Высокий свет. Стихи - Айрат Мударисович Сулейманов

немец я.

Белокурый, статный, чернобровый.

Но была такою мать моя.

Русская, и звать ее – Татьяна.

Я в нее и ликом, и душой.

Никакие дали океана

Не закроют думам путь домой.

Я валялся по сырым окопам

Первой мировой… И вот опять

Свастика паучья лезет скопом

Мир свободы под себя подмять.

Раскусил я Ницше и гнилую,

Злую философию его.

Нет превыше в мире ничего,

Чем бороться с ней, пока живу я.

Все понять и распознать нацелясь,

Чтоб поработителей в упор

Беспощадно бить,

Мне Маркс и Энгельс

Приоткрыли наконец-то взор.

И когда понятной стала цель моя,

Правда приоткрылась надо мной,

Я пошел вперед дорогой Тельмана,

Приближаясь к истине земной…»

Коммунистом стал. И вот сумел он

Мировую истину постичь,

Ту, которую решительно и смело

Выдал людям наш родной Ильич.

Истина бессмертна. И нетленен

Обретенный путь через года.

В мыслях у него – идеи Ленина,

В сердце тоже – Ленин навсегда.

      III

Говорят, коль с волками жить,

То придется по-волчьи выть.

Лучшим другом своим до конца

Довелось называть подлеца.

Приходилось липкие, грязные

Пальцы Геббельсу пожимать

И ночами «Майн кампфы» разные

С отвращением изучать.

Он рисково входил в доверие,

То смеялся, то лез на рога,

Чтоб открыть потайные двери

К тайне тайн рокового врага.

А потом с удилишкой и ранцем

В утлой лодке навстречу грозе

Выплывал в океан. И рация

Выбивала свое морзе,

Выбивала тире и точки,

Будоража ночной эфир.

– Срочно, срочно!

Слышите, срочно!

Гитлер скоро нарушит мир.

Сообщите, что торопиться

Надо нам и успеть закрыть

Неприступной стеной границы,

Чтоб удар врага упредить…

И летят, и летят до рассвета

Зашифрованные слова.

Сообщение есть, но ответа

Нет и нет.

Почему же Москва

Все не шлет свой ответ Рамзаю?

Враг коварный стране грозит!

И Рамзай, рукой разрезая

Мокрый воздух, одно твердит:

– Макс! Что б ни было, что бы ни вышло,

Макс! Прошу тебя, передай,

Что война над страной повисла, -

Утверждает, скажи, Рамзай!

Снова Макс колдует над рацией,

Снова дятлом стучит его ключ.

Вдруг ответ: «Не волнуйтесь, братцы, -

Над границами нету туч».

«Боже мой!» – негодует Зорге.

Сколько риска и сколько бед

Вынес он, чтобы взглядом зорким

Распознать все и дать ответ

На загадки военной тайны!..

Рихард воздух ладонью рвет:

– Макс! В последний раз передай ты,

Что война стоит у ворот!

Ти-ти-тати! – летит по эфиру.

Иль стучит это сердце его?

Остается недолгому миру

Жить покойно три дня всего.

      IV

Знойным летом, в преддверье июля,

Чуть рассвет загорелся вдали,

Смертоносно вонзились пули

И снаряды во грудь земли.

Позабыли счастливые дети

Дни былых беззаботных утех,

И уже не звенит на рассвете

Их бубенчато-радостный смех.

Серый пепел пылит над деревнями,

Над просторами – плач матерей,

И округ под соборами древними

Стонут узники концлагерей.

Дым из труб крематориев черен

И от крови людской густо-ал.

Тот, кто был для врага непокорен,

В раскаленную печь попадал.

И горюют багровые зорьки,

Занавесил их сумрачный чад.

Сердцем все это чувствует Зорге,

Трудно скрыть

Гневом налитый взгляд.

Так и тянет его к автомату,

Врукопашную б ринуться, в бой.

О, как требуются солдаты

Этой осенью под Москвой!

