Родина дремлющих ангелов - Густав Водичка

Мы воруем по нужде, а клептоман — по собственной воле. Он свободен, и тем самым опасен. Клептоман противоречит диалектике и нарушает причинно-следственные связи. Объявлять его больным необходимо — это избавляет нас от самокопания. Если мы превратимся в бескорыстно ворующих, важные, привычные вещи утратят свою ценность. Мы начнем воровать первый снег и морскую гальку. Тюрьмы опустеют. Исчезнет азарт воровского “соревнования”. В правительстве некому будет работать. Дети утратят интерес к телевизору, а взрослые — к жизни. Все погрузится в романтический хаос. Вселенная утратит равновесие...

Медицина нас бережет. Клептоман угрожающе здоров, но это — государственная тайна.

Культ знаков препинания

Когда мы слышим, что некий англичанин прожил двести семь лет, а иной китаец двести пятьдесят два протянул, нам делается жутко. В глубине души мы остаемся довольны, что эти мерзавцы все же подохли, потому что любая точка нас утешает, а многоточие приводит в смятение.

В годы лучезарной юности, мысленно блуждая среди звезд, нам хотелось потрогать бесконечность. Однако, напуганные свойствами бездны, мы быстро вернулись на грешную землю. Коридор, у которого нет конца, для нас страшнее роковой стенки. Мы все нуждаемся в конечном результате, и если его нет, мы готовы его придумать.

В свое время серебряный век не предвещал Первой мировой войны. Европа купалась в благополучии и покое. Всем казалось, что это будет длиться вечно. Одуревший от скуки Блок морил публику духами и туманом своей незнакомки. Мужчины были пьяные и “глазами кроликов” рыскали по сторонам в поисках хоть какого-нибудь завершения необозримой стабильности. Люди не знали, чего ждать и где они находятся. С горя увлекаясь спиритизмом, богемная среда выла на Луну и мечтала о самоубийстве, покуда выстрел в Сараево не принес долгожданное облегчение. Почти все общественные слои Европы встретили войну с ликованием. При этом никто не думал о переделах колоний, сырьевых базах и рынках сбыта. Война радовала народ как ясный разграничительный процесс. Динамика стала осязаемой. Всем жилось трудно, но весело.

В период развитого социализма граждане СССР тоже существовали в комфортных ограничениях. Каждый знал, на что может рассчитывать и какие перспективы ожидают впереди. Единственное, что смущало, это мысль о вечности установленного режима. Государственная пропаганда пугала население бесконечностью социализма. С одной стороны, он представлялся как конечная точка социального развития, а с другой, он виделся как угрожающая бесконечность, пахнущая чем-то безрадостным и безысходным.

Мы не знали, что будет после разрушения империи. Для нас было важно поставить точку в конце того, что слишком затянулось. Так было всегда. Свою личную ограниченность люди стремятся распространить на все, что их окружает. Нам страшно умирать, не зная, чем закончится дело, избавляя себя от того, что претендует на вечное существование, мы удовлетворяем свое любопытство и обретаем покой в уютном мире созданных ограничений.

Некоторые граждане не в силах дождаться собственных похорон и предпочитают проводить выходные дни лежа в гробу, наслаждаясь запахами траурных венков. Нечто подобное делает все прогрессивное человечество, ожидая конца света или Страшного суда. Более того, мы даже не ждем, а создаем этот конец. Каждый считает своим долгом найти очередное подтверждение и обсмаковать его. Если пророк хочет завоевать доверие, он непременно пообещает апокалипсис. Еще никто не рискнул поведать народу о бесконечном развитии фирмы “Макдональдс” и нестрашном суде над любителями пива, потому что нас интересует только одно — когда и каким образом мы все дружно “сплетем лапти”.

Бросившись на борьбу с непонятной нам бесконечностью, мы буквально погрузились в культ конца света. Помимо религиозной, художественной и научной литературы мы создали бесчисленное количество убедительных киноверсий и материальных гарантий апокалипсиса в виде ядерных арсеналов. Таким образом, мы уверенно продвигаемся не к тому, что должно быть, а к тому, что мы хотим видеть.

