Родина дремлющих ангелов - Густав Водичка

Каждый человек способен болезненно реагировать на определенную звуковую волну. Правильно произнесенные фразы — залог успеха. Испытывая болевые ощущения под воздействием скорбного звука, человек автоматически начинает испытывать жалость, но не к цыганке, а к себе. Психически здоровый индивидуум отлично знает, что перед ним разыгрывают комедию, что цыганка вовсе не бедна, а ее ребенок не голоден. Но боль сильнее логики. Чтобы клиент не остыл, ему преподносят устрашающий видеоряд, построенный на грязи и жутких лохмотьях. Зримый символ “несчастья” добивает зрителя. И, чтобы избавить себя от страданий, нервный пассажир выдает деньги. Таким образом, он отгораживается от негативного воздействия и ликвидирует свои болевые ощущения.

Подобные атаки постепенно закалили психику граждан. Но цыганский профессионализм сильнее любой закалки. Вагонные побирушки регулярно меняют способы устрашения. Вместо ожидаемой грязи, клиенту могут предложить образцовую чистоту, тарабарщину на плохом русском могут заменить хорошим украинским, бедную мать может сменить несчастный отец и так далее. Главное — обойти подготовленные баррикады нестандартным маневром. Гибкая натура может обезоружить даже самых стойких.

Как бы там ни было, но подавая милостыню, человек далек от сочувствия к ближнему. В данном случае его заботит наличие или перспектива личных страданий. Люди очень суеверны и хорошо знают, что судьба переменчива. Встречая на своем пути атрибуты горя, человек интуитивно чувствует в этом угрозу и некое предупреждение свыше... В голодном пенсионере, нищем бродяге, нетрудоспособном инвалиде мы видим свою возможную перспективу. Подсознательно примеряя лохмотья, мы начинаем активно сочувствовать себе и в страхе спешим обезопасить свое будущее благовидным поступком. Чтобы обезопасить себя, мы прибегаем к примитивному шаманству.

Каждый колдует по-своему. Студенты накануне экзаменов спешат в церковь бросить денежку на храм. Удачливый бизнесмен, пугаясь собственной фортуны, задабривает ее благотворительностью. Довольные своевременной зарплатой обыватели ублажают судьбу мелкими подаяниями на улицах.

Все это напоминает языческие жертвоприношения. Независимо от личной религиозной культуры человек ощущает мистическое влияние принесенной жертвы на качество жизни.

Можно сказать, что в основе так называемой человеческой доброты скрываются своеобразные энергетические спекуляции. Наше милосердие — это магия абсолютного эгоизма, с помощью которого мы пытаемся избавить себя от страданий.

Многие знают, что, согласно Святому Писанию, “милостивы... помилованы будут”. Но там сказано также: “Не творите милостыни вашей перед людьми с тем, чтобы они видели вас”, “Когда творишь милостыню, пусть твоя левая рука не знает, что делает правая, чтобы милостыня твоя была в тайне”.

Отсюда возникает вопрос: может ли человек творить милостыню в тайне от окружающих, в том числе от себя самого? Как следует из практики, даже знаменитый Тимур и его команда не могли совершать в тайне от себя своих добрых пионерских поступков.

Вряд ли мы сможем постигнуть истинное значение слов Христа. Но ясно одно: наше милосердие — это самозащита мелких трусливых торговцев, несовместимая с божественным понятием добра. Изредка помогая убогим и беспомощным, мы совершаем своеобразный магический акт, надеясь сохранить в равновесии свое благополучие. Спасение ближнего нас интересует только в контексте спасения собственного. Мы умудряемся сохранять личный интерес, даже когда жертвуем своей жизнью. Во всем этом присутствует какая-то безысходность.

Но выход все же есть. Чтобы милосердие стало реальностью, человек обязан исчезнуть в собственных глазах, иначе говоря, полностью растворить свою личность в Боге. Но это, к сожалению, большинству недоступно в земной жизни. Даже святым.

Проживая по законам изувеченной христианской морали, мы погрязли в бытовой варварской магии. Нам уже некогда изучать подлость собственной натуры. Нас постоянно отвлекают нищие и страждущие, от которых нельзя избавиться, но можно откупиться.

Печально. Родители не объяснили нам в детстве, что откровенно добрый, отзывчивый мальчик — это и есть самый настоящий негодяй. Что желание быть хорошим возникает только у безнадежного лицемера. Что милосердие существует в природе не благодаря, а вопреки человеку. Что все, кого считают гуманистами, — это простые пассажиры, до смерти запуганные цыганами.

