Крысиная тропа. Любовь, ложь и правосудие по следу беглого нациста - Филипп Сэндс

«Ей не видно конца», — предупредил он жену[258]. Примчались Мутти и Йозеф, счастливые бабушка и дедушка. «Рейхсфюрер прислал нам чудесный подсвечник из белого фарфора с большой желтой свечой». Обрадованный Отто просил жену прислать ему семейную фотографию взамен отправленной им, на которой «Хорсти сосет палец».

В разгар войны семья отметила Рождество в Закопане, в Высоких Татрах, где присутствовал крупный контингент гестапо. Их сопровождала няня, поэтому Шарлотта смогла покататься на лыжах вместе с Отто и двумя старшими детьми. Лизл жалась к матери, Отто-младший не отставал от отца. В Кракове их ждал новый дом, не очень приглянувшийся Шарлотте, как ни старался архитектор Липперт. Отто попытался ободрить ее планами покупки четвертого дома — большого замка на Висле с прекрасным видом на Краков. Он собирался назвать его Вартенберг — эту фамилию он носил, когда скрывался в 1934 году. Когда-нибудь он надеялся обзавестись титулом — Отто Вехтер фон Вартенберг.

Отто погрузился в работу и перестал пользоваться отцовской дворянской частицей «фон»[259]. Как губернатор, ответственный за все гражданское население, в том числе за транспорт, жилье и пропитание, он неуклонно воплощал в жизнь решение об изгнании десятков тысяч евреев города в окрестные деревни. В ноябре 1940 года он подписал еще один приказ: о запрете евреям появляться в Кракове без особого разрешения. Все, не имевшие такой привилегии, подлежали выселению с не более чем 25 кг клади на каждого[260].

В начале 1941-го пришло время для следующего логического шага. Раньше от евреев требовали обозначать себя, их лишили всех прав и изгнали большинство из Кракова. Теперь Отто подготовил приказ о сборе всех оставшихся в одном месте. 3 марта Отто подписал распоряжение о создании краковского гетто[261]. Примерно тогда же, возвращаясь в Вену, Шарлотта написала, что лечится от «сердечной недостаточности» и что ей необходим отдых. «Несчастье — мой рок», — говорит она Отто, тревожась из-за его «неувядающей молодости» и собственного незавидного состояния. Она шлет инструкции, как ремонтировать новый дом: мебель надо убрать на чердак, устроить ей гардеробную для стирки и хранения одежды; все должно соответствовать ее схеме. Она сама ее чертит (см. на сл. стр.).

Всем оставшимся в городе евреям Отто приказал под страхом смерти перейти в гетто. Тысячи жителей выселили из их домов в квартале Казимеж за Вислой и отправили в Подгуже[262]. Из района гетто выселили всех неевреев. Прихожане костела Святого Иосифа, стоявшего прямо за стеной гетто, попробовали возразить, но Отто был глух. Священнику повезло, объяснил ему Отто, что церковь оказалась за пределами гетто[263].

Несколько неевреев все-таки остались в гетто. Тадеуш Панкевич не закрыл свою аптеку «Под орлом» на площади Згоды. Он первым увидел последствия приказа Отто: «Бесчеловечные депортации, чудовищные преступления, постоянное унижение человеческого достоинства и самоуважения жителей гетто»[264].

Это свидетельство напомнило мне отрывок из романа «Капут» Курцио Малапарте, изданного в 1944 году. За два года до этого автор побывал в оккупированной Польше в качестве корреспондента итальянской газеты «Коррьере делла Сера» и, видимо, плотно общался с Вехтерами. «Ужин у Вехтеров», — записал он в дневнике в январе 1942 года. «Нас принимает его супруга», — пишет он в чудесном загородном доме на холме примерно в восьми километрах от Кракова. «Мило, — замечает он. — Вехтер тоже венец, он ходил в школу в Триесте и владеет итальянским». Эти слова журналиста много значат[265].

«Капут» написан в журналистской манере на основе собственных впечатлений, как явствует из дневниковых записей и трех статьей в газете («Д-р Вехтер — венец, он молод, элегантен, отлично говорит по-итальянски с приятным триестским акцентом»). В одном эпизоде романа описан шикарный ужин в варшавском дворце Брюль в феврале 1942 года, устроенный губернатором Людвигом Фишером; на ужине присутствовали Шарлотта и Отто[266]. За трапезой, под вино, разговор коснулся жителей гетто, созданного Отто; Малапарте рассказал о своей встрече с двумя евреями, стариком и 16-летним юношей. Оба были наги. Что это: факт, вымысел, то и другое?

Далее журналист-романист передает полный доброжелательности рассказ Отто о том, как евреи, когда гестаповцы уводят их из гетто, раздеваются и отдают свою одежду родственникам и друзьям, так как им она больше не нужна. Рассказчик Малапарте отвечает, что тоже побывал в гетто и счел его «весьма интересным местом», на что Шарлотта спешит ответить.

«— Я не люблю ходить в гетто, — сказала фрау Вехтер, — это так грустно.

— Почему грустно? — удивился губернатор Фишер.

— Там schmutzig — грязно, — объяснила фрау Бригитта Франк.

— Да, schmutzig, грязно, — согласилась фрау Фишер…»

Нет сомнения, что, находясь в Польше, Малапарте встречался с этими персонажами. Неясно, правда, действительно ли звучали эти слова и проявлялись эти чувства, включая реакцию Шарлотты.

«— В Краковском гетто, — сказал Вехтер, — я приказал родственникам мертвых покрывать расходы на погребение. Результаты превосходные.

— Уверен, — сказал я с иронией, — падёж резко сократился за одну ночь.

— Ваша правда, сократился, — сказал, смеясь, Вехтер».

Дальше губернатор Фишер рассказывает о погребении евреев в гетто: слой тел, слой известки, еще один слой известки, слой тел. «Вот она, забота о санитарии», — хвалит Вехтер услышанное за едой.

Через несколько дней Малапарте побывал на еще одном ужине — у Ганса Франка в варшавском замке Бельведер, устроенном в честь чемпиона мира по боксу Макса Шмелинга. Там присутствовала и Шарлотта. После ужина все посетили варшавское гетто. «Я сидел в первой машине с фрау Фишер, фрау Вехтер и Генерал-губернатором Франком», — пишет в романе Малапарте; остальные гости ехали следом. Машины остановились перед воротами в высокой кирпичной стене, которой было обнесено гетто, — входом в «запретный город». Там гости вышли.

«В Кракове, — сказала фрау Вехтер, — мой муж построил стену в восточной манере, с изящными контурами и бойницами. Теперь краковским евреям совершенно не на что жаловаться. Элегантная стена в еврейском стиле»[267].

Гости посмеивались, топчась на мерзлом снегу. Было ли присутствие Шарлотты среди посетителей гетто и ее гордость за мужнину стену плодом воображения Малапарте? Скорее всего, нет. Судя по ее собственному дневнику, она побывала в варшавском гетто раньше, 2 апреля 1941 года. «Жуткий снегопад и холод», — записала она. В тот же день она ездила по магазинам, безрезультатно искала обувь. Вечером Шарлотта посетила концерт классической музыки[268].

Говорят, между фактом и вымыслом, реальностью и воображением пролегает черта. Не всегда, правда, ясно, где именно она пролегает и как изгибается со временем.