Внешняя политика России эпохи Петра I - Владимир Бобылев

Условия турецкого ультиматума вне всякого сомнения были почерпнуты из идей шведского короля Так, в письме султану Карл XII указывает, что царь несомненно воспользуется его «несчастьем» и «бросится на одну из ваших провинций, как бросился на Швецию Крепости, построенные им на Дону и на Азовском море, его флот обличают ясно вредные замыслы против Вашей империи. При таком состоянии дел, чтобы отвратить опасность, грозящую Порте, самое спасительное средство — это союз между Турцией и Швецией В сопровождении вашей храброй конницы я возвращусь в Польшу, подкреплю оставшееся там мое войско (корпус Крассау. — В. Б.) и снова внесу оружие в сердце Московии».

Шведские требования в их «турецкой упаковке», разумеется, не могли быть приняты русским правительством, так как это означало бы добровольное восстановление контроля Карла XII над Польшей. В июле Петр отправил личную грамоту султану, в которой предупреждал его, что намерение послать Карла XII через Польшу с 50-тысячной армией будет им принято «за явный разрыв мира». Царь соглашался дать свободный проход шведскому королю, но с охраной не более 3 тысяч человек. Одновременно он отдал приказ русским войскам в Польше передислоцироваться к турецкой границе и быть им готовыми «против турского нападения». Однако на эту грамоту, как и на последующие, ответа не последовало Политический маховик войны с Россией, раскручиваемый Турцией, все больше набирал обороты.

Принимая решение оказать военную помощь Швеции, правящие круги Османской империи, разумеется, преследовали в первую очередь свои собственные интересы. И дело заключалось не только в том золотом дожде, которым осыпали шведские агенты ближайшее окружение султана. Этого было мало. Решающим оказалось обещание Карла XII и Лещинского сделать Польшу протекторатом Османской империи, уступить последней Южную Польшу с Каменец-Подольским и платить султану ежегодную дань в 4 миллиона дукатов Столь щедрая компенсация за спасение Швеции превзошла все ожидания турецкого правительства и произвела на него воистину чарующее воздействие. В середине октября Толстой доносил о концентрации в районе Ясс и Бендер 70-тысячной турецкой армии и писал, что «в настоящем времени верить туркам в содержании мира сумнительно».

В это же время в Константинополь пришло известие о полной победе русских войск в Восточной Прибалтике. Эмиссары Карла XII С Понятовский, И. Потоцкий и Г Функ бились в истерике у ног султана, требуя от него немедленного объявления войны России. В противном случае, говорили они, царь перебросит все свои силы в Померанию и сбросит шведов в море, как он это сделал в Лифляндии и Эстляндии. Тогда король, лишившись своих шведских плацдармов на континентальной Европе, не сможет оказать какой-либо эффективной помощи Турции и вынужден будет пойти на мир с царем. Султан не должен забывать, что, сокрушив Швецию, Россия в союзе с Императором двинется на Порту, о чем уже ведутся переговоры в Москве через австрийского посла генерала Велчка. Османское правительство полностью соглашалось с данной аргументацией, поскольку она не расходилась с оценкой политической ситуации в Восточной Европе, которую давали в султанском дворце в октябре 1710 г. Однако необходимость немедленного выступления против России сформировалась в османском правительстве независимо от дипломатического давления представителей Швеции и западноевропейских стран и была в целом предопределена тем курсом, на который самостоятельно стало турецкое руководство сразу же после Полтавы.

Позитивно отнеслось турецкое правительство и к плану военного разгрома России, предложенному Карлом XII. Его основная идея заключалась в том, что боевые действия должны начаться с набега крымских татар на Азов и Киев с целью сковать основные силы русских на этих направлениях, в то время как турецкая армия и корпус Крассау с юга и севера вторгнутся в Польшу, а оттуда уже можно будет «совершить серьезное нападение на Москву и в течение короткого времени заставить ее образумиться, так как царь не будет в состоянии оказывать сопротивление двум монархам одновременно». Шведские представители при султанском дворе доказывали, что Турция может не опасаться за свои тылы, так как союзник России по Священной лиге — Австрия, имея войну с Францией, не посмеет вмешаться в русско-турецкий конфликт. К тому же выступление Турции против России заставит Данию, потерпевшую сокрушительное поражение в Сконе, пойти на мир, это позволит шведскому флоту и армии вновь начать борьбу за Восточную Прибалтику. Карл XII обещал великому везиру оказать содействие в реорганизации турецких войск по европейскому образцу.