Глава 3. Бремя грешников

Государственная тайна

Грабитель благородней вора: он посягает на чужую собственность, открыто и честно рискуя собственной шкурой. Воровство же есть тайное изъятие чужого, потому что вор стесняется всех, кроме себя самого.

Hе будем лукавить: каждый человек хотя бы раз в жизни совершает воровство. В той или иной степени мы все принадлежим к великому воровскому братству. Мы строго охраняем его законы и не любим нарушителей.

О том, что воровать нужно только с корыстной целью, известно всем уважаемым людям. Сколько прекрасных фильмов снято на эту тему, сколько написано книг!

В духе воровской романтики мы воспитываем подрастающее поколение. И каждому объясняем: “Если не пойман — значит не вор”. Ловить друг друга с поличным — наше любимое занятие. Главное — не нарушать правил игры.

Любые исключения нас пугают. Бескорыстно ворующий способен поставить в тупик всех “добропорядочно” ворующих граждан. В самом деле: как может солидный, состоятельный джентльмен воровать огрызки карандашей, авторучки, дешевые ложки, пепельницы или проездные билеты в детской раздевалке? Hелогичность такого поведения противоречит здоровым воровским устремлениям общества. Вор должен иметь стимул. Он нуждается в оправдании своего поступка.

Бескорыстное воровство оправдания иметь не может. Hормальный человек ворует по мере надобности. Бескорыстный ворует всегда, везде и, как правило, всякую дрянь. Такого нельзя посадить в тюрьму. Согласно воровскому кодексу, в тюрьме воровать нельзя, но бескорыстный будет воровать даже там. Разве можно оскорблять чувство интеллигентного ворья таким диким соседством? Инаковорующим диссидентам не место в наших тюрьмах.

Чтобы себя успокоить, мы прибегли к услугам медицины: бескорыстно ворующих людей объявили больными и назвали КЛЕПТОМАHАМИ. Общество вздохнуло с облегчением: людям приятно думать, что клептоман — это сумасшедший, с которого нечего взять. Hа самом же деле все выглядит иначе.

Человек — продукт социальный. Когда независимая индивидуальность вынуждена существовать под давлением детерминированного общества, где все обусловлено, возникает потребность в совершении нестандартных поступков. Бескорыстное, нелогичное воровство — это своеобразный творческий акт, проявление эстетических переживаний свободной натуры.

Что должен испытывать владелец крупной фирмы, похищая вилку на благотворительном вечере? Конечно, восторг победителя, сумевшего убить в себе дряхлое ханжеское существо! Уравняв свою репутацию и общественное положение с маленькой, грязной вилкой, он поднимается над всеми, кто привык жить по законам изолгавшегося мира.

Однако при детальном рассмотрении это явление выглядит прискорбно паллиативным, так как, будучи формой протеста, оно наивно по своей сути. Клептоман надеется найти для себя нечто новое в отказе от привычного и общепринятого, но ничего не находит. Общество сильнее наивно дерзающей личности. Трусливо обозвав его поведение патологией, мы тем самым только фиксируем условность его нешаблонных действий. Клептоману некуда деваться: мы пугаем его флажками из желтых билетов.

Конечно, клептомания — это не только протест. Она может быть также своеобразным способом познания, когда индивидуум, усомнившись в справедливости своих представлений о мире, увлекшись поиском новой духовной опоры, пытается путем внутреннего регресса вернуть себе чувства первично познающей сущности. Ему хочется обрести состояние растущей личности, еще не ведающей законов общества. Уподобившись маленькому ребенку, не знающему разницы между своим и чужим, он надеется заново построить собственное представление об окружающем его пространстве.

Бесконечным присваиванием всего, что плохо лежит, клептоман разрушает в себе осознание ограниченных возможностей. Он постепенно начинает чувствовать, что все вещи, из которых состоит мир, принадлежат только ему. Клептоман не ворует, а возвращает себе свое. Мелкие, якобы несущественные предметы символизируют тотальность его претензий. У клептомана не бывает мелочей, он не желает уступать грубой алчности. Все, что создано Богом, для него драгоценно и не является чужим. Бескорыстно воруя, клептоман совершает своеобразный религиозный обряд. Украденная им вещь автоматически становится для него частью нетронутой, первозданной природы, у которой может быть только один хозяин...