Родина дремлющих ангелов - Густав Водичка

Писателю Аркадию Гайдару очень хотелось, чтобы мы стали хорошими мальчишами-кибальчишами, способными бескорыстно ходить в бой. Но фокус не удался. Всякая униженная и оскорбленная индивидуальность тайно презирала фантом в буденовке. Многие из нас в душе оставались убежденными мальчишами-плохишами. В гайдаровской оптимистической трагедии Плохиш и Кибальчиш погибли одновременно, однако самостоятельно мыслящий Плохиш успел съесть бочку варенья, корзину печенья и получил признание уважаемых буржуинов. Что касается карикатурно гордого Кибальчиша, то ему достался только пламенный салют от пионеров, и то посмертно. Это типичная судьба всех хороших людей, отрицающих народную дипломатию, товарно-денежные отношения и личностный подход к жизни.

Плохиш ничего и никогда не отрицал. У него не было позиции, но был выбор: между красным ополчением и большим количеством сладкого. Плохиш выбрал сладкое. С точки зрения хорошего Гайдара, подобный выбор для десятилетнего мальчика ненормален. Он был уверен, что так должен думать едва ли не каждый.

Хорошие люди — это стадо, связанное тем, что однажды придумали плохиши. Среди правильных, хороших евреев Христос был типичным Плохишом: он нарушал субботу, водился с отбросами общества и необычно разговаривал с начальством. Когда появилось много хороших христиан, плохиши ударились в ересь, и вовсе не потому, что им хотелось противоречить. Просто они привыкли думать своей головой.

Свое не может быть стандартным, а так как хорошее всегда стандартно, плохиши не уживаются с хорошими людьми. Кроме того, хорошие люди, как правило, агрессивны. Судить и расправляться с плохишами — их любимое занятие. Они внимательно отслеживают признаки плохишизма в своей среде и травят их примерами хорошего, как дустом. Самые неподатливые подвергаются физическим репрессиям.

Плохиши так не умеют. Им некогда следить за конъюнктурой. Они наслаждаются своей жизнью без оглядки на правила хорошего тона. Пока один Плохиш совершенствует хулиганскую рогатку, второй изобретает пуленепробиваемые стекла. Хорошие люди не делают ни того, ни другого. Они отчаянно лупят плохишей ремнями и требуют через суд присяжных компенсацию за разбитые окна.

Хорошие люди наступают шеренгами. Плохиши действуют в одиночку. При необходимости хорошие парни всей земли запросто собираются для проведения международных трибуналов над загадочными плохишами.

Плохиши обречены на взаимную изоляцию. Различия, которые они в себе несут, могут притягивать взоры, но не позволяют им объединяться. Вокруг Плохиша могут собираться только хорошие люди, если он представляет для них нечто общее. Поиски, принятие, навязывание и подчинение общему — главный принцип бытия хороших людей. Их сознание опирается на “окончательно” принятые коллективом истины, правила и установки. Они стремятся быть как все, но при этом соревнуются за имидж самого хорошего. Автономность плохишей определяет их внешнюю уязвимость, но гарантирует высокую степень внутренней свободы. Плохиш — автор своей жизни, хороший человек — лишенная авторства пародийная копия жизни чужой.

Практически все люди рождаются чистыми плохишами. Но постепенно, под воздействием мировой хорошивости, они становятся хорошими в той или иной степени. Поэтому взрослые плохиши в чистом виде не встречаются. Можно сказать, что зрелый Плохиш — это недостаточно хороший человек, чудом сохранивший остатки своей уникальности и свободы.

Первичность плохишизма адекватна вселенской первопричине, когда без каких-либо свидетельств из ничего возникает все. Творческая натура Плохиша делает выбор, не оперируя понятиями “правильно — неправильно”. В отличие от хороших людей, Плохишу не нужен опыт, догмы и мораль. Он увлекается тем, чего нет и быть не должно.

Устраивая облавы на плохишей, хорошие люди надеются сохранить логику первичного существования. В поступках плохишей логики мало. Одним своим присутствием они разрушают коллективную целостность. Чтобы избавиться от настоящего Плохиша, хорошие люди готовы под горячую руку истребить множество себе подобных.

Подчиняясь творческому наитию, Плохиш может убить хорошего человека, но ему не свойственно заниматься охотой в силу своей занятости. Поэтому плохиши не приносят особого ущерба поголовью хороших людей, отчего последние сильно расплодились. Несмотря на колоссальное численное преимущество, хорошие люди, к своему несчастью, не могут добиться полного исчезновения плохишей. Достаточно одному из них затесаться в благопристойную среду, чтобы качество хороших людей изменилось до неузнаваемости.

