Я не верю судьбе - Владимир Высоцкий

Зима 1970/71

«Люблю тебя сейчас…»

Марине В.

Люблю тебя сейчас,   не тайно — напоказ, —Не после и не до в лучах твоих сгораю;Навзрыд или смеясь,   но я люблю сейчас,А в прошлом — не хочу, а в будущем —   не знаю.

В прошедшем — «я любил» —   печальнее могил,Все нежное во мне бескрылит и стреножит, —Хотя поэт поэтов говорил:«Я вас любил: любовь еще, быть может…»

Так говорят о брошенном, отцветшем,И в этом жалость есть и снисходительность,Как к свергнутому с трона королю,Есть в этом сожаленье об ушедшем,Стремленье, где утеряна стремительность,И как бы недоверье к «я люблю».

Люблю тебя теперь —    без пятен, без потерь.

Мой век стоит сейчас — я вен не перережу!Во время, в продолжение, теперь —Я прошлым не дышу и будущим не брежу.

Приду и вброд и вплавь   к тебе — хоть обезглавь! —С цепями на ногах и с гирями по пуду, —Ты только по ошибке не заставь,Чтоб после «я люблю» добавил я «и буду».

Есть горечь в этом «буду», как ни странно,Подделанная подпись, червоточинаИ лаз для отступленья про запас,Бесцветный яд на самом дне стаканаИ, словно настоящему пощечина, —Сомненье в том, что «я люблю» сейчас.

Смотрю французский сон   с обилием времен,Где в будущем — не так, и в прошлом —   по-другому.К позорному столбу я пригвожден,К барьеру вызван я — языковому.

Ах, разность в языках, —   не положенье — крах!Но выход мы вдвоем поищем — и обрящем.Люблю тебя и в сложных временах —И в будущем, и в прошлом настоящем!

1973

I. Из дорожного дневника

Ожидание длилось,   а проводы были недолги —Пожелали друзья:   «В добрый путь! Чтобы — всё     без помех!»И четыре страны   предо мной расстелили дороги,И четыре границы   шлагбаумы подняли вверх.

Тени голых берез   добровольно легли под колеса,Залоснилось шоссе   и штыком заострилось вдали.Вечный смертник — комар   разбивался у самого носа,Превращая стекло   лобовое     в картину Дали.

Сколько смелых мазков   на причудливом мертвом покрове,Сколько серых мозгов   и комарьих раздавленных плевр!Вот взорвался один,   до отвала напившийся крови,Ярко-красным пятном   завершая дорожный шедевр.

И сумбурные мысли,   лениво стучавшие в темя,Устремились в пробой —   ну попробуй-ка останови!И в машину ко мне   постучало просительно время, —Я впустил это время,   замешенное на крови.

И сейчас же в кабину   глаза из бинтов заглянулиИ спросили: «Куда ты?   На запад?     Вертайся назад!..»Я ответить не смог —   по обшивке царапнули пули, —Я услышал: «Ложись!   Берегись!     Проскочили!       Бомбят!»

Этот первый налет   оказался не так чтобы очень:Схоронили кого-то,   прикрыв его кипой газет,Вышли чьи-то фигуры —   назад, на шоссе — из обочин,Как лет тридцать спустя,   на машину мою поглазеть.

И исчезло шоссе —   мой единственно верный фарватер,Только — елей стволы   без обрубленных минами крон.Бестелесный поток   обтекал не спеша радиатор.Я за сутки пути   не продвинулся ни на микрон.

Я уснул за рулем —   я давно разомлел до зевоты, —Ущипшуть себя за ухо   или глаза протереть?!В кресле рядом с собой   я увидел сержанта пехоты:«Ишь, трофейная пакость, — сказал он, —   удобно сидеть!..»

Мы поели с сержантом   домашних котлет и редиски,Он опять удивился:   откуда такое в войну?!«Я, браток, — говорит, —   восемь дней как позавтракалв Минске.Ну, спасибо! Езжай!   Будет время — опять загляну…»

Он ушел на восток   со своим поредевшим отрядом,Снова мирное время   в кабину вошло сквозь броню.Это время глядело   единственной женщиной рядом,И она мне сказала:   «Устал! Отдохни — я сменю!»

Всё в порядке, на месте, —   мы едем к границе, нас двое.Тридцать лет отделяет   от только что виденных встреч.Вот забегали щетки,   отмыли стекло лобовое, —Мы увидели знаки,   что призваны предостеречь.

Кроме редких ухабов,   ничто на войну не похоже, —Только лес — молодой,   да сквозь снова налипшую грязьДва огромных штыка   полоснули морозом по коже,Остриями — по-мирному —   кверху,     а не накренясь.

Здесь, на трассе прямой,   мне, не знавшему пуль,     показалось,Что и я где-то здесь   довоевывал невдалеке, —Потому для меня   и шоссе словно штык заострялось,И лохмотия свастик   болтались на этом штыке.

II. Солнечные пятна, или пятна на солнце

Шар огненный всё просквозил,Всё перепек, перепалил,И как груженый лимузинЗа полдень он перевалил, —Но где-то там — в зените был(Он для того и плыл туда), —Другие головы кружил,Сжигал другие города.

Еще асфальт не растопилоИ не позолотило крыш,Еще светило солнце лишьВ одну худую светосилу,Еще стыдились нищетыПоля без всходов, лес без тени,Еще тумана лоскутыЛожились сыростью в колени,

   Но диск на тонкую черту   От горизонта отделило, —   Меня же фраза посетила:   «Не ясен свет, когда светило   Лишь набирает высоту».

Пока гигант еще на взлете,Пока лишь начат марафон,Пока он только устремленК зениту, к пику, к верхней ноте,И вряд ли астроном-старикОпределит: на Солнце — буря, —Мы можем всласть глазеть на лик,Разинув рты и глаз не щуря.

   И нам, разиням, на потребу   Уверенно восходит он, —   Зачем спешить к зениту Фебу?   Ведь он один бежит по небу —   Без конкурентов — марафон!

Но вот — зенит. Глядеть противноИ больно, и нельзя без слез,Но мы — очки себе на носИ смотрим, смотрим неотрывно,Задравши головы, как псы,Всё больше жмурясь, скаля зубы, —И нам мерещатся усы —И мы пугаемся, — грозу бы!

   Должно быть, древний гунн Аттила   Был тоже солнышком палим, —   И вот при взгляде на светило   Его внезапно осенило —   И он избрал похожий грим.

Всем нам известные уроды(Уродам имя легион)С доисторических временУроки брали у природы, —Им апогеи не претилиИ, глядя вверх до слепоты,Они искали на светилеСебе подобные черты.

   И если б ведало светило,   Кому в пример встает оно, —   Оно б затмилось и застыло,   Оно бы бег остановило   Внезапно, как стоп-кадр в кино.

Вон, наблюдая втихомолкуСквозь закопченное стекло —Когда особо припекло, —Один узрел на лике челку.А там — другой пустился в пляс,На солнечном кровоподтекеУвидев щели узких глазИ никотиновые щеки…

   Взошла Луна, — вы крепко спите.   Для вас — светило тоже спит, —   Но где-нибудь оно в зените   (Круговорот, как ни пляшите) —   И там палит, и там слепит!..

III. Дороги… дороги…