Яд для Моцарта - Ирина Алефова

– Но ты мог бы услышать мои шаги, ступающие по твоим следам.

– Мое чуткое ухо направлено лишь в небесные просторы, откуда лучами светил проливается музыка божественного мироздания.

– Но зачем? Для чего тебе слышать музыку этого холодного, чуждого, бездушного космоса, если рядом – дыхание и пульс близкого тебе человека?

– Не обижайся, брат. Не мне судить о выборе пути. Всевышний наделил меня способностью слышания мировой гармонии, и я не вправе отказываться от этого дара.

– Но как же ты уследишь за своими овцами, если за звучанием космоса прослушаешь шорох подкрадывающихся хищников?

– На все воля Всевышнего.

– И ты не боишься камня, занесенного рукой врага над твоей головой?

– Врага? Но это невозможно – откуда здесь враги? Во всей беспредельности пространств нет никого, кроме меня и тебя.

– Кроме тебя и меня.

– Ты в очередной раз удивляешь и тревожишь меня. Разве может быть такое, чтобы кровный брат мог занести камень над моей головой?

– На грешной земле всякое случается, и не такое, брат мой.

– Нет, я не верю. Ты не ведаешь, что изрекают твои уста.

– Пусть так. В таком случае взгляни еще раз на живую картину сгорающего времени – она так красива, что привораживает взгляд.

– Да, завораживающе красива… Но я снова вижу чье-то отражение. Что это? Не может быть! Я вижу человека, на которого со всех сторон обрушивается град камней. Вокруг него сгущаются тени, они душат его, а человек словно ничего не замечает… О, Боже! Да он же слеп!..

– Не беспокойся о нем, брат мой. Что для него земные камни, если он слышит звучание вселенских сфер?

История четвертая. Извне СССР, послевоенные годы

grave misterioso alla overture

Ночной город на Неве звучит отголосками дня, разносимыми линиями ветров. Жизнь, прикрытая покрывалом темноты, постороннему наблюдателю кажется призрачной и зыбкой. Но внешнее не всегда адекватно истинному. Под видимостью спокойствия ночной город наполнен страхами, отнюдь не безосновательными.

Дело в том, что вся атмосфера города насквозь пропитана специфическим отравляющим веществом. Над распространением этого ядовитого вещества неустанно трудятся Специальные службы, представители которые работают круглосуточно, без перерыва и выходных (разве человеческое существо способно на такое? – ответ наводит на размышления об определенном происхождении вышеупомянутых служб).

Яд, обладающий уникальными свойствами – такими, как невидимость, а также отсутствие запаха и плотности, – незаметно для жителей города вводился в потоки воздуха и вместе с невинным и ни о чем не подозревающим ветром, которому придавалось конкретное направление, доставлялся адресату. Как правило, адресат отличался от обыкновенных жителей города одной немаловажной особенностью: он был разноцветным.

Это человеческое свойство Специальными службами считалось категорически недопустимым, которые целью своей активной деятельности постановили создание в стране однотонной толпы, окрашенной в серый цвет самого безликого оттенка. Верхи этой организации мечтали о том, что в один прекрасный день они проснутся, выглянут из окна и увидят аккуратно выстроенные бесчисленные ряды и ряды серых фигур, готовых по единому жесту выполнять все ниспосланные указания. До чего же отрадное зрелище! Как приятно и легко было бы управлять такой страной!

Руководствуясь устремлениями подобного рода, Специальные службы денно и нощно работали над отлавливанием субъектов, которые изначально имели раскраску иного характера, нежели безлико-серую. Главной целью их труда было устранение подобных личностей сомнительного происхождения (почему это они должны выделяться своим цветом и портить складную картину грез, по каким таким правам и полномочиям?!).

Пойманные цветные личности – а их в стране водилось немало – были немедленно изолированы от общества. Службами делались неоднократные попытки пойти на компромисс и попросту перекрасить цветных в серую краску, благо, этого добра у них хватало. Но – удивительное дело! – даже через десятки искусственно нанесенных толстых слоев серости просвечивали истинные цвета сомнительных субъектов.

Впустую потраченные запасы краски и напрасно потерянное время настолько огорчали работников Специальных служб, что те из вредности не выпускали нарушителей их спокойствия из-под замков, а порой, в особо безнадежных случаях, решались идти и на крайние меры.

