Сожженные мосты - Александр Маркьянов

— Это то я как раз узнал… — мрачно сказал граф — вам известен некий пан Жолнеж Змиевский?

Збаражский остановился, повернулся к графу.

— Кто?

— Жолнеж Змиевский. Этот пан судя по всему промышляет наркоторговлей, и по крупному. Профессор работает на него. И более того — по мнению пана Ковальчека пан Змиевский является сотрудником полиции или спецслужб.

Збаражский все более успокаивался.

— Он сам вам об этом сказал?

— Да, сам. Вы знаете пана Змиевского?

— Нет, но узнать будет нетрудно. И все равно — вам не стоило его убивать, теперь у нас нет свидетелей против этого Змиевского, придется начинать все с начала.

— Простите… — графу Ежи показалось, что он что-то недопонял.

— Нет свидетелей, говорю. Возможно вы считаете, что беспека может хватать людей каким ей вздумается — но это далеко не так. Над нами есть надзирающий спецпрокурор, и мы тоже подчиняемся закону. Этот Змиевский — что я ему теперь предъявлю? Ваши слова? Со слов покойного пана профессора Ковальчека? С чужих слов — не примет не один суд.

— Да я не об этом… что значит… покойного пана Ковальчека?

— Да то и значит! Зачем вы его убили?!

— То есть как — убил? — снова не понял граф Ежи — что значит убил? Я его просто избил, а не убил.

Теперь недоуменный взгляд бросил на своего агента пан Збаражский.

— Нормально вы его избили. Вы его застрелили, его обнаружили мертвым. Убитым из пистолета!

— Я его не убивал!

Пан Збаражский покачал головой.

— Спокойнее, мы не в полиции. Я не прокурор и не судья, убили — ну, что делать…

В следующую минуту граф Ежи сделал два шага вперед и схватил пана Збаражского за грудки, тряханув его как охотничья собака подстреленную утку.

— Я его не убивал, слышишь, ты, курва!! Не убивал!

— Отпустите! — приказал пан Збаражский, не меняя выражения лица.

Граф оттолкнул от себя разведчика, так что если бы не стол — тот упал бы на пол.

— Я его не убивал — глухо повторил граф, начиная понимать что произошло непоправимое.

— Тогда кто? — ответил пан Збаражский, приводя одежду в порядок.

— А я знаю?! Этот ублюдок торговал наркотиками! Кокаином я у него больше килограмма в унитаз высыпал! Его любой мог грохнуть, любой! Когда я от него уходил, он был еще жив, понимаете, жив! Я ему сказал, что убью, если он еще раз подойдет к Елене или снова начнет торговать и ушел! И все! Вот, смотрите!

На пыльную, неприбранную поверхность стола грохнулся укороченный Наган.

— Посмотрите! У меня был этот Наган, я ему им пригрозил! Ткнул стволом в зубы и сказал, что вышибу мозги! Но я не стрелял — видите, все семь патронов в барабане.

— Ну… можно было и перезарядить.

— Понюхайте! Из него не стреляли лет пятьдесят!

Пан Збаражский достал из кармана пиджака платок, навернул на руку, поднес револьвер стволом к носу, понюхал…

— Действительно… курва блядна…

— Что я вам говорил!

Полковник протянул обратно револьвер владельцу.

— Заберите. Насколько я понимаю — он наградной…

— Моего прадеда…

— Тем более заберите. Итак, вы говорите, что не убивали Ковальчека.

— Матка боска, именно это я и говорю уже битых полчаса! Не убивал я его, когда я уходил — он жив был!

— Тогда кто его убил?!

— Иезус ведает! Пусть полициянты и разбираются!

Збаражский тяжело вздохнул.

— Уже разобрались… Вы знаете о том, что вы вообще-то в розыске?

— То есть? В каком розыске?

— Пока — по Варшаве… Сегодня утром сторожевик[406] на вас выставили, пока — в пределах Варшавы, но так — и до общероссийского недалеко. У нас программа, она отслеживает всю информацию по лицам, сотрудничающим с вами. Мы вас ищем целый день, где вы были все это время?

— Не ваше дело… — буркнул граф.

