В поисках священного. Паломничество по святым землям - Рик Джароу

Я купил у уличного торговца дюжину чапати, развернул их и положил рядом с лежавшей посреди улицы женщиной. Ко мне тут же подбежала стайка мальчишек с босыми, черными как уголь ногами. Они были одеты в лохмотья и жалобно тянули ко мне свои руки, крича наперебой «Сахиб, сахиб!» Я ускорил шаг, но они не отставали.

Это было уже слишком. Быстро свернув в ближайший переулок, я побежал, но тут же натолкнулся на группу обнаженных наполовину молодых людей, неистово поднимавших тяжести. Они качали пресс и мускулатуру, стоя перед большим зеркалом. Право, Бомбей казался настоящим цирком, где в каждом закоулке можно было увидеть отдельное представление. Эти культуристы поинтересовались, не хочу ли я побороться с ними на руках, но я скользнул мимо. Кухонные плиты, которые топят навозом, чадили дымом. Из труб, расположенных вдоль стен, стекала моча, и ее запах смешивался с запахом костра. Повозки и авто проносились друг за другом, а водители хитро улыбались. Мне было интересно, сколько еще продержится этот город – столица почтовых махинаций и тысячи и одного ада.

Но каким-то невероятным образом этот город всегда прочно стоял на земле и был настоящим чудом Индии, непостижимым аристотелевской логике. В этих изуродованных хаосом землях все же ощущалось некое мифическое измерение, в котором все оставалось навеки неизменным.

Начинало темнеть, а я так и не нашел, где остановиться. Цены на номера в приличных отелях сильно подскочили из-за большого притока богатых арабских шейхов, а номера в дешевых отелях могли кого угодно повергнуть в дикий ужас. Я решил не думать обо всем этом и направился в небольшой ресторанчик недалеко от вокзала. Всего за шестьдесят три цента мне протянули гигантскую тарелку, наполненную приправленными карри овощами, чапати, рисом и пряными индийскими огурчиками. Над кассой висела крупная фотография Бхагавана Нитьянанды, великого авадхуты, святого, отказавшегося от материального мира и оставившего себе лишь легкую набедренную повязку. На стенах ресторана висело много фотографий с изображениями разных гуру. Есть ли где-то на земле еще места, где можно встретить столько изображений святых и гуру на стенах? Я трапезничал и думал о своих учителях.

На следующий день мне предстоит продолжить путешествие, и кто знает, может, я снова встречу их. Конечно, у меня уже не было тех ожиданий, которые однажды подвигли меня отправиться в глубь континента в поисках даршана, то есть встречи со святыми. Но я испытывал уважение к этим людям за то, что они жили в согласии со своей верой, и это наделяло их великой силой, которой они делились с каждым, кто искал что-то в этой жизни.

И вообще, я сильно привязался ко всему этому, и даже географический фактор, каким бы внушительным он ни был, не мог разорвать эти прочные отношения. Во время живой передачи знания возникает таинственная, неразрывная связь, которая не имеет ничего общего с привязанностью или зависимостью, она остается ощутимой всегда, где бы ты ни находился – в храме или в ванной комнате, ты всегда ощущаешь ее зов. Но, как и все в этом мире, даже эта связь может исказиться в кривом зеркале ума и его понятий. Как бы сильно я ни любил Индию со всем ее безумием и духовностью, я чувствовал, что должен вернуться сюда еще раз, чтобы восстановить утраченные фрагменты своей жизни.

Для многих путешествие в Индию связано с поиском мастера. Но кто этот мастер, кто этот гуру? Как узнать его? И даже если ты нашел подлинного мудреца, что дальше? Что тогда произойдет? Ты полон ожиданий, словно река, чья вода смешана с землей и глиной. Реку нужно очистить, чтобы вновь взглянуть в глубину ее вод и распознать собственные проекции.

После ужина мне стало значительно лучше, и я отправился на вокзал в поисках места для ночлега. Поезд отправлялся в шесть утра, и уже сейчас я мог представлять раскачивание деревьев и мягкую почву Вриндавана, Матхуры, родиной и вечным обиталищем Шри Кришны.

Даже ночью на улицах было полно людей. Они же сновали туда-сюда по вокзалу. Грязный и усталый, я вошел в зал ожидания первого класса, расстелил циновку и забрался в ванную, поливая себя водой из жестяного кувшина, купленного на базаре. Закончив омовение, я сел на циновке в медитации. Нигде в мире больше нет станций, где совершенно нормальным было бы принимать душ, ходить босым, завернутым в тряпье, и медитировать, сидя на полу. Никто, кроме контролера, не обращал на это никакого внимания. Я видел, как он приближается ко мне. Я знал, что он знает, что я знаю, что он знает, что у меня не было билета в первый класс! Одетый в облегающую тело черную униформу с именем на груди, он подошел ко мне. И, конечно, потребовал предъявить билет. Сначала я смешался, не зная, как выкрутиться, а потом стал вываливать из карманов фотографии гуру Ширди Бабы и Сатья Саи Бабы, которые до этого подобрал в городе. Контролер увидел снимки, кивнул и улыбнулся. Еще раз взглянув на фотографии, он мягко махнул рукой со словами: «Все в порядке, оставайся».