Но сомнительные личности со временем стали попадаться в сети служб все реже и неохотнее. Некоторые из них, кто посмышленее, даже приспособились, меняя собственную яркую раскраску на незаметно-серую, подобно хамелеонам. Это обстоятельство поставило работников спецорганов в тупик, но ненадолго. Вскоре ими был изобретен особый метод – внедрение в слои атмосферы того самого ядовитого вещества, о котором говорилось выше. Непокорных и хамелеонов сначала подвергали «обработке» этой отравой.

Яд действовал на провинившихся таким образом, что, надышавшись им, они покорно складывали лапки и теряли свою красивую, оригинальную окраску. Некоторые из них не выносили подобного издевательства и теряли вместе с цветом и жизнеспособность, после чего довольно быстро умирали.

Поток воздуха, наполненный ядом, доставлялся, как было указано, при помощи ветра. Ненадежность «почтальона» часто приводила к тому, что попутно отравленная атмосфера просачивалась в окна абсолютно «невинных» людей – тех, кто отродясь имел сероватую кожу. Как ни странно (в намерения специальных служб вовсе не входило поголовное истребление населения), ядовитый воздух оказывал свое губительное воздействие и на них, навечно вселяя в их сердца ничем не объяснимое, но непреодолимое чувство ужаса, неописуемого страха.

Постепенно реальность настолько пропиталась ядовитой жутью, что перестала быть похожей на воздух, пригодный для дыхания. Люди, надышавшиеся им, теряли способность к аналитическому мышлению, к объективному осознанию действительности и впадали в состояние, чем-то напоминающее массовый гипноз.

Заприметив реакцию населения на действие отравляющего вещества, специальные службы обрадовались и стали направлять новые порции яда уже с непосредственной помощью этих еще живых людей, тем самым превратив их в «оружие» особого предназначения – опять же, для изведения разноцветных.

Сами того не подозревая, окружающие стали наносить цветным довольно ощутимые удары, метать в них ножи и бросаться палками, будучи при этом убежденными в том, что совершают благое дело. Подобные меры делали существование цветных, и без того нелегкое, практически невыносимым.

Много лет спустя кто-то пытается ответить на правомерные вопросы: откуда взялись эти кошмарные Специальные службы? зачем им требовалось вытравлять несчастных разноцветных, каковые в прочих обществах всегда являлись гордостью и надеждой? кто придумал такой изощренный яд, остатки которого до сих пор витают в воздушных слоях атмосферы, окружающей планету?

Подробные ответы любопытный мог бы получить от одного из тех, кто сидит у костра. Но не каждому смертному подвластно преодоление пути, ведущего сквозь кольца времен – в глубину вечности…

humoreske sciolto

– Дмитрий Дмитриевич, постойте, куда же вы?

– Трамвай! Слышите? – Звенит! Это последний, дежурный. Мы должны поспешить, иначе придется всю ночь топать пешаком! Догоняйте!

По пустынным улицам зимнего ночного города бежали двое мужчин. Тот, который бежал первым, был постарше. Он был мешковат и неуклюж, пыхтел и отдувался на бегу. Длинное пальто и тяжелая папка, зажатая под мышкой, сковывали его движения. В толстых стеклах его очков поблескивал отсвет изредка встречающихся на пути неразбитых фонарей.

Со стороны он выглядел весьма неловким бегуном, и тем не менее его спутник, будучи более молодым и проворным, обладающий ногами гораздо большей длины, едва поспевал за ним. Свободу его движений сковывали отнюдь не внешние факторы, а излишняя робость и нерешительность. Видимо, сопящий от усилий товарищ в очках был какой-то важной персоной.

Раскрывая карты, отметим, что никаких ответственных постов впереди бегущий не занимал. Стеснительность молодого человека с длинными ногами объяснялась куда проще: взаимоотношения двух вышеобрисованных субъектов были подобны тем, каковые обыкновенно встречаются между учителем и учеником.

И хотя они и в самом деле находились друг для друга на указанных позициях, принятый баланс в отношениях этих людей был весьма относительным и условным, поскольку исправно свою роль играл только ученик. Второй же, будучи личностью незаурядной и яркой, вел себя совершенно неподобающим образом: он общался со своим учеником на равных – так, словно тот приходился ему хорошим другом или близким родственником.

Судите сами: разве подобает выдающемуся педагогу, профессору Ленинградской государственной консерватории, гениальному композитору, автору знаменитых, грандиознейших произведений, бегать по ночам за трамваями?