Внешняя политика России эпохи Петра I - Владимир Бобылев

Действия Тальмана, точка зрения которого расходилась со взглядами его руководства по вопросам русско-турецких отношений, были далеки от требований, изложенных в инструкциях императора. Правда, он писал, что использовал якобы все средства с целью «удержать Порту от разрыва», но делал это «со всей осторожностью и скромностью, ибо большее усердие могло бы ввергнуть нас в другие, более опасные затруднения и вместо того, чтобы предотвратить разрыв с Москвой и Польшей, могло бы привести к тому, что оттоманская держава обратилась бы именно против Венгрии». Итак, вопреки требованиям Вены, Тальман в сущности занял позицию пассивного наблюдателя, которую в султанском дворце расценили как австрийский карт-бланш Порте в ее политике по отношению к России.

Как и предвидели в Вене, начало русско-турецкой войны принесло Австрии дополнительные тревоги и заботы. По свидетельству голландского посла Рехтерна, имперский двор располагал достоверными сведениями о том, что Франция прилагает все силы, чтобы примирить царя с Портой и обратить их оружие против Венгрии. Кроме того, в Вене было известно и о французском плане последующего раздела Империи. Польша передается Лещинскому, Чехия — королю Августу II, Венгрия — царю, а южные австрийские провинции отойдут Османской империи. Но ведь этот «проект» почти полностью совпадал с основными идеями французского плана создания против Австрии восточного фронта! Было ли это результатом исключительной прозорливости венских политиков или скорее всего наличием их информатора во французском министерстве иностранных дел — в данном случае не так уж важно. А вот решения, принятые австрийским правительством под воздействием этой информации имели серьезные последствия как для интересов морских держав, так и для Франции. Венский двор, ссылаясь на угрозу турецкого вторжения, категорически отказался перебросить из усмиренной Венгрии на французский фронт свою 50-тысячную армию, на чем упорно настаивали Англия и Голландия. Таким образом, первоначальное предположение правительств морских держав о том, что русско-турецкая война позволит Австрии сконцентрировать все свои силы на западе, оказалось ошибочным.

Прибалтийская катастрофа, постигшая шведов в летнюю кампанию 1710 г., вызвала очередное беспокойство у правительств морских держав. Их надежды, что Россия надолго увязнет в борьбе с неприступными шведскими крепостями в Прибалтике и будет при этом достаточно обескровлена, были развеяны умелыми действиями русских артиллеристов и гренадеров. В Лондоне давали себе отчет в том, что у Швеции уже нет сил, чтобы в одиночку восстановить рухнувшее равновесие на севере Европы. А помощь Карлу XII в этом деле могли оказать только его гостеприимные хозяева. К тому же русско-турецкая война, как считали в Лондоне, устранит потенциальную опасность для Австрии со стороны Порты. Английский статс-секретарь Г. Сент-Джон писал: «До тех пор, пока мы не закончим наше великое дело с Францией, в наших интересах, без сомнения, поддерживать пожар в этих местах».

С ведома английского посла Р. Саттона банкиры константинопольского отделения британской Левантинской кампании предоставляли Карлу XII крупные займы, которые он использовал для подкупа турецких сановников. Но ни Саттон, ни его голландский коллега Я. Кольер не принимали участия в разжигании антирусских настроений, считая, что их вмешательство будет излишним. Действительно, решение о немедленном выступленим против России было принято османским правительством самостоятельно, хотя, разумеется, им учитывались и призывы к реваншу со стороны Швеции, и советы Франции, и благосклонность морских держав, и австрийский нейтралитет.

На протяжении 1700–1710 гг. русская внешнеполитическая стратегия была направлена на достижение положения, исключавшего войну на два фронта. Петр понимал, что успех в Северной войне возможен лишь при условии сохранения мирных отношений с Турцией. Вот почему он не жалел ни материальных, ни дипломатических средств для умиротворения южного соседа, постоянно добиваясь от султана конфирмации Константинопольского договора от 1700 г.

