Внешняя политика России эпохи Петра I - Владимир Бобылев

Выступление курфюрста Ганновера Георга-Людвига в поддержку нейтралитета в Германии и его инициатива в деле создания интернациональных вооруженных сил как гарантов «тишины» в Империи были позитивно встречены русским правительством. В Петербурге к тому же было известно о прохладных отношениях Георга с Карлом XII. Все это создало благополучную почву для начала русско-ганноверских переговоров, в ходе которых Петр надеялся «присоединить» Ганновер к Северному союзу, что существенно укрепило бы международное положение России. На первый взгляд это покажется странным, но дело заключалось в том, что в 1701 г. Георг-Людвиг был объявлен наследником английского престола. Кроме того, Ганновер являлся участником Великого союза, а его курфюрст — главнокомандующим рейнскими армиями императора и германских князей. Учитывая это, Петр и надеялся, что с вступлением Ганновера в Северный союз будет устранена опасность прямого вмешательства морских держав в северный конфликт на стороне Швеции.

В ноябре 1709 г. на переговоры в Ганновер был направлен молодой, еще мало кому известный в Европе дипломат князь Б. И. Куракин. Посол имел инструкцию добиться от Георга согласия на заключение оборонительного союза против Швеции, обещая ему после окончания войны содействовать в передаче соседних шведских владений — Бремена и Вердена. Разумеется, что столь заманчивые условия, требовавшие взамен лишь гарантию безопасности союзников России от шведского вторжения, не могли быть отвергнуты. 3 июля 1710 г. русско-ганноверская союзная конвенция была подписана, что сыграло немаловажную роль в смягчении политики Великого союза по отношению к антишведскому альянсу.

Позитивные результаты русско-ганноверского сближения стали приносить свои плоды еще в ходе переговоров Куракина. Так, в период подготовки Данией десанта в Сконе, шведское правительство обратилось к морским державам с просьбой прислать для защиты южной Швеции эскадру. Но под давлением Георга правительства Англии и Голландии отказали Стокгольму в этой просьбе.

Говоря о причинах, побудивших Петра выступить с программой установления нейтралитета в Империи, нельзя не сказать и о причинах, обусловивших его поддержку со стороны держав Великого союза. Как предполагали в Лондоне, Гааге и Вене, после гибели шведской армии на Украине военные действия с неизбежностью будут перенесены в Северную Германию, где находились достаточно крупные группировки шведских войск. А это несло с собой опасность отзыва датских, прусских, саксонских и ганноверских войск с фронтов войны за Испанское наследство. Не исключалось в этом случае и вмешательство в борьбу со Швецией Австрии, что привело бы к несанкционированному присоединению Великого союза к антишведской коалиции и слиянию двух европейских конфликтов в один общеконтинентальный военный пожар. Все это не только противоречило стратегическим планам морских держав, но и ставило под вопрос их наметившийся успех в борьбе против франко-испанского блока. Поэтому появившаяся как-то «сама собой» идея северного нейтралитета разом устраняла возможность развития событий в опасном для Великого союза направлении. Но данное политическое прогнозирование было глубоко ошибочным, ибо оно не соответствовало истинным планам русского правительства, принявшего после Полтавы решение нанести главный удар не в Померании, а в Лифляндии и Эстляндии. Имитируя свою готовность изгнать шведов из Померании в случае отказа Великого союза стать гарантом «покоя и мира» в Империи, Петр заставил дипломатию морских держав невольно содействовать ее замыслам, хотя в Лондоне и Гааге считали, что отстаивают свои собственные интересы и интересы Швеции.

Важным моментом в поспешном согласии правящих кругов держав Великого союза заключить конвенции о нейтралитете явилось также их стремление создать для Швеции благоприятные условия и дать ей время, чтобы оправиться от Полтавской катастрофы. И можно представить их состояние, когда они узнали об отказе Карла XII присоединиться к «Акту о северном нейтралитете». В инструкции своему агенту при Карле XII английское правительство с нескрываемым раздражением заявило, что «шведские министры настаивают, чтоб мы спасли их, и в то же время они отнимают у нас возможность сделать это, отвергая акт о нейтралитете, который является единственным средством, имеющимся в наших руках, чтобы оказать эту услугу». В Лондоне и не подозревали, что данный акт как средство «спасения» Швеции в сущности является политическим и дипломатическим обеспечением плана поэтапного разгрома шведских войск сначала в Лифляндии и Эстляндии, а затем и в Померании.