Поезд отбыл рано утром. Первоначальный шок от всей этой грязи и запустения прошел, и я начал получать удовольствие от гипертрофированной приземленности своего существования. Индия была настоящей, и ее удивительный дух поглощал тебя целиком, ввергая в изобильный поток ежедневной жизни. Здесь так много людей, племен, языков и культур. Но все это как-то работало, и система бронирования билетов не давала сбоев. Служащие даже напечатали мое имя на карточке, прикрепленной к двери купе второго класса. За окном опять понеслись плотные ряды лачуг и хибар, пшеничных полей и густонаселенных деревушек, и вскоре впереди показался священный город Вриндаван.

Вриндаван

Путь был долгим и изматывающим, но с каждой остановкой черного вспотевшего поезда я чувствовал приближение истинного духовного сердца Индии, и мне становилось легче. На станциях царил хаос. Торговцы стремительно проносились сквозь вагон, размахивая подносами. Одни продавали самосу – обжаренные в масле пирожки с пряной овощной начинкой. За ними шли торговцы манго и бананами, а торговцы чаем несли крупные котелки с крепким сладким чаем, сваренным на молоке – довольно распространенный на севере Индии напиток. Дети продавали питьевую воду через окна. Некоторые просто попрошайничали, протягивая руки с обиженным выражением лица. Они принадлежали к местной касте попрошаек и им редко отказывали. Людская масса рекой текла по улицам, выливалась из окон и дверей и снова затекала обратно. Человеческий водоворот. Поезд тронулся, и люди цеплялись за решетки на окнах, а некоторые запрыгивали на крышу – только чтобы прокатиться.

На следующий день, уже на закате, поезд прибыл к месту назначения. Матхура является важным историческим центром. Говорят, что здесь брахманистская иерархия поглотила местный культ, последователи которого поклонялись герою по имени Кришна. По преданиям, в этом городе проповедовал Будда, а в местном музее экспонируются искусства Чандахара, испытавшего на себе сильное влияние эллинской культуры. Несмотря на имперское наследие Великих Моголов и Британское господство, этот город все еще остается важной точкой на карте паломников всего мира. В соответствии с древними писаниями, в этих землях появился Шри Кришна – он был инкарнацией бога Вишну, пришедшей освободить Землю от бремени прежних ошибок.

Город Вриндаван, в котором, как говорят, Будда провел свое прославленное детство, находится примерно в десяти милях от Матхуры. Согласно древнему преданию, Кришна родился в тюремной камере, в городе Матхура, и благодаря своим удивительным способностям смог отпереть двери своего узилища и усыпить стражу, и поручил Васудеве, своему отцу, под покровом ночи переправить его через реку Джамуна, чтобы избежать гонений со стороны короля Камсы. Кришну воспитывали во Вриндаване приемные родители – их звали Нанда и Яшода, они принадлежали к касте пастухов…

После длинной вереницы автобусов и рикш, и обычных для этих мест попыток договориться с кем-то о цене, я, наконец, оказался на берегу реки Джамуны – она все еще стремительно текла посреди невыносимой дневной жары. Я завернулся в тонкое хлопковое полотенце и вошел в теплую воду, подставляя себя ее течению, чтобы смыть тяжелую карму душного поезда. Выбив пыль из своих грязных одежд о каменные ступени, я прополоскал их в зеленой воде и разложил на берегу. Обычно здесь собирается множество народа, но сейчас было спокойно. Паломники ушли. Трое мальчишек с загорелыми коричневыми телами один за другим прыгали с помоста в воду, заливаясь смехом. Они плескались в воде, поддерживаемые довольно сильным течением.

Омовение на гхате. Радха Кунд

Я сидел на гхате[18], на этих каменных ступенях, и ощутил перемену атмосферы. Облака, зависшие над рекой, начинали темнеть. Звонкие голоса птиц звучно раздавались неподалеку, над берегом из мелкого белого песка. Это место, наполненное неземной аурой, называют «Голокой», обителью молочно-белых, «сладко пахнущих» коров и деревьев, исполняющих желания. Но сейчас я был слишком измотан и просто не мог принять вполне все это великолепие и многообразие. Среди каменных храмов, окружавших гхат, я расстелил циновку. Одежды мои уже совсем высохли, но грязь осталась, она въелась так глубоко, что стала частью ткани. Течение реки усилилось, ее воды почернели, а местами на мутной поверхности возникали белые и коричневые пятна – следы выбросов с нефтеочистительных сооружений в Дели. Я прислонился к камню из красной глины и окинул взором противоположный край гхата, на котором были установлены многочисленные лингамы Шивы, каменные фаллосы, отбрасывавшие наблюдающего их человека совсем в другие времена, в другую культуру. Прямо за этими каменными изваяниями стоял первый из тысячи других храмов города, однако ночь наступала слишком быстро, и я, укутавшись в одеяло из одежд, погрузился в глубины царства Брадж Мандала, волшебного круга Вриндавана.