Аукцион - Яна Николаевна Москаленко

их почти не глядя – настолько хорошо ей это удавалось.

ну, почти всегда.

Мама и для Лилит выбрала душу. Когда пришли каталоги, они часами просиживали в гостиной и спорили, спорили. Каталог – серебряный планшет, в котором реципиенты могли свайпать понравившиеся души из подходящей им категории. Свайп вправо – точно нет, влево – есть шанс на совпадение. Лиса всего один раз забралась на спинку дивана, чтобы подглядеть. Вся жизнь донора была сжата до небольшой анкеты и фотографии. Вместо «еще не успела встретить свою любовь» – «гимен не поврежден», будто девственность могла уберечь от разбитого сердца. Вместо «так мало попробовала в жизни» – «оболочка донора не истощена пагубными привычками, среди которых…». Лису мутило от того, как цинично и равнодушно мама с сестрой критиковали анкеты. Мамины ногти-когти царапали экран – вправо, вправо, вправо.

– Нет, нет, нет.

– Мам, вот эта.

– Лилит, нет.

– А мне нравится!

– Что ты понимаешь!

– Хочу, блядь!

– Лилит Тобольская, вам выписан штраф за нарушение запрета на обсценную лексику.

Мама опять смеялась сама с собой. Истерические взвизгивания старшей дочери были вариантом нормы. Когда они наконец выбрали ее – восемнадцати лет, нетронутую, – Лилит от радости изнасиловала рояль, за который до этого демонстративно не садилась две недели. Когда Лилит не играла, мама пила чаще.

– И тебе не интересно, кто она такая? – Лилит перед Аукционом бросила таблетки, курево, колотить сестру – все бросила, чтобы войти в новую жизнь чистой. Лилит считала, если делать вид, что ничего не было, значит, не было.

– А? Кто? – Лилит оторвалась от нот, сморщилась и снова взялась разбирать гаммы шестнадцатых. – Какая разница?

– Она тоже человек вообще-то. Не какой-то там номер в каталоге.

– Тридцать четыре четырнадцать. Вполне себе номер.

Никого не волновало, как звали девушку, чью душу подсадили Лилит. Лиса и после смерти сестры часто об этом думала. Еще думала, что донор так наказала их всех. Они даже не знали, как ее зовут, а она сожрала Лилит изнутри. Может, у Лилит и ведущей души не было, пустая грудная клетка сгнила.

– Не нужна мне душа.

– Ну-ну, – невольно крякнула Валечка, и ее нунуканье в грохнувшей тишине показалось чересчур громким.

– Вон, – пробубнила мама, не разжимая губ. Ногти-когти протарабанили по столу. Лиса не шевелилась. – Из-за стола! Проваливай!

Лиса выскочила из столовой, хлопнула дверью. Мама смеялась сама с собой, но нервно.

умерла! сегодня она умерла! совсем! умерла!

Лиса с разбегу упала на клавиши.

Chopin. Étude révolutionnaire. Op. 10, No. 12 (C-moll)

С первых тактов музыка наполнена драматизмом. Загремевшие под фанфары «удары» доминантсептаккордов правой руки и раскатистые пассажи левой.

Одобрено Варламом Кисловским, главой Банка Душ

Анкета Донора

Регистрационный номер: 34:14.

Биологические характеристики оболочки

Биологический возраст: 18 лет.

Биологический пол: женский.

Физическое состояние оболочки: удовлетворительное / среднее / выше среднего.

Хронические заболевания, врожденные дефекты оболочки: отсутствуют.

Репродуктивные особенности оболочки: гимен не поврежден.

Происхождение: Окраины.

Душевные характеристики

Оболочка донора не истощена привычками, способными оказать пагубное влияние на качество души, среди которых (перечень предоставлен согласно городскому стандарту): употребление алкоголя и табачных изделий, наркотических веществ всех спектров, употребление в пищу мясной продукции высшей категории, вступление в половые связи, привлечение к любой деятельности из категории мерзотностей и пр. (Полный список предоставляется по индивидуальному запросу.)

Маркеры души, потенциально способные вызвать аллергическую реакцию, не выявлены.

Эмоциональный, поведенческий и опытный спектры не превышают рекомендованного для пересадки минимума.

Настоящим подтверждается, что душа не была истощена реакциями, попадающими под такие определения, как «влюбленность», «любовь» и производные (отсутствие повреждений взаимных и безответных привязанностей, кроме стандартных семейных), эякуляцией, обжорством, действиями и помыслами криминального характера.

Экземпляр выращивался и содержался в рамках рекомендаций, установленных Банком Душ по подготовке доноров.

Тип донорства: добровольный.

Компенсация для членов семьи: предусмотрена.

Утилизация оболочки после операции: согласно производственным стандартам.

* 1 7 9 г.

Они сидели совсем тихо. На мягком пушистом ковре. Он был розовым. Все в комнате было розовое: пудровые невесомые занавески, постельное белье цвета фуксии, кремово-розовые стены и фламинго – много-много игрушечных птичек на длинных розовых ножках. Лилит хотела собрать целую колонию, поэтому получала по игрушке в приложение к другим подаркам на все праздники, а иногда просто так, без повода. Она расставляла фламинго по комнате, придумывала им имена, родственные связи и злилась каждый раз, когда во время генеральной уборки уборщица Гадичка случайно разлучала мужа с женой, мать с ребенком. Лилит твердила сестре:

– Вот так и появляются неполные семьи, когда чужая тетя слишком часто протирает пыль в вашем доме.

Лиса кивала и хмурила брови. Она верила Лилит, даже если ее слова казались глупыми и непонятными, даже если у нее было свое мнение. Она верила пощенячьи, без разбора, ненавидела розовый цвет и фламинго, но обожала их, потому что так хотела Лилит.

– Я сниму, и запоет. Спорим? – прошептала Лилит, дернув за краешек темно-коралловой тряпочки, которая накрывала большую клетку.

Она сидела, подобрав под себя ноги, но ее синюшные коленки все равно торчали. Лиса завидовала сестре: ее длинным ногам, рукам, сияющим светлым волосам в тугой косичке. Подростки – самые несуразные создания на планете, такие нескладные, непропорциональные. Не знают, что делать со взрослеющим телом и еще детскими мозгами, – сгусток гормонов и новых пугающих ощущений. Лиса с низоты своего возраста считала, что Лилит – самая красивая, потому что высокая, длинная, и ногти мама разрешала ей красить.

– М-м-м-м, – протянула нараспев Лиса.

Внутри клетки раздался приглушенный шум, потом опять – тишина.

– Хватит, ты, глупая. Сейчас. – Лилит одним движением стянула тряпку, предварительно пихнув сестру в бок.

Лиса сжалась, возмущенно надула щеки, тыкнула Лилит в ответ – не все же ей одной драться. Но перетычки быстро закончились, и две пары избалованных карих глаз уставились на клетку. Там, за тонкими частыми прутьями из розового золота, прыгала птичка. Она лимонно-черным пятном скакала по жердочке – крохотная клякса в мире фламинго. Скок-скок. Туда-сюда. Лиса наклонилась поближе:

– Спо-о-ой мне-е-е. Эту-у-у песню-у-у. Чтобы я душу прода-а-а-ала-а-а-а.

Ее голос звучал тяжело и уверенно. Птичка застыла, чуть распушила загривок – слушала. Когда Лиса замолчала, птичка коротко ее передразнила, еще через несколько секунд принялась насвистывать.

– А я говорила! – Все и правда вышло так, как хотела Лилит. Когда удавалось, она задирала нос, скалила мелкие зубки и повторяла: «А я говорила». Если что-то шло