В ноябре 1710 г в Константинополь был вызван из Крыма Девлет-Гирей II, который, по словам австрийского посла, «дал первый повод к столь серьезной перемене», что «вся Оттоманская Порта о другом раздумывать стала» 19 ноября на большом Диване (государственный совет при султане. — В. Б.) было принято решение о разрыве Константинопольского договора. На следующий день Турция официально объявила войну России, а неделю спустя, русский посол был арестован и брошен в подземелье Семибашенного замка.

В своем последнем донесении Толстой спешил сообщить, что султан намерен «войну с нами начать ныне через татар, а весною всеми турецкими силами». Причины же этого шага или требования османского правительства, принятие которых царем восстановило бы мир между Россией и Турцией, в этом донесении не приводились. Однако они фигурируют в записках французского офицера на русской службе Моро-де-Бразе. Он писал, что турки предложили русскому правительству ради «избежания войны» следующие условия: возвращение Азова; отвод русского флота к Воронежу; предоставление независимости украинскому казачеству; возвращение шведам всех завоеваний в Прибалтике; расторжение союза с Августом II и признание польским королем Лещинского; заключение наступательного и оборонительного союза с Карлом XII и Лещинским. По словам Моро-де-Бразе, эти условия были присланы царю в Ригу в ноябре 1710 г. еще до объявления Турцией войны и представляли в сущности ультиматум России, который, естественно, был отвергнут Петром. Ради сохранения мира царь согласился лишь на отвод русских войск от турецких границ, о чем он поставил в известность султана грамотой от 6 января 1711 г., но ответа так и не получил.

В общем пакете турецких условий примирения наряду с требованиями, отражавшими реваншистские устремления Турции и Швеции, было и положение о заключении русско-шведского союза. Но вряд ли идея включения данного пункта принадлежала турецкому султану и шведскому королю, не видевших в этом союзе каких-либо политических выгод. В Европе имелась держава, прямо заинтересованная в существовании русско-шведско-турецкой коалиции, и такой державой являлась Франция.

На первый взгляд кажется парадоксальным и совершенно необъяснимым участие Франции в антирусской кампании, которую развернула ее дипломатия в Константинополе. Да и сам Людовик XIV категорически отрицал причастность Парижа к разжиганию русско-турецкой войны. В июле 1711 г. он писал Балюзу, находящемуся в России, что «я не употреблял влияния на Порту, приписываемого мне министрами царя, видя, что турки собираются начать войну, из которой я не могу извлечь значительной пользы; между тем они могли мне оказать важную услугу, подав помощь венгерским конфедератам, и этим способом принудили бы императора защищать свои наследственные владения, отозвав войска, которые он употребляет во Фландрии и в Италии». Однако при всей логичности данного объяснения факты говорили об обратном. По свидетельству Тальмана новый французский посол маркиз Дезальер, сместивший Ферриоля, публично хвастал, что именно он способствовал разрыву Турции с Россией, так как «якобы вел все дело своими советами». Об этом доносил и П. А. Толстой в своем последнем послании от 25 ноября, указывая, что Порта «возбуждена к тому разорванию через министра французского интриги Дезальера». Под влиянием подобной информации у Петра сложилось твердое убеждение в том, что «посол французский при Порте по указу своего короля сильные вспомогательства чинил королю шведскому и Порту побуждал к разрыву с Россией, и немалую сумму денег тот посол французский, будучи у короля шведского в Бендере, оному привез». Далее царь писал, что «французский посол короля своего грамоту султану (которая состояла в рекомендации за короля шведского, дабы ему Порта спомогла) подал, которая грамота столько побудила и помогла, что турки о выезде короля шведского из их земли и говорить перестали».

Почему же Людовик XIV, несмотря на всю очевидность подталкивания французской дипломатией Турции на разрыв с Россией, настойчиво пытался переубедить царя в обратном. А дело заключалось в том, что в апреле 1711 г. король направил в Москву Балюза с целью заложить основы дружественных отношений между Россией и Францией. Но как тогда совместить данный политический курс с антирусскими интригами Дезальера в Константинополе, которые ставили под сомнение успех миссии Балюза? Вряд ли это можно объяснить просто несогласованностью в действиях турецкого и русского отделов французской дипломатической службы. На наш взгляд, двойная игра Версаля представляла собой хорошо продуманную дипломатическую комбинацию, успешное завершение которой привело бы к созданию турецко-шведско-русского союза, направленного против Австрии.