Легионер. Книга третья - Вячеслав Александрович Каликинский

дать. Тока гляди сам, народ у нас на каторге злой. Ты вот один по тайге на колясочке ездиешь — а в тайге, господин инженер, всяко разно бывает…

— Ты, Петраков, злостью народа здешнего не прикрывайся! За рабочих я и без твоей подсказки заступлюсь. А где чисто твоя вина — тебе и отвечать. И моргать перед ватагой за зряшную работу, которую ты же и допустил — тоже тебе. А пугать меня, Петраков, не советую! Я ведь и без начальства с тобой разобраться могу. По-нашенски, как ты изволишь выражаться.

Вернувшись к вечеру в пост, Ландсберг предпринял первый решительный шаг: попросил Михайлу Карпова передать иванам про свое согласие на испытание. Михайла покивал:

— Разумно, Христофорыч, решил! Поглядим! Я сегодня, как в кандальную с твоим ответом схожу, покручусь там сколько можно. Может, с кем из людишек потолкую, что и как… Поглядим, говорю!

Два дня «головка» каторги, получив согласие Барина на «спытание», проверяла лишь его терпение, никаких указаний Ландсбергу не давала. Разведка Карпова тоже пока результатов не принесла: если иваны что и замышляли, то вслух это не обсуждалось.

Об увиденных на Ведерниковском станке безобразиях Ландсберг на утренних раскомандировках пока тоже говорить не спешил. Как и обещал, на третий день он снова съездил туда — поглядеть, правильные ли выводы сделал для себя десятник Петраков? Оказалось, что верные. Каторжники работали как проклятые: почти все дефектные столбы были вынуты из земли, еловые опоры заменялись на лиственничные. На Ландсберга рабочие, конечно, глядели все как один злыми глазами, однако вслух не роптали. Пообещав еще раз прислать дополнительных рабочих, он уехал в пост, дожидаться указаний иванов.

И дождался. В тот же вечер один из канцелярских писарей передал ему клочок бумаги с несколькими фамилиями, среди которых были Трифонов и Афанасьев, упомянутые иванами как приманка для Карагаева.

И уже на следующей утренней раскомандировке Ландсберг объявил, что темпы работ по прокладке телеграфной линии неудовлетворительные, и что количество рабочих на Ведерниковском станке необходимо увеличить. Тюремный смотритель не возражал: бери арестантов сколько хочешь, господин инженер!

— Шестерых пока будет достаточно, — уверил Ландсберг. — Вот только не абы кого… Позволено ли будет мне самому отобрать рабочих?

— Выбирай, коли охота возиться с этими скотами! — махнул рукой смотритель.

— Слушаюсь, ваше благородие. Я же и сам, с вашего позволения, отобранных завтра на станок бы и отвез.

— А пешком не дойдут? — фыркнул кто-то из надзирателей. — Не много ли чести арестантов на телеге возить?

— Пеший переход с инструментами и имуществом потребует потом отдыха, — возразил Ландсберг. — Доставленных же на телеге рабочих можно будет сразу же по прибытию на Ведерниковский станок приставить к делу.

И вопрос был решен. Карл не мог решить для себя другого, главного вопроса: везти на верную смерть Карагаева или нет? Следующий ход в этой «игре» был за иванами.

Не без основания полагая, что они не сегодня-завтра снова могут пригласить его на «толковище» в кандальную тюрьму, Ландсберг решил сделать упреждающий ход. Он снова отправил к иванам «кумпаньона».

Приняли Карпова иваны не то чтобы неласково, но с изрядной долей настороженности.

— От Барина я, — как и положено «серой шпанке», Карпов стоял перед нарами Ивана Пройди-Свет смирно, шапку мял в руках, в глаза не глядел.

— Смотри-ка, народ, Барин-то тоже «шестеркой» обзавелся, — хохотнул Пройди-Свет. — Ты сам-то хто таков будешь?

