Избушка на костях - Ксения Власова

впилось в меня. Я отмахнулась от него, понимая: большего мне не скажут. Яге по нраву загадки. Я вновь покосилась на притихшие тени:

– Они чего-то жаждут от меня?

– И да и нет. – Яга задумчиво подперла указательным пальцем щеку. Чуть заостренный драгоценный камень на кольце впился в подбородок, да так, что наверняка на чувствительной коже останется след. – Ну а теперь, когда ты получила ответы, я тоже задам вопрос. Ты знаешь, каким он будет?

Я молча кивнула.

– Все равно его задам, так вернее будет. – Яга помолчала, всматриваясь в огонь, пляшущий на моих пальцах. В ее глазах отразились его блики и, кажется, даже я сама. – Пойдешь ко мне ученицей?

Я ждала этих слов. Все, что им предшествовало, было лишь преддверием большого пути. Так крестьянин готовит землю, перед тем как бросить в нее зерна. Меня охватило ясное понимание неумолимости того, что происходит. Моя жизнь в деревне, смерть матушки, кровь, упавшая на огарок, – все это словно сплетенные между собой части одной цепи. Каждое звено точно на своем месте.

– Выбирай, – негромко проговорила Яга, вторя моим мыслям. – Ты стоишь на развилке. Свернуть с выбранной дороги будет непросто.

Повисла такая звенящая тишина, что, кажется, я расслышала удары собственного сердца, бешено зашедшегося в груди. Позабыв об огне на пальцах, я потянулась к занывшим вискам. Пламя с шипением перекинулось на волосы, но не тронуло их. В моей темной косе огненными ящерками промелькнули ярко-алые и оранжевые всполохи. К счастью, к аромату трав, плывущему по комнатушке, не прибавился запах паленых волос.

Я могу развернуться и уйти. Все ответы, словно спелые яблоки, лежат в моей корзинке. Чутье подсказывает, что мне еще предстоит перебрать их, поднося каждое к носу и вдыхая сладковато-колдовской аромат, прежде чем надкусить. Но что-то внутри меня, та самая суть, скрывающаяся в дальних уголках души, несмело выглядывала из темноты. Она смотрела на меня желтыми звериными глазами – глазами волка, которого я встретила сегодня в горнице.

Свобода? Я жажду обрести свободу?

– Слушай себя, девочка. – Слова Яги снова упали в тишину, расколов ее, словно хрупкую чашу. В десятке разлетевшихся глиняных кусочков я увидела свое отражение. – Позволь сердцу указать путь. Разум обманет, сердце – никогда.

Если я стану ведьмой, сможет ли Тим остаться подле меня? Будем ли мы вместе?

Круговерть троп замелькала передо мной. Каждое отражение в осколке – как выбранная доля. Вот я ведьма в избушке на костях – одинокая, но могущественная, пред которой преклоняют головы князья. Вот я тоже ведьма, но рядом со мной, крепко держа за руку, стоит Тим. А вот доля, где мы с ним вместе живем в городе и растим детей, а колдовской дар оставлен далеко-далеко в лесу, закопан глубоко под землю и присыпан пылью костей.

Ко мне тянулись десятки рук – детей, Тима, матушки, Яги и… теней. Их когти царапали стены, оставляя глубокие борозды. По комнате пронеслись тихие всхлипы. Я моргнула, и дурман рассеялся, испарился, как роса поутру.

– Себя выбирай, не других, – с легким укором обронила Яга. Она все так же сидела на лавке, словно с ее вопроса прошло несколько мгновений, а не утекло несколько лет, как мне показалось. – Прежде чем чужую ношу брать, убедись, что своя не придавит.

Выбор. Такое простое короткое слово. Почему же оно такой тяжестью ложится на плечи?

И снова перед глазами предстал образ волка, взирающего на меня умными желтыми глазами. Он чуть повел ухом и тихо рыкнул. Волк был словно живой, из плоти и крови. Прикосновение теплой серой шерсти ощущалось как настоящее. Ухватившись за загривок, я вдруг оказалась в лесу, наполненном шорохом листвы, гвалтом птиц и ароматом трав. Под босыми ногами ласково скользила зеленая трава, молодой ручей звенел где-то совсем рядом, а солнце, проглядывающее сквозь кроны деревьев, звало куда-то. В ушах зазвучала знакомая мелодия – отголоски колыбельной, что пела мне матушка. На душе диковинным цветком распускалось умиротворение.

Миг, и все исчезло. Остались только я, Яга и сухой подвал без окон. Я судорожно сглотнула и потрясла головой. Видения становились все ярче. Однажды я могу спутать их с явью.

Молчание затягивалось, как леска на шее. Стало настолько невмоготу, что душа жаждала облегчения. Все что угодно, лишь бы прекратить эту муку.