Однако после освобождения от шведов Восточной Прибалтики, откуда они могли реально угрожать вторжением в центральные районы России, Петр мог вздохнуть с облегчением, ибо с этого момента война на два фронта становилась в большей степени понятием политическим, чем военным. Опасность выступления корпуса Крассау хотя и не отрицалась в Петербурге, но считалась минимальной, поскольку по численности он уступал даже объединенным силам датско-саксонской армии в полтора раза. Поэтому объявление Турцией войны было встречено в политических кругах России довольно спокойно, как нечто давно ожидаемое. Предвидя возможность разрыва Турции с Россией, а может быть даже и его неизбежность, Петр сразу же после Полтавы предпринял определенные дипломатические шаги. Так, в конце 1709 г. им был заключен секретный оборонительный союз с валашским господарем К. Бранкованом, который обязался предоставить России в ее борьбе против Турции 30-тысячный вспомогательный корпус и снабжать русскую армию продовольствием и фуражом. Со своей стороны царь согласился признать независимость Валахии на правах ассоциированного с Россией государства. Предложения о — восстановлении антитурецкой коалиции делались и австрийскому послу генералу Велчку, но они не получили, однако, позитивного отклика со стороны Вены. А в середине апреля 1711 г. Петр заключил договор и с молдавским господарем Д. Кантемиром о принятии его княжества в российское подданство. Летом 1710 г. в Польшу была дополнительно переброшена часть сил из-под Риги и Эльбинга, а войска, стоявшие на границе с Молдавией, были приведены в боевую готовность «против турского нападения».

Одновременно русская дипломатия активно действовала и в вопросе отмены «Акта о северном нейтралитете». В связи с официальным заявлением Карла XII от 30 ноября 1710 г. о его отказе присоединиться к данному соглашению и нежеланием морских держав силой оружия покарать нарушителя «покоя в Империи» дальнейшее соблюдение Россией конвенции о нейтралитете теряло всякий смысл. В условиях войны с Турцией, отвлекавшей на южное направление значительные силы, и возможностью вторжения корпуса Крассау в Польшу правительство Петра было крайне заинтересовано в том, чтобы вступлением датских и саксонских войск в Померанию блокировать находящуюся там шведскую группировку и обеспечить тем самым правый фланг и тылы русской армии.

Декларацией от 29 апреля 1711 г. Петр поставил в известность правительства морских держав и Австрию, что с этого момента северные союзники будут вынуждены принимать меры, которые сочтут необходимыми, не считаясь более ни с чьими интересами.

Принимая решение о денонсации «Акта о северном нейтралитете», Петр учитывал и международную обстановку в Западной Европе, где возникли новые тенденции в связи со смертью в апреле 1711 г. австрийского императора Иосифа I. Ближайшим претендентом на императорский трон становился брат покойного — эрцгерцог Карл, который, как известно, был официально признан морскими державами испанским королем. Разумеется, морские державы, решительно выступавшие против создания единого франко-испанского государства, были совершенно не расположены содействовать соединению испанской и австрийской короны. Призрак реанимации чудовищной Империи Карла V, похороненной Вестфальским миром, с неизбежностью должен был привести к пересмотру ранее заключенных соглашений между участниками Великого союза, что ставило под вопрос его дальнейшее существование, как и продолжение войны с Францией.

Для интересов Северного союза эти события имели ту позитивную значимость, что они существенно отвлекли внимание морских держав от северных дел, предоставив тем самым участникам антишведской коалиции определенную свободу действий. Кроме того, на время подготовки выборов нового императора блюстителем императорского трона был назначен Август II, в распоряжении которого временно оказались военные силы Империи, сражавшиеся на фронтах войны за Испанское наследство. Петр немедленно воспользовался данным обстоятельством, заключив 30 мая 1711 г. в Ярославе соглашение с Августом II о совместных действиях в Померании. Морским державам ничего не оставалось, как согласиться с решением северных союзников, которое вскоре было закреплено в международно-правовом отношении Гаагской конвенцией от 3 августа 1711 г. Англия и Голландия пошли на отмену «Акта о северном нейтралитете» крайне неохотно, обвиняя во всем Карла XII. Вместе с тем, ставя свои подписи под этим соглашением, правительства морских держав считали, что длительная война с Турцией станет серьезной преградой на пути активной политики России в Южной Прибалтике.

Набегом крымской конницы в начале января 1711 г. под Харьков Турция открыла военные действия против России. Но, потерпев несколько неудач в стычках с русской кавалерией, Девлет-Гирей II поспешно отошел в Крым. Провалом закончился и рейд на Правобережную Украину крымского царевича, в 30-тысячную армию которого входили отряды Лещинского и запорожские казаки под начальством Ф. Орлика. Потеряв в сражениях за Белую Церковь около 2 тысяч убитыми и ранеными, крымцы покинули пределы Польши.