Интересно, что английская дипломатия усердно старалась приписать себе инициативу в деле германского нейтралитета, выставляя себя в роли спасителя Швеции и политического победителя России По известным причинам Петр не стал оспаривать приоритет Англии в данном вопросе, как и привлекать ее к ответственности за политический плагиат. Что же касается проблемы победителя в этом дипломатическом сражении, то последующие события со всей очевидностью укажут на Россию.

В то время как представители стран Великого и Северного союзов вырабатывали условия «тишины» в Империи, русская армия стремительным маршем двигалась в Лифляндию В начале ноября войска фельдмаршала Шереметева блокировали со всех сторон Ригу, считавшуюся тогда одной из сильнейших крепостей в Европе Гарнизон Риги насчитывал 13 тыс. человек, а на ее стенах находилось более 600 орудий. Вскоре на фронт прибыл Петр, который после рекогносцировки принял личное участие в начале бомбардировки крепости Вместе с тем, реально оценив обстановку, царь принял решение ограничить военные действия лишь тесной блокадой и методическим артобстрелом, но «чтоб сего города формальною атакою не добивать».

С наступлением весны русское командование активизировало свои действия. В мае 1710 г. под Ригу была доставлена осадная артиллерия, в состав которой входили сверхтяжелые мортиры, способные вести огонь 9-пудовыми бомбами 25 июня русская артиллерия начала массированный обстрел крепости и города, эффективность которого была настолько велика, что 15 июля гарнизон Риги, не дождавшись штурма, капитулировал.

Падение столицы Лифляндии предрешило и судьбу других шведских крепостей в Восточной Прибалтике. И вполне справедливо Петр оценивал взятие Риги как успех стратегического значения, указывая, что он «малым лучше Полтавы».

После завершения рижской операции русские войска начали наступление на эстляндском направлении В течение августа-сентября 1710 г. они овладели городами Динамюнде, Перцовом и Ревелем. А еще в июне того же года войска под командованием Ф. М. Апраксина взяли Выборг, обеспечив, по словам царя, «Санкт-Петербурху конечное безопасение». Говоря об успехах русского оружия в Прибалтике, необходимо подчеркнуть, что кампания 1710 г. стала подлинным триумфом русской артиллерии, поскольку практически все шведские крепости и города капитулировали, не выдерживая ужасающей мощи огня. При этом нужного эффекта русские артиллеристы добивались достаточно быстро. Датский посол в России Ю. Юль отмечал, что их «успех тем беспримернее, что при взятии названных крепостей было меньше расстреляно пороху, чем в ознаменование радости по случаю всех этих побед».

Освобождение от шведов Восточной Прибалтики и Выборга означало практическое выполнение программы-максимум, сформулированной русским правительством после Полтавской победы, как наиболее оптимальный для интересов России итоговый результат Северной войны. С выходом на Балтику в полосе от Риги до Выборга балтийская проблема в своем территориальном отношении была в основном решена. На повестку дня русской внешней политики теперь выдвигался вопрос закрепления Россией этих территорий в международно-правовом отношении, а для этого необходимо было продолжить поиск военных и дипломатических путей, чтобы достичь почетного мира со Швецией. Однако в связи с обострением русско-турецких отношений правительство Петра вынуждено было отложить шведские дела на неопределенный срок.

Несмотря на конфирмацию Ахмедом III Константинопольского договора в январе 1710 г., напряженность в отношениях Турции с Россией нарастала с каждым днем. Используя договор в качестве дипломатического прикрытия, османское правительство начало форсировать военные приготовления. В начале июня 1710 г. великим везиром стал Нуман-паша, о котором Петр писал, что он «зело умной муж, однакож не так склонен к нашим интересам, как прежней». Вскоре он вызвал к себе П. А. Толстого и в ультимативной форме потребовал, чтобы Россия вывела свои войска из Польши и позволила Карлу XII беспрепятственно пройти в Померанию в сопровождении 50 тыс турецких и татарских войск Информируя Петра о требованиях Порты, русский посол также сообщил о том, что султан разрешил крымскому хану «к русским рубежам нападение чинить».