Мой личный враг - Татьяна Устинова

«С чего бы это? — подумал Филипп. — Ревнует? Завидует?»

— Сто тридцать девять долларов, — объявила кассирша. — Будете платить наличными или карточкой?

— «Америкэн Экспресс», — возвращаясь с небес на землю, вежливо сказал Филипп. — Подойдет?

— Конечно! — Кассирша засияла привычной леденцовой улыбкой.

Он расписался и покатил свою тележку на улицу. Ему даже в голову не пришло вынуть из пакета чек на эти сто тридцать девять долларов. Но если бы он только мог себе представить, что подумает его жена, сгружая в холодильник еду, купленную на сумму, которую она зарабатывала примерно за целый месяц, он бы не просто выбросил чек — он бы сжег его, а пепел для верности съел…

Бросая машину в пучину вечно перегруженного Лубянского проезда, Филипп, конечно же, не заметил припаркованную на другой стороне у фотоателье бежевую «шестерку», хотя «шестерка» провожала его сегодня по всей Москве.

— Двадцать один семнадцать. Вышел из магазина «Седьмой континент», сказал водитель «шестерки» в диктофон, вглядываясь сквозь снежную пелену в очертания старой «девятки», номера которой он знал так же хорошо, как собственное имя. Потом он кинул диктофон на свободное сиденье и с тяжким вздохом двинулся следом.

Материала оказалось так много, что Александра даже приблизительно не представляла себе, когда она его разберет. Одних тридцатиминутных кассет было штук двенадцать, и на всех одно и то же: война, огонь, трупы… Совещались какие-то военные — то в самолетах, то в землянках, то в низеньких, устланных коврами, очень нерусских комнатах. Тяжелые грузовики лезли в горы. Ооновские машины-с сине-желтой эмблемой полукругом стояли около каких-то полуразвалившихся зданий. Кое-где в кассеты были вложены сопроводительные бумажки, расписанные по минутам — на какой минуте что. С этими кассетами было проще. Но как разобраться с остальными, Александра просто не понимала.

Ванькины тексты, о которых Света Морозова сказала, что они «почти готовы», никакой ясности тоже не добавляли, ибо состояли из обрывочных предложений, начатых и брошенных заметок, без дат, без выводов, без ссылок на видео.

Словом, работа предстояла не то что гигантская, а прямо-таки чудовищная.

Кроме того, Александра, никогда не писавшая и не снимавшая военную тему, точки зрения Вешнепольского не знала. Следовало идти в архив, брать десятка три, а может, и больше Ванькиных программ и старательно их смотреть, вникая в его оценки политических и военных событий.

Была и еще одна сложность, очень мешавшая Александре. Приставленный к ней режиссер оказался молоденьким, глупым и амбициозным выпускником ВГИКа, который телевизионную камеру видел ровно три раза в жизни, а монтажом занимался и того меньше. Многоопытная Александра сразу поняла, что собирать весь материал ей предстоит вдвоем с видеоинженером — дай бог ему здоровья! — а мальчик-режиссер будет путаться под ногами, мешать и учить всех уму-разуму.

Первый день, когда она после двухмесячного перерыва приехала в «Останкино», ошеломил ее.

Ничего не изменилось. Здесь по-прежнему бурлила яркая, деловая, тусовочная жизнь. Все куда-то неслись и непременно опаздывали, терялись камеры и операторы, не хватало монтажного времени и приходилось воровать его друг у друга, ввязываясь в драки за лишние десять минут. На втором этаже главного корпуса заканчивались съемки новогодней программы, поэтому на всех лестничных площадках толпились и курили зайцы, гномы, феи, несколько бородатых Дедов Морозов, барышни из массовки в вечерних платьях, музыканты из оркестра во фраках и бабочках. Стойкий, как краска для волос «Белль Колор», табачный запах висел в коридорах, небольшая очередь толкалась у киоска, где разогревали пиццу, табличка «Вас здесь не стояло» красовалась на двери в приемную продюсера музыкально-развлекательных программ.

Весь этот, чуточку показушный, блеск жизни ошеломил отвыкшую от него Александру. Она забыла, какое здесь все особенное, но уже, поняла она с острой болью, чужое, не ее, потому что ей все время приходилось прятаться — она до смерти боялась встретить знакомых журналистов или Вику с Андреем.

Во время разговора со Светой в пресс-баре она воровато косилась на дверь, так что Света в конце концов спросила, не опаздывает ли она куда-нибудь. Александра уверила ее, что не опаздывает, но, притворяясь спокойной, продолжала сидеть как на иголках. Хорошо, что аппаратная, в которой предполагалось монтировать фильм, была в другом здании, напротив того, где в основном обитали новостные программы.