Карпов скромно, но с достоинством, по «понятиям», представился. Вторая «ходка» Михайлы в каторгу иванов впечатлила.

— Ну, с чем пришел, Михайла? Что Барин передать-то велел?

— Завтра с рассветом Барин новых людишек на Ведерниковский станок везет, — доложил «парламентер». — А через два дня после того снова туда поедет, работу проверять. Просил передать: работа ему не понравится, и после той поездки он на раскомандировке об том доложит.

Пройди-Свет быстро переглянулся с сообщниками, потихоньку обсевшими нары.

— А ты, Михайла, значить, при Барине в конторе состоишь? Доверяет он тебе, значить? Про наши с ним делишки знаешь?

— Нет, он не говорил, а я не спрашивал! — затряс головой Михайла. — Мне лишнее ни к чему, сам знаешь, уважаемый.

— Верно рассуждаешь, куманек! — снова хохотнул Иван Пройди-Свет. — Скажешь Барину: передал все, как есть. А мы ему весточку дадим, как будет чего давать. Ступай себе с Богом, Михайла!

Спровадив Михайлу, иваны сели тесным кружком, заговорили приглушенно — предварительно цыкнув на вертевшихся поблизости глотов, чтобы те уши подалее держали.

— Соображает, Барин-то! Сюды лишний раз не ходит, бережется. Срок спытания сам, почитай, назначил. Ну, что делать станем? Упредить бы надо тех, кого Барин на станок повезет. Чтобы готовились, значить. Где кончать-то Карагаева?

— После Силинского станка, не доезжая малёхо до Ведерниковского. Там пусть и сядут людишки наши в низинке, — решил Баранов. — Овражек там есть, я те места знаю хорошо! Петракову шепнут, от нас привет передадут — он сполнителей-то и отпустит потихоньку!

— А Барина о месте засады упреждать станем?

— Не, ни к чему. Вот замазать его замажем, — Баранов вынул из подкладки щегольской шапки свернутую бумажную четвертину, показал остальным. — Бумажку эту мне со стола Барина упёрли писарюги. Евонная рука, все честь-честью. И найдут тую бумажку рядом с Карагаевым задушенным.

— Ага, и пусть повертится ужом тогда, Барин-то наш!

Иваны сдержанно посмеялись.

— А чего? Спытание есть спытание! — рассудил напоследок Иван Пройди-Свет. — Выплывет после Карагаева Барин, значить, его фарт! Заметут ежели его, засудют — стало быть, не евонная судьба!

* * *

В день каторжного «спытания» Михайла Карпов, явившись на квартиру «кумпаньона» ни свет ни заря, без обиняков спросил едва не с порога:

— Что делать-то решил, Христофорыч? Примешь грех на душу, или как?

И, не дожидаясь ответа медлившего «кумпаньона», зачастил:

— Христофорыч, а, может, дьявол с ним, с Карагаевым? Ну, какой это грех, прости мою душу, ежели кто-то такого аспида жизни лишит? Ну не сам же будешь в смертоубийстве участие принимать, а?

— Эх, компаньон, компаньон! Да разве в Карагаеве этом дело? Здесь вот чувствую, — Ландсберг постучал пальцами по груди. — Здесь чувствую, что не только его, но и меня закопать иваны хотят! Если не в прямом смысле, то кровью карагаевской замазать!

— И что делать станешь? Начальство упреждать нельзя: следствие образуется, начнут иванов трясти, а те не дураки, чтоб в сознание идти. От них отступятся, а сколько тебе, Христофорыч, жить опосля останется? Каторга не простит! Упредишь Карагаева? То ж самое, в конечном итоге, выйдет…

— Знаю, Михайла. Только одно мне остается: повезу Карагаева на Ведерниковский станок, да не довезу. Коляску переверну, будто лошадь понесла, что ли…

— А Карагаев твоих хитростей не заметит? — насмешливо прищурился