Избушка на костях - Ксения Власова

– Судьба не даровала мне сыновей, одной только дочерью наградила. Я не роптал до этого часа, с ласкою и заботой относился к единственному чаду. Но дочь вошла в пору, когда к ней сватаются женихи.

– А ты не рад?

– Рад был бы, да только в приданое к ней идет большая часть моих земель.

– Тех, что тебе дали за жену, когда ты сам сватался?

Чужеземный князь не дрогнул, лишь ненадолго потемнел лицом: то ли от переживаний, то ли от непристойности разговора. Мыслимо ли это – намекать достойному мужу, что благосостояние его нажито приданым жены?

– Тех самых, тех самых.

Яга пожала плечами.

– Так оставь дочь в семье, пусть при тебе живет.

– Я не могу разгневать короля. Он требует немедля сыграть свадьбу.

– За кого отдают твою дочь? Если человек он честный, не возьмет больше положенного.

– Муж он отважный, хозяйка, но едва ли добросердечный. Славу он в битвах завоевал, тем и пленил сердце короля.

Яга поморщилась, будто глотнула горького отвара. Слова ее засочились ядом:

– Коль он ему так мил, сам бы и женился. А то гонит девку под венец… Она-то хочет женой стать?

Чужеземный князь смешался, будто слов не разобрал. Склонил голову, потер ухо, а в глазах его, как рыба в озере, заплескалось недоумение.

– Дочь моя?

– Да-да, она.

Настроение Яги резко, будто погода в певучие капели, переменилось. Глаза стали колкими, как снег в сильный буран.

– Не знаю, хозяйка. Да и не имеет это значения. Важно другое.

В голосе чужеземного князя проступило раздражение учителя, принявшегося объяснять урок глупому неучу. Я сама в школу не ходила, но грамоте обучался Тим. Вот по его рассказам и помню.

– И что же важно? – неохотно, будто уже зная ответ, спросила Яга.

Веретено в ее руке закружилось с бешеной скоростью.

– Земли мои важны, – ответил чужеземный князь. – Научи меня, хозяйка, как дочь замуж не выдать, короля не разгневать, а свое добро сохранить.

– Многого, ох, многого просишь. – Яга покачала головой и вдруг улыбнулась. Так скалится лиса за миг до того, как набросится на зазевавшегося зайца. Я едва не отступила за трон, чтобы спрятаться за широкую резную спинку. – Но я тоже не лыком шита. Знаю, знаю средство верное!

Веретено, с легким жужжанием танцевавшее все это время, резко остановилось.

Яга сделала чужеземному князю знак подойти. Тот послушно приблизился и замер в полупоклоне.

– Слушай внимательно да запоминай. Возьмешь веретено мое костяное. Ровно в полночь, в самое темное время ночи, дочь твоя уколет им палец. Кровь окрасит кость, и в тот же миг девушка уснет. Ничто ее не сможет разбудить, кроме одного – любви.

– У нас не терпят колдовства, хозяйка. Сожгут ее или сочтут мертвой и похоронят.

– Коли и так, тебе-то какое дело? Дочь твою под венец не вытолкнуть, а иначе тебя в опалу изгнать – дело хлопотное. Пока суть да дело, глядишь, чего изменится. Может, люб станешь своему королю, может, король сменится. А то и сын у тебя родится и положение твое укрепит, кто знает?

Яга с прищуром смотрела на чужеземного князя. В ладони ее тускло поблескивало костяное веретено с острым наконечником. Мне до одури стало жаль бедную княжну: ее уморят долей хуже смерти, уберут, как досадное препятствие с пути. Долго ли она будет спать, да и позволят ли? В землю сырую закопают и даже рябинку сверху не посадят.

Я украдкой смахнула скатившуюся по щеке слезинку. Глупо это – тревожиться за тех, кого не знаешь.

– Благодарю, хозяйка! – донесся довольный голос князя. – Убить родное дитя своей рукой я бы не смог, а вот…

«Чужой?» – едва не сорвалось с моих уст.

Наученная опытом, я с силой прикусила язык и тихо зашипела от боли, как раздраженная кошка. Ворон покосился на меня, переступил с лапы на лапу и отвернулся.

– …ворожба здесь к месту будет.

Ладонь чужеземного князя уверенно сомкнулась на веретене, принимая подарок. Яга чуть склонила голову, всматриваясь в неприкрытую, детскую радость гостя, словно в отражение незримых вод. Я привстала на цыпочки, думая углядеть то, что увидела хозяйка терема, но тщетно. Этот миг, протянувшийся между нами как длинная, звенящая от натяжения нить, прервал Кощей. Он хлопнул в ладоши раз, два, а затем принялся рукоплескать с такой силой, что захотелось прикрыть уши. Его красивое лицо снова озарила улыбка – солнечная, теплая, согревающая. Она коснулась сердца каждого в горнице и нашла отражение в глазах гостей.

– Благодарствуем тебе, хозяйка!

– Здоровьица тебе, родная!