Александра засела за просмотр кассет в первый же день, и никогда раньше это в общем-то не слишком интересное занятие не доставляло ей такого удовольствия.

Это было не просто «возвращение к себе». Это был второй шанс, который милостивая и капризная судьба неожиданно ей подкинула. Она наслаждалась каждой минутой, проведенной в этой прокуренной комнате в кресле, с которого клоками свисала обивка, и нельзя было облокачиваться на спинку, потому что оно тут же заваливалось на пол. Видеомагнитофон гудел родным утробным басом, инженер в некотором отдалении зевал до слез, разгадывая кроссворд и стараясь не напоминать о себе, чтобы — не дай бог — не загрузили работой. Окон не было, а потому время суток и даже время года потеряли свою определенность: то ли на дворе день, то ли ночь, то ли осень, то ли зима… В соседней аппаратной за тонкой стенкой что-то в двадцатый раз с выражением говорил Михалков. Там «ловили синхрон», то есть с филигранной точностью вырезали из монолога одну необходимую для интервью фразу.

Под вечер пришлепала Лада и притащила Александре пластмассовый стакан с тепловатым, а точнее — прохладным кофе и пирог с мясом.

— Жри! — сказала она торжественно. — Очень вкусно.

В одну минуту Лада прогнала видеоинженера с насиженного места, отправив его покурить, сама взгромоздилась на стул и спросила строго:

— Ну, что тут у тебя?

— Конец света, — радостно сообщила Александра, хлебая кофейную бурду. Ничего не понимаю. Завтра пойду в архив, посмотрю хоть, что он показывал. А то — лес темный.

— Здорово, — оценила Лада ее состояние. — И потому ты счастлива?

— Посиди дома, повой в потолок, а потом говори, — оборвала ее Александра.

— Знаю, знаю… — сказала Лада, рассматривая дырчатые потолочные панели. — Ты у нас несчастная страдалица, а я — ехидна. Что наш муж?

— Все хорошо, — ответила Александра.

— Наш муж объелся груш, — задумчиво произнесла Лада. — Машка, между прочим, совсем черная стала. Что за год такой, у всех трагедии…

— Я на него смотреть не могу, на Ваньку. Как вижу его на пленке, сразу перематываю, — почему-то шепотом сказала Александра. — Не могу…

— Как же ты работать будешь? — спросила Лада. — Тебе на него, как я понимаю, ближайший месяц придется день и ночь смотреть.

— Справлюсь, наверное. — Александра задумчиво покосилась на магнитофон. — Ты знаешь, мне кажется, он найдется. Не верю я, что такого мужика какие-то мудаки могли убить…

— Я его очень мало знала, — печально сказала Лада и закурила тонкую пижонскую сигаретку: она всегда курила не то, что все остальные. — Только в лицо. Ну, и здоровались в коридоре. Не знаю, что тебе сказать, Саш. Васятка тоже говорит — найдется. Просто цену набивают, потому и тянут так долго…

— К Мане нужно бы съездить. — Александра встала и сунула руки в карманы джинсов. — А то я со своими проблемами совсем от нее оторвалась. А ей на самом деле еще тяжелее, чем мне.

— У нее надежда есть, — задумчиво возразила Лада. — А у тебя нет.

— У меня нет, — согласилась Александра. — Это точно.

— Как бонапартист воспринял твой выход на работу, да еще с утра до ночи? — уже обычным своим тоном спросила Лада. Она не была ни распущенной, ни циничной, но, разговаривая подобным образом, проще жить…

— Не заметил, — сообщила Александра, с наслаждением откусывая от пирога. — Про «с утра до ночи» он еще не знает, но, думаю, когда узнает, тоже не заметит. Знаешь, Лад, он тут еды привез из «Седьмого континента» почти на сто пятьдесят долларов. К чему бы это, ты не знаешь?

— На сколько? — выпучила глаза впечатлительная Ладка.

— На сколько слышала, — подтвердила Александра. — Я думаю, может, он жулик?

— Говорила я тебе — не выходи за него! — воскликнула Лада. — А может, он не жулик, а миллионер?

— Это я миллионер, а не он, — отозвалась Александра. — По крайней мере, я больше похожа на миллионершу. Если б ты только видела, во что он одет…

— Я не видела! — отрезала Лада. — Ты же его в секрете держишь, как будто он принц Чарлз, а мы с Маней две герцогини и мечтаем его у тебя отбить.

— Да не в этом дело!.. — с досадой возразила Александра. И они замолчали.

— Поедем, что ли? — предложила Лада. — Девятый час. Я уже все материалы на эфир сдала, мне больше делать нечего.