Грехи и молитвы - Ира Малинник
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Твоя мать мертва», Астарот решил не церемониться. «Она покончила с собой».
— Что ты сказал?! — голос Томаса прорезал ночную тишину. Где-то позади него заворочался Дарио, да всхрапнул Каштан.
«Я решил, что будет правильно сообщить тебе. Белиал спровоцировал ее. Он подсылал к ней ребенка, какую-то девочку, которая живет неподалеку от вас. Она каждую ночь рассказывала твоей матери, что ты убил человека. Неудивительно, что бедняга покончила с собой. Такое насилие не выдержит почти никто».
— Замолчи, — Томас обхватил руками голову, будто пытаясь скрыться от голоса, но голос был в нем, в его голове, и спасения не было. — Замолчи!
«Послушай, если бы мне было знакомо сожаление, я бы сказал, что мне жаль. Но я скажу, что теперь Белиал перестал играть, и нам нужно быть вдвойне осторожными. Сейчас под ударом может быть кто угодно, и даже твой дорогой Дарио, поэтому…
— Tace!!
Томас упал на землю. Краем глаза он видел, что Дарио поднялся и спешит к нему, но его не волновало, что подумает мужчина. Слезы застилали Томасу глаза и мешали говорить, но он, кашляя и захлебываясь, начал кричать:
— In nome di padre, figlio e spirito santo…
Он выкрикивал в ночь слова молитвы и кричал так, чтобы тому, кто всегда был внутри него, стало так же больно, как и самому Томасу. Он хотел, чтобы Астарот разделил его страдания, почувствовал то, что чувствовал сам Томас, и поэтому он продолжал читать «Отче Наш», чувствуя, как его внутренности загораются едким огнем.
— Pater noster, qui es in caelis, sanctificetur nomen tuum!
— Сеньор? — Дарио обхватил его за плечи и слегка встряхнул. — Сеньор, что такое? Что случилось? Почему вы плачете? Ответьте мне, молю вас!
Он был напуган, но Томасу не было дела до этого. Его матушка, его дорогая любимая матушка умерла, и она умерла по его вине, потому что он оставил ее.
«Не глупи!» Голос в голове огрел его, точно хлыст. «Ты думал, твоя молитва что-то мне сделает? Не спорю, было неприятно, но не более! Послушай меня, мальчик — ты ничего не мог сделать, и это была не твоя вина. Отправь письмо в Градару, отошли им денег на похороны, узнай у соседей подробности. Займи свой разум, пока он не уничтожил сам себя. Встань и утри слезы. Твой отец таким не был».
Слова Астарота отрезвили Томаса. Дрожащей рукой он вытер слезы на щеках и впервые посмотрел в глаза Дарио. Мужчина глядел на него с испугом, точно боялся, что Томас вдруг обернется демоном и кинется на него.
— Моя мать мертва, Дарио, — ломким голосом сказал Томас. — Пойдем разыщем постоялый двор. Мне нужно отправить письмо.
Глава 13. Падшие ангелы
Пока Томас оплакивал погибшую мать, Карл Марино изо всех сил гнал лошадь вперед, к Ареццо. Священник почти не отдыхал и спал урывками, не в силах расслабиться ни на секунду. Единственное, что останавливало его от того, чтобы скакать сутки напролет — боязнь загнать лошадь. И теперь, он снова делал вынужденную остановку в какой-то безымянной деревушке.
Карл торопливо спешился и направился к ближайшему дому, откуда уже выглядывали несколько любопытных.
— Доброго дня, — поприветствовал он их, отмечая страх и неприязнь на их лицах.
— И вам того же, — глухим голосом отозвался мужчина с густой бородой, явно отец семейства, которое жалось к нему.
— Я могу просить вас о ночлеге? Или может, у вас есть церковь, где я мог бы…
— Вы священник, сеньор? — вдруг спросил мужчина. Его вопрос почему-то заставил Карла напрячься.
— Да, я священник архиепархии Флоренции, — ответил Карл как можно более спокойным тоном. — Но я не понимаю…
— Уходите, — мужчина стиснул зубы и посмотрел на него с нескрываемым гневом.
Это заставило Карла невольно отшатнуться. Он впервые столкнулся с такой неприкрытой ненавистью, направленной к нему за что? За то, что он служил Господу?
— Я не понимаю, — Карл действительно не понимал, в чем дело. — Сеньор, что происходит?
Женщина позади мужчины заплакала и схватила его за руку, но мужчина раздраженно скинул ее руку.
— Уходите, — повторил он и развернулся, собираясь зайти в дом. Это только раззадорило Карла.
Всю жизнь он подавлял свой гнев, думал, что вера переплавила его эмоции в энергию, движущую его по жизни и дающую ему силы служить. Но теперь, слушая этого деревенского дурака, Карл понял: гнев его никуда не делся.
Он резко шагнул вперед и положил руку мужчине на плечо, заставляя его развернуться к себе лицом. Мужчина открыл было рот, чтобы что-то сказать, но Карл рявкнул:
— Молчать!
Женщина тихонько вскрикнула. Где-то в глубине дома тоненько заплакал ребенок.
Только теперь Карл заметил, что к дому подтянулись соседи. Все они не говорили ни слова, лишь молча сверлили его пустыми глазами, в которых плескались страх и злоба. Да что, черт возьми, тут произошло?
«Господь, помоги им и направь эти души по пути истинному», мысленно попросил Карл. После, он сделал глубокий вдох и уже более спокойным голосом произнес:
— Я прошу вас, объясните причину вашей неприязни. Я впервые появился в ваших краях и никому не сделал дурного. Но вы гоните меня прочь, точно пса, несмотря на то, что я служитель Господа и прибыл сюда из Флоренции. В чем же тогда дело?
Никто не сказал ни слова, точно Карла окружали не жители деревни, а истуканы, которых неведомый скульптор привез сюда и оставил как украшение. Тогда Карл обернулся к мужчине, которого все еще удерживал за плечо. Он хотел было повторить свой вопрос, но мужчина вдруг сощурил глаза и плюнул в Карла. И в ту же секунду в священника прилетел первый камень.
Где-то за спиной Карла плакала женщина, которую разъяренный муж затолкал в дом. А за первым камнем прилетел второй, потом третий, а за ним — четвертый. И пусть камни были небольшими, а кидающие почти не попадали, в голове Карла медленно заворочалась