– Не забудем слово твое зоркое!

– Совет твой драгоценный!

Гвалт поднялся, как после представления скоморохов. Одобрение, облегчение, удовлетворение – все смешалось в один неясный гул. Яга поднялась с табурета и, взяв сотканное покрывало в правую руку, левой махнула:

– Идите с миром, князья.

Те попятились к двери. Их резвости позавидовали бы и голодные звери лесные. Даже они не сумели бы так быстро унести ноги. Боялись князья Ягу, ох боялись! И все равно шли к ней на поклон.

– Князь Святослав, подожди.

Спина одного из гостей, почти исчезнувшего в дверях, дрогнула. Князь замялся на пороге, будто колебался, но все же возвратился. Раздался шелест его неспешных шагов: подол длинного, расшитого золотом плаща тихо прошуршал по ковру. На сафьяновых сапожках с россыпью самоцветов на носках заиграло солнце, заглянувшее в распахнутое окно и тут же скрывшееся за сизыми тучами.

– Знаю, матушка твоя больна.

– Откуда, хозяюшка?

Ставни дрогнули от порыва ветра. Я втянула носом воздух: запахло скорой грозой. В горнице потемнело.

Яга провела ладонью в воздухе. Ее пальцы точно струны гуслей перебрали. Нить, которую она вытянула на прялке, сплелась в причудливый узор. Тот разрастался все больше и больше, пока не превратился в… покрывало! Да какое: тонкое, изящное, теплое. Красивое, глаз не отвести.

Яга покрутила его в руках, с удовлетворением хмыкнула и отложила в сторонку.

– Слухами земля полнится. Вот, возьми. – Яга протянула князю покрывало. – Пусть согреет ее.

По углам заскользили тени. Одна из них метнулась ко мне. Ее когти почти сомкнулись на лодыжке, но сидевший на троне ворон громко каркнул. От резкого звука отшатнулись и я, и тень.

Князь с Ягой даже не обернулись.

– Благодарствую.

– Не о тебе беспокоюсь – о матушке твоей.

Князь Святослав поклонился в пояс, принял покрывало и торопливо, не стараясь сохранить лицо, ринулся к двери. Вскоре его шаги стихли где-то в коридоре. В горнице остались вчетвером: Яга с Кощеем да мы с Тимом.

– Наконец-то балаган этот закончен.

Яга потерла затекшую шею. Осторожно повернула голову влево-вправо и потянулась к роскошному венцу. Жалобно зазвенели жемчужные нити.

– Ты была неподражаема, отрада моего сердца! Эти князья…

Кощей замер на полуслове. Ему в руки лег венец.

– Ух, тяжелый, зараза! – Яга поправила косу, пригладила серебристые волосы и обернулась ко мне. Льдистые глаза впились в мое лицо, будто осколки стекла в нежную кожу. – Ну, ведьма молодая, в силу не вошедшая, надумала? Останешься или домой воротишься?

Грудь сдавило от волнения. Я знала, что ради этого мгновения проделала столь долгий путь, и все равно колебалась. Казалось, ступлю в эту реку, и дороги назад не будет: плотину снесет мощный чистый поток, все вымоет вода и следа от прежней жизни не оставит. Я подняла взгляд к потолку, с которого на меня глазели расписные, поражающие буйством красок птицы. Живая, с черным оперением, тоже поглядывала на меня со спинки резного трона.

– Я…

Голос внезапно охрип. Я растерялась, словно цыпленок, выглянувший из-под крыла курицы-наседки. Вот же, все так ясно, как днем. Почему же я плутаю, будто в потемках?

Новый порыв ветра – свежего, несущего бурю – ударил в ставни и долетел до меня. Он холодом коснулся обнаженной кожи, пощекотал шею и послал по спине волну мурашек.

– Я…

Яга свела брови, выказывая нетерпение. Кощей привычно улыбнулся, но нервные движения длинных пальцев, перебирающих рясы венца, выдавали его напряжение. Лишь Тим сохранял спокойствие. Тот, из-за кого я колебалась, оставался невозмутимым. Скрестив руки на груди, он глядел на меня прямо, не отводя взгляда. Его глаза не лучились теплотой, на их дне, словно сталь, сверкала решимость.

Чаши весов покачнулись и застыли.

– Я останусь.

Хозяйка усмехнулась – по-доброму, по-дружески.

– Ну раз так…

Яга, не договорив, наклонилась, подняла с пола огрызок яблока. Того самого, которым угостила княжича. Перед моим взором снова предстала тошнотворная картина: выгнутая дугой спина, рвущие плоть кости, острая, невыносимая боль, отразившаяся в человеческом зрачке за миг до того, как он вытянулся и стал звериным.

Я вздрогнула, когда воздух со свистом разрезали черные крылья. Краешек одного из них задел меня – вскользь, совершенно мимолетно, но точно не случайно. Ворон мягко опустился на выставленную руку Яги и, склонив голову набок, уставился на хозяйку темными глазками-бусинками. Она что-то шепнула ему, так тихо,