Конец света необходим нам как эффективное психотерапевтическое средство. В нашей голове не укладываются бесконечные величины, поэтому смерть — наш единственный друг и советчик. Планируя свою жизнь не более чем на 50 лет, мы избавляем себя от беспредельных перспектив коллективной жизни. Вера в кнопку самоликвидации устанавливает рамки, внутри которых царит ясность.

В окружении черепов легко размышлять. Подобно Гамлету, нам хочется жалеть Йорика и думать, что в скором времени его судьба постигнет не каждого по очереди, а всех одновременно. Ежедневно мы пишем книгу жизни, подгоняя ее содержание под заранее сочиненный эпилог. Проглотив идею точки, мы наивно полагаем, что заполучили полную картину своего развития. Уже не одно тысячелетие нас увлекает мыльная опера, конец которой известен каждому идиоту. Странно, что при этом никто не скучает.

На свете есть еще места, где люди не думают о конце света. Поэтому за многие века у них мало что изменилось. Они приняли бесконечность как непостижимую норму, с которой можно жить, не увлекаясь могилой принцессы Дианы.

Возможно, в идее конца света скрывается не только страх нашей ограниченности перед свойствами бесконечного, но также глубокая болезненная ревность ко всему, что способно жить по ее законам. Удобная декларация “ничто не вечно под луной” маскирует нашу злобу и бессилие. Мы не можем избавить себя от смерти и потому избавляемся от всего, что ей неподвластно.

Нетелефонный разговор

Бог не доверяет пейджерной связи и не балует своих секретарей. Когда ему однажды захотелось передать людям информацию, он вызвал к себе Моисея и продиктовал ему десять заповедей. Стенографируя все услышанное, Моисей не смел расслабляться. В поте лица он выдалбливал бронзовым зубилом на каменных скрижалях Божие слова. Сделанные записи не могли быть размыты дождем или уничтожены пожаром. Послание было доставлено в полной сохранности и точно в срок.

Совершенно очевидно, что способ фиксирования и передачи информации определяет степень ее важности. Прочность камня, ограниченная площадь глиняной таблички, стоимость изготовления пергаментного листа заставляли человека хорошо подумать, прежде чем что-либо написать. В отличие от устного “базара”, письменная речь требует серьезной подготовки. Здесь человек обязан учитывать, что сформулированные им мысли являются материальным свидетельством его личных качеств.

Даже простое бытовое письмо “на деревню дедушке” может быть прочитано третьим лицом. Поэтому почтовая доставка — это самый сложный способ передачи информации. Для его осуществления необходимо иметь круг людей, обладающих абсолютным доверием. Поэтому во все времена почтальоны занимали особое положение в обществе. Например, в Британии они до сих пор имеют право подтверждать подлинность любого документа при отсутствии других ответственных чиновников.

Многие тысячи лет, проживая в устойчивом информационном поле, человеческая популяция определяла свою жизнь по весьма субъективным представлениям о реальных событиях. Но в 1837 году изобретатели Кук и Уинстон в корне изменили отношение к информатике. Созданный ими проволочный телеграф так сильно повлиял на общие темпы психической жизни планеты, что человек совершенно по-иному стал реагировать на события и влиять на ход истории.

Несмотря на свою простоту, телеграф оставался явлением дорогим и престижным. По сути, он был удобным носителем все той же письменной информации, составлять которую нужно было уметь. Кроме того, необходимость знания азбуки Морзе исключала его массовое использование.

Элитарность информационных коммуникаций сломало изобретение телефона, что повлекло за собой ряд негативных последствий. Начали умирать целые сферы искусства, например эпистолярные жанры. Мы так быстро разучились писать, что письма людей прошлого превратились в недосягаемое явление ушедшей культуры. Убивая своих предшественников, телефон резко понизил качество передаваемой информации. Сделавшись доступным в любое время, человек ощутил свою уязвимость, — ведь телефон позволяет прикасаться к нему случайно (ошибка номера) и вульгарно (“Академiк Гарбузенко слухає”).

Если письмо Черчиллю налагало немалую ответственность и человек обязан был поработать мозгами, прежде чем решиться на подобный шаг, то телефонный звонок дает возможность не задумываться о последствиях. Ведь можно позвонить из автомата или чужого номера...

Чтобы хоть как-то внести элемент ответственности в телефонную сферу общения, в начале 70-х появляются первые факсы. Теперь можно не только договориться о чем-либо, но и потребовать немедленного документального подтверждения всего сказанного.