Подарок для дочери - Татьяна Любимая

Кума отключается, чтобы я не успела найти причину, почему она не может сейчас, в десять вечера появиться на пороге моей квартиры. А я так устала и эмоционально выжата, что отказать подруге нет сил.

– Борис, тебя это тоже касается! – слышу учительский тон дочки.

Подхожу ближе к ее комнате, подслушиваю.

– Ты же понимаешь, у меня скоро будет день рождения. День рож–де–ния! – назидательно выделяет каждый слог. – Этот день бывает всего лишь раз в году! К нам придут гости и я тебя очень прошу – не пакости!

– Что ты мне глазки строишь? Чего жмуришься? Забыл, как Илюшу поцарапал в прошлый раз? А он плакал. И что, что он тебе на хвост наступил? Он же маленький, а ты разлегся посреди комнаты. Думать надо где и когда валяться можно!

– Борисонька, – уже мягче, – ну не отворачивайся, не обижайся на меня. Ты же не будешь Глеба кусать и царапать, да? Нам надо ему очень–очень понравиться, чтобы он у нас остался. Он знаешь какой хороший? И добрый. И веселый.

Да уж, веселиться он умеет.

Яна, девочка моя маленькая, наивная! Не останется у нас Глеб! Он не наш!

Я обязательно найду правильные слова, объясню как устроены взрослые, но не сейчас, милая. Не буду омрачать тебе канун дня рождения и сам праздник жестоким разочарованием.

Зажав зубами кулак, ухожу на кухню, пытаюсь успокоиться. Господи! Вот кашу я заварила!

Маргарита Павловна часто любит говорить, что проблемы надо решать по мере их поступления. Уже можно считать Глеба проблемой или нет? Я–то смогу его забыть, а Яна? Моя маленькая дочь его приняла как родного.

Зачем он согласился прийти к нам в гости, ведь я просила его не соглашаться. Поиграть решил, развлечений мало?

Прислоняюсь лбом к оконному стеклу. Его холод остужает и ненадолго отвлекает от разрывающих мозг вопросов и предположений.

Закрываю глаза. Впервые за много лет мне сейчас хочется, чтобы кто–то меня обнял. Прижал к себе и пообещал, что все будет хорошо.

Этот кто–то, как бы я не отгоняла его образ, настойчиво превращается в Глеба. Как вирус, проникает во все потаенные уголки моей души и тела. Я даже снова начинаю чувствовать его руки на моем теле. Они у него красивые, сильные и... уютные. Залипала я сегодня несколько раз на них. Длинные пальцы с ухоженными ногтями, широкие ладони, жар которых до сих пор нет–нет да и чувствую на своей талии, запястья с ровной линией темных волос и выразительными ветками синих вен.

Если простые касания вызывали мурашечные забеги на коже и рождали непристойные мысли, то что же эти руки делают с женщиной, когда дело доходит до чего–то более откровенного?

Звонок в дверь я воспринимаю как спасение от собственных мыслей и спешу открыть Макарской.

12.1

– Привет! – Ксюшка говорит полушепотом, переступая порог моей квартиры. Настороженно всматривается в мое лицо, чтобы считать настроение. Целует в щеку. – Дочка спит?

– Нет, еще не ложилась, – закрываю за ней дверь. – Проходи.

Яна в желтой пижамке и с Борисом на руках выбегает из комнаты.

– Тетя Ксюша! – радостно прыгает зайкой. – Привет! Ты одна? Без Илюши? – заглядывает за спину крестной в поиске маленького друга.

Борис, пользуясь случаем и не рискуя получить сотрясение мозга, с рук моей кнопки спрыгивает и, распушив хвост, уносится в гостиную.

– Привет, цыпленок! Одна. – Ксюха обнимает малышку, гладит по еще влажным после душа волосам. – У Илюшки с дядей Владом мальчишник, а я к вам.

– На девичник?

– Точно. На девичник. Я думала, ты уже спишь.

– Еще нет.

– А пора, доча, – встреваю.– Завтра рано вставать. Беги, чисти зубки и ложись, мы с тетей Ксюшей посидим тихонечко на кухне.

– Глебу косточки будете перемывать, да? – дочка щурит уже сонные глазки.

– Много будешь знать, быстро состаришься, – Ксюха трунькает Яну по носу. – Обещаю, косточки Глеба не пострадают.

– Он хороший, – предупреждает дочка, вдобавок красноречиво посмотрев мне в глаза – с посылом не очернять ее кумира.

Убегает в ванную.

– Хороший? – выгибает брови кума. – Есть контакт, да? – стреляет глазами в сторону скрывшейся Яны.

Закатываю глаза к потолку.

– Слушай, я как знала. – Ксюха открывает свою бездонную сумочку, показывает горлышко. – Полусладкое или сухое?

– Сухое. Сладкого в моей жизни что–то с перебором.

– Ого. Даже так? – Ксюха со жгучим интересом заглядывает мне в глаза.

Прячу фэйс, сгибаясь к обувнице, вытаскиваю тапочки для ночной гостьи.

– Долго на пороге будешь стоять? Обувай, пошли на кухню.

– Надо было две взять, да? – уточняет.

– Пойдем уже, – хмыкнув, приглашаю ее на кухню.

Не сговариваясь, обе готовимся к беседе по душам. Ксюха по–хозяйски достает из шкафчика бокалы и штопор, я – сыр из холодильника и фрукты. Нарезаю.

Кума сгорает от нетерпения услышать о моих сегодняшних приключениях. Даже пробку из бутылки вытащила за секунды, как заправский бармен.

– Ну? – едва устроив попу на стул и разлив напиток, Макарская готова слушать.

– Сейчас, подожди.

Иду в детскую проверить дочь, а заодно помариновать Макарскую. Пусть фея-крестная помучается в ожидании.

Яна спит или делает вид, что спит. Подхожу к ней, поправляю одеяло – спит. Борис, увидев меня, вылез из-под детской ручки, спрыгнул с кровати и важно потопал со мной на кухню.

– Шпиён? – с ухмылкой кивает на кота Ксюха.

– И не говори. Хорошо все-таки, что коты не разговаривают.

– В отличие от попугая, – хихикает кума.

– О, да.

– Ну давай уже, рассказывай, как съемки прошли. Сил нет терпеть.

Опускаюсь на свое любимое место, опираюсь спиной о холодильник. И не притронувшись к бокалу, коротко посвящаю подругу в историю – все с момента появления Киры, Алексея и Глеба в Карамельке и до щелчка закрытой двери моего кабинета за ними. Умалчиваю только о мурашках и подозрениях, что мы с Глебом знакомы.

Но Ксюхе и без озвученных мурашей все понятно.

– Он на тебя запал! – выдает Макарская, выслушав мою местами эмоциональную речь. – И ты на него тоже! Ну скажи? – взмахивает бокалом с красной жидкостью.

– Я? Нет! – отвечаю слишком поспешно. Но сердце, и без того трепещущее сегодня, проваливается куда-то вниз.

– Да! Слушай, это у вас семейное! Янка