Распутье Воронов - Анджей Сапковский

двух убийствах. В марте, в деревне Неухольд, ты убил солдата. А в августе, в Стеклянной Горе — женщину.

— Мародёра я убил, защищая людей, на которых он напал, а также в целях самозащиты. Есть свидетели…

Эстеван Трильо да Кунья прервал его, подняв руку с тяжёлыми перстнями.

— Я бы не стал возлагать на это надежд. Свидетели — вот они есть, а вот их уже нету. И показания меняют очень часто. И в зависимости от обстоятельств.

— А женщина наложила проклятие, убила этим проклятием ребёнка, смерть грозила ещё нескольким людям. Снять проклятие могла только её смерть. Это работа ведьмака…

— У меня другие известия. И доказательства, подтверждающие их истинность.

— И вообще, в соответствии с именным указом короля Дагрида ведьмаки изымаются из-под юрисдикции местных властей…

— Указ касается ведьмаков, убивающих чудовищ. Чудовищ. Не людей. Мне придётся арестовать тебя, ведьмак Геральт.

Геральт какое-то время молчал. Ему казалось, что Эстеван Трильо да Кунья тихонько усмехается в чёрные усы.

— Доска на перекрёстке, — сказал он медленно. — С враньём о проклятии. Безлюдное место. Засада. Арест, но как бы неофициальный. Никаких свидетелей. Разве так работает служба безопасности королевства Каэдвен? Этот медальон с единорогом, господин префект стражи, не фальшивка ли он тоже?

Эстеван Трильо да Кунья тоже молчал и тоже какое-то время. Перестал усмехаться.

— Ты носишь знак ведьмака и действуешь как ведьмак, — сказал он, наконец. — Вроде бы самостоятельно, но ведь на самом деле ты кому-то служишь.

— Я никому не служу. Я per procura, это значит…

— Ты соучастник преступника, — резко прервал его префект. — Престон Хольт, которому ты служишь, преступник. Он преднамеренно и тайно убил трёх человек. Я знаю это, но одного знания недостаточно. Я хочу, чтобы его судили, а для суда мне нужны неопровержимые доказательства. И ты мне эти доказательства предоставишь.

— Чего?

— Найдёшь доказательства вины Хольта и предоставишь их мне. Тогда сам ты будешь избавлен о суда, приговора и кары. А за двойное убийство, ты знаешь, тебе полагается гаррота в тюрьме Стурефорс.

Геральт пожал плечами и отвернулся.

— Три человека, — продолжил префект, — убитых неслыханно жестоким образом, а при этом так, чтобы ничто не указывало на ведьмака. То есть ни в коем случае не мечом.

— Да что ты говоришь.

— Кари Нурред, калека на костылях, повешен на собственных подштанниках. Отто Маргулис, общественный деятель и филантроп, изрублен мясницким секачом. Ремко Хвальба, трое детей и шестеро внуков, забит насмерть сапожным молотком.

— И каждый раз, — с издёвкой спросил Геральт, — свидетели указывали на Хольта?

— Указывали на трёх разных людей, совершенно не похожих друг на друга. Кстати, ты знаешь, что значит название поместья Хольта? Рокамора?

— Нет.

— Roac a moreah. На Старшей Речи: отмщение, кровная месть.

— О да, это неопровержимое доказательство, — Геральт продолжал издевательски усмехаться. — И в чём же эти трое провинились перед Хольтом? А может, Хольт просто так, ни с того ни с сего убивает случайных людей? Ведьмаки ведь это любят? На ведьмака можно свалить всё что угодно. Всегда найдутся доказательства и улики, и все во всё поверят, потому что за ведьмаком следует всяческое зло и мерзкие миазмы, и надо сжечь всё, к чему он прикоснётся. Во всём он непременно виноват, особенно в убийствах. Особенно если настоящих преступников найти никак не получается, а выслужиться хочется…

— Оные трое убитых, — спокойно объяснил Эстеван Трильо да Кунья, — были предводителями народного ополчения, которое в сто девяносто четвёртом году напало на Каэр Морхен, то есть ваше Ведьмачье Гнездовище. Именно поэтому, юноша, я не поверю, что в этом преступлении виноваты какие-то разные случайные преступники. Потому что знаю, кто виноват на самом деле и каков был мотив.

— Вот всё и выяснилось, — медленно заговорил Геральт. — Вот и finis. Год сто девяносто четвёртый. Знаешь что, префект? Если всё это правда, то так этим трём и надо, они свою судьбу заслужили, я сам с удовольствием пришиб бы их, и у меня был бы чертовски большой мотив, жаль, что кто-то опередил меня. Если бы мне случилось встретить его, то я бы выказал ему моё уважение и благодарность. И угостил бы пивом.

— Тебе не случится, — префект встал с сусека. — Потому что ты будешь сидеть в камере в Стурефорсе, ожидая суда. Разве что ты согласишься…

— Не соглашусь.

— Знаешь ли ты, почему мы разговариваем в безлюдном месте и без свидетелей? Потому что, если ты согласишься предоставить доказательства, которые мне нужны, или хотя бы поклянёшься поискать их, то уедешь отсюда свободным, как птица, а о нашей беседе не узнает никто. Но если я официально арестую тебя, машина заработает и затянет тебя в свои шестерни, а из них ты уже сможешь выйти только на эшафот.

— Не соглашусь.

Эстеван Трильо да Кунья вдруг встал, подошёл к Геральту, очень близко. Геральт, который уже некоторое время поигрывал в кармане своим ключом, размышлял, что будет лучшей целью — брегма, то есть башка? Или же основание носа с таким красивым названием — глабелла?

В амбар вбежал один из арбалетчиков, задохшийся, потный, красноречиво размахивая руками. Префект ещё раз ожёг Геральта взглядом и вышел.

Геральт остался один. Задние ворота амбара были полуоткрыты, никто их не караулил, было бы нетрудно проскользнуть в них и исчезнуть в ближайшей чащобе. Однако ведьмак и не думал оставлять добычей префекта ни Плотву, ни свои мечи. Будь что будет, решил он, усаживаясь на сусеке. Погожу.

Он ждал. Снаружи доносились крики, стук копыт, храп и ржание коней. И вдруг стало совсем тихо. Ему всё же казалось, что он слышит похрапывание коней. И скрип колодезного журавля.

Когда ему, наконец, наскучило ждать, он вышел, сощурившись от яркого солнца, и был поражён тем, что увидел. На площади ждали пятеро всадников в красно-чёрных куртках. Жёлто-чёрных и префекта из Ард Каррайга и духу не было.

У колодца стояла высокая светловолосая женщина в мужском лосином колете и ботфортах. Поднявши из колодца ведро, она как раз выливала его в корыто. Из корыта, опустив голову, пила Плотва.

Он подошёл ближе. У женщины были ядовито-зелёные миндалевидные глаза. Расстёгнутый колет позволял увидеть безупречно белую, всю в кружевах рубашку. С шитой серебром перевязи свисал длинный корд.

Рукою в перчатке женщина указала мечи, прислонённые к колодцу.

— Это твоё, полагаю?

Он кивнул.

— Я Елена Фиакра де Мерсо, комендант охранной службы Верхней Мархии.

Геральту хотелось сказать что-нибудь остроумное. Например, что нынче урожай на охранные службы. Или что на его улице перевернулась телега с префектами и комендантами. Он не сказал ничего. Просто-напросто онемел.

Женщина поняла и не стала