Сердцем тянется в битву… Но он-то

Понимал досконально и знал,

Что солдатами тайного фронта

Упреждается огненный шквал,

Что разведчики планы срывают

У врага. Это их ремесло.

Успокоился Зорге, скрывает

За улыбкой жестокое зло.

Знает он, что на Родине кровли

И земля под бомбежкой горят.

У Москвы, истекающий кровью,

Бьется насмерть советский солдат.

Рихард горестно слушает сводки

О тяжелых сраженьях войны,

Вновь ночами выходит на лодке

На простор океанской волны.

В самый огненный час испытаний

Получает он главный приказ:

«Очень срочно! Узнать попытайтесь –

Не пойдут ли японцы на нас?»

Он спешил. Он работал. И понял

Непреложную сущность одну,

Что на Дальнем Востоке Япония

Не развяжет покуда войну,

Ибо нет, не забыли уроки

Халхин-Гола… И можно теперь

Мощь, стоящую здесь, на Востоке,

Переправить к Москве без потерь.

Эту тайную весть сокровенно

Передали Рамзаю друзья.

Надо действовать, надо мгновенно

Прорадировать.

Медлить нельзя!

Передать этот факт, самый главный!

Вот опять с неопознанных мест

Полетел до Москвы златоглавой

Через даль зашифрованный текст.

Эти данные стоят дивизий

И составов, летящих вперед,

Ближе к фронту, где, яростью движим,

Бьется в схватке советский народ.

На Москву все коварней и шире

Рвется враг, ощетиня штыки.

Но туда из далекой Сибири

На подмогу подходят полки.

Эшелоны летят, эшелоны

Все на Запад, на Запад летят.

Над Кремлем купола, как шеломы,

Ожидающе грозно блестят.

Вал за валом, взметнувшись высоко,

Покатился железный прибой.

Подоспевшая сила с Востока

Поднялась в сокрушительный бой.

И солдаты врага покарали,

Под Москвой поутихла гроза.

И у Рихарда вновь заиграли

Голубые с отливом глаза.

Ключ Морзе торжествует победу,

И как музыка рации стук…

Но уже по сторожкому следу

Пеленгаторы рыщут вокруг.

Но уже, как охоту на зверя,

Полицейские стаи чинят.

В оглушительном окрике двери

Зорге слышит ружейный приклад.

Криком, руганью, ветром пахнуло

Над открытой его головой,

А к груди пистолетное дуло

Ткнулось холодом стали чужой.

      V

Сугамод – роковая темница.

Нет оттуда возврата назад.

За тюремной решеткой томится

Рихард Зорге – советский солдат.

Он не сломлен, как ветка сырая,

Не трепещет, как сорванный лист.

– Кто ты? Кто? – голосят самураи.

А в ответ им летит:

– Коммунист!

Я – солдат трудового народа,

Сын великой советской страны,

За рассветы ее и свободу

Жизни лучших сынов отданы.

Будто молниями прокурора

Обожгло. Задыхаясь во зле,

Он кричит,

И тюремная свора

Потащила Рамзая к петле.

Величаво встает на подмостки,

Исполином, превыше всего.

Подмосковные девы-березки

Промелькнули в глазах у него.

И куранты над ним прозвучали,

И со Спаса мелькнули лучи.

Ни единственной капли печали

Не заметили в нем палачи.

Он стоял, молодой и красивый,

Молча, голосом сердца, просил:

– Не забудь меня, слышишь, Россия,

Все, что мог, для тебя я свершил!..

Поразвеялись личные беды,

Будто нету на шее ремня,

Будто шел он Парадом Победы

У отеческих башен Кремля.

Из-под ног его мрачно и грубо

Выбил шаткий помост самурай.

Посиневшие гордые губы

Прошептали:

– Отчизна, прощай…

      VI

…По Уфе-красавице шагаю,

Горд, что здесь я вырос и живу,

И невольно трепетно слагаю

О Герое новую главу.

Поздней ночью иль на ранней зорьке

У себя, в моем родном краю,

Каждый раз опять встречаюсь