Без особых усилий плохиши правят сознанием хороших людей в зависимости от своих сиюминутных настроений. Когда Плохиш выходит погулять, поднявшись не с той ноги, хорошие люди могут затеять мировую войну, так и не осознав, в чем же, собственно, дело.

Рядом с плохишами страшно жить. Своими действиями они порождают новые вопросы, а для хороших людей важны правильные ответы. Начитавшись таких плохишей, как Вольтер, Ницше или Маркс, они сочинили для себя столько правильных ответов, что от хороших людей на земле сделалось тесно.

Мера Колизея

Хлеб и зрелище — продукты равноценные. Конвульсии в желудке и голод эмоциональный мучают одинаково тяжело. Человеку насытиться трудно. Он вечно хочет чего-то пожевать или на что-то поглазеть. Последствия бывают самые разные. От булки с колбасой можно ожидать легкую отрыжку или “тяжелый” запор. А зрелища способны вызывать туманные грезы или угар безумия. Все зависит от количества и качества употребленного.

Большой стадион — самое опасное место в индустрии зрелищ. Это огромная звериная пасть, обращенная в небо. Аккумулируя в себе десятки тысяч голосов, она кричит в пространство с болью, восторгом и гневом. Замерев на краткий миг, взрывается с новой силой.

К стадиону не идут, а маршируют. Сверкая глазами цареубийц, возбужденные мужчины спешат к его бетонной чаше, чтобы утолить жажду своего воспаленного мозга. Здесь не любят женщин. Их писклявые голоса не смеют омрачать мужского праздника. Женщины должны оставаться на кухне вместе с дурацким и суетным, о чем не хочется думать и вспоминать.

Сидя на стадионе, плечом к плечу, простые, мирные дяди превращаются в грозных римских легионеров, сомкнувших стальные шеренги. Здесь судью отправляют “на мыло”, как павшего Цезаря. Легко убивают врага и не боятся возмездия. А мелкая, козявочная личность приобретает грандиозные размеры в едином порыве обобществленной гигантской плоти.

Четкие линии зрителей создают иллюзию порядка, но присутствующие знают, что он живет где-то за границами чаши, в ущербно запрограммированном пространстве. А сюда, на стадион, приходят скромные, законопослушные граждане, жаждущие всемирного хаоса. Футбол или другое зрелище только предлог, позволяющий законно брызгать слюной и рвать на себе волосы.

Стадион — это капище творческого безумия. Его существование в цивилизованном обществе навязано первичными животными инстинктами человека. Любая цивилизация способствует развитию индивидуализации. Чем сложнее устроено общество, тем выше степень индивидуализма его членов. Изолированный индивидуум, подобно пауку, создает собственный уютный мирок, в котором личная безопасность абсолютно условна, так как полностью зависит от безопасности коллективной.

Человек боится остаться один: он не может преодолеть свою природу, так как всегда был и будет зависимой частью огромного термитника, где довлеет коллективный разум. Опыт социального развития подтверждает, что созданию нового предшествует разрушение старого, то есть развал и хаос есть творческая акция в преддверии нового порядка. Но все, что способствует разрушению или противодействует ему, требует определенных усилий. В данном случае, коллективная сила — гарант исполнения личных творческих замыслов.

Проникая в толпу, индивидуум ощущает увеличение собственной массы. Ему удается испытать эмоциональный накал, недостижимый в условиях изоляции. Толпа — это единственное место, где человек способен вернуть себе первобытное состояние животной безопасности и безответственности. Место, где он способен открыто выражать свои чувства, невзирая на внешнюю угрозу.

В усложненном цивилизованном обществе стадион выполняет функцию энергетического коллектора, где люди, находясь в гипнотическом трансе, имеют возможность насладиться супермасштабностью своих чувств и воли. Когда они идут к стадиону, это напоминает торжественный вдох. Атрибуты воинственности: флаги, дудки, спиртное и взрывчатка — отражают настроение и намерения собравшихся. Повторяя лозунги местных провокаторов, публика начинает реветь до наступления всеобщей истерии. Зрелище на стадионе — это своеобразная упрощенная доступная идея, требующая всеобщей поддержки. Когда накал достигает критической точки, публика вырывается за пределы чаши и спешит продемонстрировать свою коллективную силу и волю, разрушая на своем пути все, что возможно.