Лунные бабочки - Александр Экштейн

— Тебе это казалось, старик. — Соукс кашлянул и оглядел переулок-щель. — Когда нужно, белые появляются всюду.

— Нет ни белых, ни черных, — хриплым голосом проговорил негр. — Есть только дураки и умные. К первым относишься ты, Арчибальд Соукс, сенатор Аризоны и куратор суперпроекта «Хазары» от правительства США.

Что-то насторожило Соукса в словах негра, и вообще все это ему казалось странным и неприятным с самого начала. Утром к нему зашел полковник Генри Олькттом. Зашел без предупреждения, словно грабитель, но Арчибальду Соуксу ничего не оставалось, как приветливо улыбаться. Этот англичанин, помешанный на ламаизме и русском православии, что не мешало ему быть гражданином США и полковником сектора «Экстерм» ЦРУ, мог сделать с ним, Арчибальдом Соуксом, все, что угодно. Три месяца назад Соукс был делегирован президентом США и утвержден сенатом на участие в проекте «Хазары». Это придавало ему дополнительный политический вес, а то, что он член, хотя и номинальный, без последствий и практического применения, команды астронавтов, готовящихся к полету на Юпитер, в будущем поможет ему поселиться на правах хозяина в Белом доме. Все было как нельзя лучше, пока не пришел полковник Генри Олькттом и не рассказал, заодно дав послушать и посмотреть кассету с цифровой записью, что он, Арчибальд Соукс, до сих пор полностью так и не избавился от пристрастия к трубке с опиумом в часы вечернего отдыха, и это грозит ему полным крахом политической карьеры. С тех пор Соукс «дружил» с полковником. И вот сегодня утром Генри Олькттом предложил Соуксу странную, но выгодную сделку. Он объяснил ему, как добраться до старика, «вонючего бродяги», и беседовать с «этим чучелом» до той поры, пока тот не «изучит тебя» и не передаст «кое-какие пленки». После выполнения задания Генри Олькттом пообещал уничтожить весь компромат на Соукса и более не беспокоить его до конца жизни. Это была выгодная сделка. Соукс не колеблясь согласился, поверив Олькттому, что тот уничтожит компромат. Такие не врут. Если бы Соукс не разбирался в людях, он никогда бы не стал влиятельным человеком в политике.

— Я даже не спрашиваю, — стараясь быть вежливым, Соукс походил на человека, пьющего горячую водку без веских на то оснований, — откуда ты меня знаешь. Получается, что я в проигрыше, ибо ты не знаком мне, старик.

— Да, — неожиданно по-юношески белозубо улыбнулся негр. — Я не был тебе представлен.

Арчибальду Соуксу стало зябко, неуютно и даже страшно. Он вдруг почувствовал, как со стороны 52-й Восточной улицы в переулок-щель вползла плотная необъяснимая тишина и стала двигаться в их сторону. Соуксу захотелось убежать, но он посчитал, что это слишком для сенатора.

— Меня попросили, — неуверенно продолжил он, — кое-что взять у тебя.

— Тебя не попросили, — усмехнулся негр, — тебя заставили.

Арчибальду Соуксу показалось, что от негра стало исходить свечение, как будто вокруг его шеи разгорался ровный огонь, охватывающий черную голову по кругу. Соукс выпустил изо рта сигару, но она так и не упала, ибо плотная тишина с беззвучным хрустом обрушилась на него, на Нью-Йорк и на мир вокруг них. Голова негра лепестково, словно водяная лилия, через которую пропустили ток высокого напряжения, раскололась, пламя стало ярче и приобрело форму треугольника, в центре его сидел русоволосый младенец, почти копия изображаемого художниками Купидона, если бы не глаза, черные до вороненого блеска, без зрачков и по-азиатски, но утрированно узкие. Треугольник пламени приподнялся вместе с младенцем и остановился на уровне сенаторской переносицы.

— Агууу-га-я, — засмеялся малыш, протягивая руку в сторону Соукса, — га-гаа, ульгууу… — И острие пламени с шипением ворвалось в глаза Арчибальда Соукса.

Глава вторая

Блин, Москва. Невменяемая столица моей невменяемой родины. Интересно, пережевав чью-то судьбу, она сплевывает или проглатывает ее?

Саша Углокамушкин стоял на площади Курского вокзала, возле входа в кассы, держа в одной руке хозяйственную сумку с вещами, а в другой полиэтиленовый пакет с термосом горячего чая и четырьмя бутербродами с ветчиной, завернутыми в газету «Общество и садоводы». Пакет ему организовала соседка по купе, Степанида Грунина, москвичка, возвращающаяся домой из Новороссийска, где она, по ее собственным словам, «десять дней пыталась понять, какого беса ее туда занесло». Пока пассажирский поезд Новороссийск — Москва, принявший Сашу Углокамушкина в Таганроге, мчался в сторону столицы, Степанида Грунина сумела вбить себе в голову, что Саша в нее влюбился и надо срочно объяснить ему, что она уже замужем, детей нет, но мужа любит и бросать его не собирается.