– Что надумала, ведьма костяная?

В голосе Яги не звучало нетерпения. Лишь глухая усталость, без примеси звенящего любопытства. Льдистые глаза смотрели на меня с легким прищуром.

И я решилась. Как будто прыгнула в омут с головой, не зная ни глубины, ни силы течения.

– Научи меня.

На плохо слушающихся ногах я медленно поднялась с пола, а затем поклонилась Яге – в пояс, с той учтивостью, с которой обращаются к старшему в роду. В моем случае – к старшей.

– Научу, – тихо пообещала Яга. – Расскажу обо всем, что сама ведаю.

Наши взгляды встретились. Круговерть сверкающих осколков судьбы осыпалась под ноги блестящими кусочками. На их гладкой поверхности невозможно было рассмотреть ни одного отражения. Их вымыло потоком реки, в которую я вступила.

Оставалось надеяться, что поднявшийся водоворот не утянет меня на глубокое илистое дно, усыпанное бренными останками тех, кто тоже выбрал этот путь.

Глава 8

За окном уже сгущались сумерки, когда мы с Ягой поднялись в трапезную. Там нас уже ждали. Ворон, прогуливающийся по длинному пустому столу, накрытому скатертью, каркнул и взвился к потолку, чтобы затем опуститься на плечо к Яге.

– Мой ты хороший, – проворковала она. – Уже вернулся!

– Давно тебя дожидается, – радостно подтвердил Кощей, поднимаясь с лавки. – Полез было в подпол, крышку когтями скреб, но я не пустил.

– Правильно, – одобрила Яга, ласково почесывая шею ворона. – Мы с Василисой травы перебирали. В этом деле важны тишина и спокойный ум.

Ворон переступил с лапы на лапу и тихо каркнул, склонившись к самому уху Яги. Казалось, птица что-то нашептывает своей хозяйке. Отблески свечей заиграли на черном оперении золотыми масляными бликами. Я перевела взгляд с ворона на Тима и улыбнулась, когда наши глаза встретились. Усталость, сомнения, тяжесть выбора – все это будто забылось, промелькнуло, как медь монет, отложенных на черный день и спрятанных в сундучке.

– Ну, садитесь за стол! – нетерпеливо сказал Кощей. – Иль вы совсем не голодны?

Яга улыбнулась. На мгновение ее лицо преобразилось. Спокойствие, смешанное с легким равнодушием, уступило место некому озорству, свойственному совсем молодым девушкам на выданье. Щеки тронул румянец, отчетливо обозначивший игривые яблочки. Холодная красота Яги вдруг налилась теплыми мягкими красками.

– Лишь бы живот набить, – пробормотала она.

– Так ведь твой живот, душа моя, – промурлыкал Кощей так сокровенно, будто кроме них двоих в трапезной никого и не было. – У тебя ведь с утра и маковой росинки во рту не было. А ну как отощаешь и захвораешь?

От этих слов и еще более – от взгляда Кощея, направленного, точно стрела умелой рукой, прямо в одну цель – на Ягу, – мне стало неловко. Будто в чужие окна заглянула и увидела, как пара голубков милуется. В нежной заботе, исходящей от Кощея, как пар от пирогов из печи, было что-то еще – трудно угадываемое, едва уловимое. Бывает так: подносишь к лицу букет сухоцветов и не можешь угадать, что придает ему особый, отличный от прочих, аромат. Одно я понимала: это не любовь. Ягу и Кощея связывает нечто гораздо большее и меньшее одновременно.

– Мягко стелешь, милый, – усмехнулась Яга, но на лавку опустилась. – Ох, мягко!

Я следом нырнула за стол. Успела осторожно дотронуться до ладони Тима и вздрогнуть, когда его теплые пальцы обхватили и сжали мои. От столь родного, хорошо знакомого касания на душе расплесканной краской растеклось счастье. Миг я ощущала его остро, будто лезвие ножа, приставленного к горлу, а затем чувство стало тише, слабее, пока не превратилось в слабые отголоски. Но даже их хватало, чтобы покрываться мурашками, стоило большому пальцу Тима начать поглаживать тыльную сторону моей ладони.

– Все для тебя, душа моя, все! – проговорил Кощей и, отвлекшись от Яги, посмотрел на меня. – Есть пожелания, гости дорогие? Чего хотите: пирогов, супов, а может быть, медовухи?

Мы с Тимом неопределенно пожали плечами. Я, не чувствовавшая до этого мига голода, подумала, что могу и черствый хлеб погрызть, лишь бы заполнить сосущую пустоту в животе.

– Плохо, – поучительно сказал Кощей и наставил на меня указательный палец. Я успела рассмотреть розовый, аккуратно подстриженный ноготь, прежде чем Тим, поморщившись, выставил вперед