней.

– Сколько у тебя было уроков? – удивляется Ника, смотря на время.

– Сегодня был сокращенный день, – вру я, чтобы еще больше не волновать Нику. – Лариса Вадимовна сказала, что в школу приезжает проверка, поэтому нас отпустили пораньше.

– Когда я училась, такое тоже пару раз было, – вспоминает Ника, не заподозрив меня во лжи.

Пакет оттягивает руки, и я начинаю перекладывать из него гостинцы в прикроватную тумбочку.

– Здесь мандарины и яблоки, я их уже помыла. Еще взяла твою любимую минералку, орехи и вяленые бананы, – перечисляю я. – Гранатовый сок для гемоглобина, мармеладки, зефир в шоколаде и пряники с цукатами. Все, что ты любишь.

Ника ужасается:

– Куда столько всего? Ты что, потратила все карманные деньги, которые копила на «Тайного Санту»?

Отмахиваюсь, стараясь вложить в этот жест побольше беспечности.

– Здесь все по акции! И это не от меня одной, еще Леша Утенок вложился. Можешь считать, это от нас двоих.

Ника хитро улыбается, а в ее глазах пляшут знакомые озорные искорки.

– Леша Утенок, значит?

Стушевавшись, бурчу:

– Не могла же я сама тащить пакет, ты видела, какой он огромный? Утенок просто помог.

– Как вчера? – не унимается Ника. Она чуть приподнимается на локтях, и я помогаю ей поправить подушку. Благодарно улыбнувшись, она облокачивается на нее.

– Вижу, тебе уже лучше, – перевожу я тему. По улыбке сестры понимаю, что она раскусила мою уловку, но решила подыграть.

– Лучше. Живот уже не болит, но надо немного полежать в больнице.

– Что-то серьезное? – Кусаю губы.

– Нет, совсем нет! – заверяет Ника. – Такое у каждой беременной может случиться. Главное, вовремя обратиться к врачу.

Ну вот опять! Ника не хочет, чтобы за нее волновались, поэтому и Рому отправила на работу, и меня убеждает, что все в порядке. А сама наверняка не спала и мучилась переживаниями.

Беру ее за руку. Ладонь холодная и немного липкая, как бывает, когда плохо себя чувствуешь.

– Ты не должна держать все в себе, – говорю я. Помолчав, задаю вопрос, на который боюсь получить ответ: – Это из-за меня?

Ника распахивает ясные глаза в изумлении.

– Из-за тебя? Варежка, ну ты чего? Я же сказала, такое может случиться с каждой.

– Но случилось-то из-за того, что ты перенервничала, – настаиваю я, сокрушаясь. – Сперва эти кексы, потом я не хотела называть пол…

Ника вздыхает и сжимает мою руку, словно мы поменялись местами. Теперь не я ее подбадриваю, а она меня утешает.

– Да, я переволновалась. Но совсем не из-за тебя. Я начала нервничать еще на УЗИ, когда врач сказал, что виден пол. Мне очень хотелось узнать, кто же будет: я полдня была на эмоциях. Не стоило мне затевать «гендер-пати», нужно было прямо у врача и узнать. Никто не виноват, Варь.

Мне хочется верить, но в горле все равно стоит ком.

– И ты не сердишься на меня? – как-то совсем по-детски спрашиваю я.

Она гладит меня по щеке.

– Не сержусь. Честно-честно. Я очень рада, что у меня такая заботливая младшая сестра. Я тебя очень люблю. Даже когда ты устраиваешь рев на весь подъезд.

Мы обе хихикаем, и напряжение понемногу уходит. Я вытаскиваю из пакетика зефир и кладу его на салфетку. Он слегка приплюснутый, шоколадная глазурь местами откололась, но пахнет вкусно – ванилью и детством.

– Так, говоришь, Леша пришел с тобой? – Ника возвращается к теме, и я понимаю, что разговора не избежать. Она заворачивает зефир и пару пряников в салфетку. – Передай ему, небось, стоит там голодный.

– В «Варежке» перекусит, – ворчу я, но кулек беру.

Ника вдруг становится серьезнее, только легкий румянец появляется на щеках.

– Знаешь, а он хороший. Может, и шутит много, но сердце у него очень доброе.

– Тебе-то откуда знать, это я с ним десятый год в одном классе, а не ты. – Пытаюсь спрятать покрасневшие щеки за волосами, но слабо получается.

– Я его тоже неплохо знаю. Когда я работала вожатой в летнем лагере, он был в моем отряде. Две смены подряд, между прочим.

– Правда? – У меня выгибается бровь. – А я и не знала.

– Ты ему давно нравишься, – лукаво улыбается она.