— Я тоже женат, — соврал Углокамушкин, забираясь на верхнюю полку. — У меня жена американка. Детей нет, точнее, есть, двое, но они не мои, соседские.

— Все вы, провинциалы, ущербные какие-то, — голова Степаниды исчезла, — не то что мы, москвички.

В общем, сорокатрехлетняя заботливая рука Степаниды Груниной уложила бутерброды для Саши в пакет, сунула листок с телефоном в карман мужика — «смотри не потеряй», и напоследок, уже покидая купе, сексуально-респектабельная Степанида Грунина сказала Саше Углокамушкину:

— Звони обязательно, я тебя в беде не брошу.

Она небрежно забросила спортивную сумку на плечо и вышла, оставив Сашу в полном недоумении, но тут же вновь заглянула и уточнила:

— Чао, дорогой.

Саша не видел, радуясь избавлению от столь внимательного проявления зрелой влюбленности, что к Степаниде Груниной, вышедшей на платформу, подошли двое молодых, профессионально обаятельных мужчин. Они пошли рядом с ней, отставая на полшага. Степанида даже не повернула голову в их сторону, лишь слегка повела плечом, и соскользнувшая сумка была мгновенно подхвачена молодым человеком слева. Они вышли на привокзальную площадь и подошли к желтому «опелю». Все происходило быстро и четко. Степанида Грунина села на пассажирское место впереди одновременно с мужчиной, занявшим водительское место, а мужчина с сумкой скрылся в салоне синего «санта фе», стоящего позади «опеля». Мгновение, и обе машины, тронувшись, покинули площадь Курского вокзала.

Степанида Грунина, Степанида Исаковна Грунина, полковник ФСБ, преподавала в закрытой высшей школе СВР, вела курс, который начальник школы, академик РАН, генерал-майор бета-войск службы внешней разведки, называл

«Альфонсы». Отобранные кадровиками СВР в среде курсантов военных училищ и студентов провинциальных вузов молодые плейбоистые люди с генетической предрасположенностью к патриотизму обучались у полковника Груниной высокому искусству казановости, ибо пути, ведущие к информации, охраняемой мужчинами, в девяноста девяти случаях из ста пролегают через женщину. Впрочем, полковник Грунина считала, что все бабники, включая исторически-литературных Казанову и Дон-Жуана, это не понявшие свою ориентацию гомосексуалисты.

— Дорогой, — позвонила Степанида Исаковна мужу домой из автомобиля, — я через час буду, можешь начинать готовить обед.

Оказывается, июнь в Москве не всегда означает лето. Закройте форточки, москвичи, в городе сквозняк.

Саша Углокамушкин стоял на привокзальной площади и думал: «Я — Саша Углокамушкин, простой среднестатистический провинциал, припершийся в столицу с тысячей долларов в кармане без ясной цели и планов. Впрочем, цель есть…»

Его мысли перебил подошедший постовой милиционер:

— Ваши документы, что у вас в сумке?

Саша молча протянул ему паспорт и расстегнул сумку, демонстрируя тапочки без задников, лежащие поверх свитера, двух рубашек и спортивного костюма, в который было завернуто полотенце, мыло и зубная щетка с пастой.

— Зачем приехали в Москву? — Милиционер вернул паспорт.

— Давно мечтал посмотреть, как люди в развитых странах живут, — вежливо ответил Саша.

— Умничаешь? — поинтересовался постовой и, сняв с пояса дубинку, стал похлопывать ею по ладони.

— Не вели казнить, барин.

— Живи… — начал было патрульный, но тут же, забыв о Саше, развернулся на месте и бросился в сторону переполоха, возникшего возле двери в зал с кассами на поезда дальнего следования. Со всех концов площади туда спешили патрульные. Углокамушкин увидел на асфальте лежащего навзничь мужчину, который даже в последний миг жизни не выпустил из рук мобильник. В центре его лба индийской точкой, символизирующей третий глаз, темнело отверстие явно не от индийской пули.

Глава третья

Игорь Баркалов и Степа Басенок стояли в кабинете полковника Самсонова и, тщательно подбирая слова, объясняли ему, почему московский полковник Хромов отправил их отдыхать в Сочи по служебной разнарядке, то есть бесплатно.

— Там, в Москве, генералы за свой счет к морю отдыхать едут, никаких им служебных, а вы раз, и в Сочи, да?!