— Не мое?! Не мое?! Вы хоть понимаете, что с меня за совершенное моим агентом убийство — могут погоны долой! Или неполное служебное — и вперед, стучит паровоз, Сибирь под колесами![407] Какое к бисовой маме не мое?!

— Извините…

Удивительно — но графу в самом деле стало стыдно. Он был воспитан так, что одним из самых тяжких грехов в его системе моральных ориентиров считалось подвести другого человека. Тем более — полковника.

— Этим делу не поможешь… — немного успокоился Збаражский — надо разобраться что к чему. Рассказывайте. Все до мельчайших деталей, что вы делали в тот день. Говорите правду, может быть, мне еще удастся что-то сделать и для себя и для вас.

— Ну… я с Еленой поссорился… узнал, что она на кокаине сидит. Потом…

— Что потом? Говорите.

— Проследил, где она берет. Оказалось — на авеню Ягеллонов. Там меня полицейский видел, штраф выписал.

— Штраф?

— Да, за неправильную парковку.

— Это худо… — сказал Збаражский, записывая в блокнот.

— Почему худо?

— Да потому! Вы знали, куда эта ваша… пошла?

— Откуда же мне знать, там домов под сотню.

— А там профессор и жил! Информация о выписанных штрафах собирается в единой программе, чтобы потом контролировать взыскание! Из этой программы ее может выудить любой полициянт и получится, что вы за несколько дней были у дома этого проклятого Ковальчека! И это доказано — полицейским и штрафом. Что вы там делали?! Следили, чтобы убить — вот что подумают! А я вас направил на это дело!

— Но я же…

Тут до графа дошло, что Елена ему алиби не даст — хотя бы потому, что она не знала, что за ней следят. И все очень шатко.

— Пся крев…

— Вот так вот! Вы полицейского запомнили?

— Откуда… Здоровый…

— Ладно, найдем. Дальше.

— Дальше… Этот пан Ковальчек мне позвонил. Я как раз тут был, сидел… думал что делать.

— Он вам что — сюда позвонил? — изумился Збаражский.

— Ну да… — протянул граф Ежи и тут же понял, чему изумился полковник. Он так и не понял тогда — что в его состоянии впрочем простительно.

В здании штаба Виленского военного округа нельзя было иметь при себе никакие сотовые телефоны они изымались при входе и выдавались при выходе, кроме того — здесь работали генераторы помех, делающие невозможными любые звонки. В общедоступных телефонных справочниках были телефоны только дежурной части и никаких более. Получается, что пан Ковальчек откуда то знал номер, на который ему нужно было позвонить… а ведь он…

— Вы давали номер своего телефона очаровательной пани Елене? — угадывая мысли графа Ежи спросил его полковник.

— Никак нет, нельзя же… Что это значит?

Полковник Збаражский снова что-то строчил в своем блокноте.

— Боюсь, что ничего хорошего. С нами играет какая-то разведка, она нашла способ подставить вас, да и меня заодно вместе с вами. Хорошо, сначала разберемся что тогда произошло. Он вам позвонил — и?

Какая — не составляет труда догадаться. Та самая, которая и леди Алисию Гисборн сюда заслала.

— Пригласил на какое-то сборище. В университет.

— Как пригласил?

— Обычно. Сказал, что Елена там будет.

— То есть он знал, что у вас проблемы.

— Да… наверное.

— Хорошо, дальше.

— Дальше я пошел. Мы встретились перед университетом, Ковальчек сказал, что нас пропустят только вдвоем.

— А заодно — перед университетом работают камеры уличного наблюдения — добавил полковник — а вот на самой территории их нет ни одной. И вас, получается, они запечатлели. Продолжайте, продолжайте.

— Ну… мы в здание пошли.

— Минутку. В какое время это было?

— Между девятнадцатью и двадцатью часами, ближе к девятнадцати.

— Точнее не помните?

— Нет.

— Хорошо, дальше.

— Дальше мы на факультет пришли. Химии, там комната больше и рукомойников много, там и собрались. Человек двадцать, даже больше — в основном паненки все. И Елена там была.

— Как вас представили?

— Просто — как Ежи. Профессор сказал.

— Дальше.

— Дальше лекторша какая-то появилась. Не сразу, Ковальчек ей звонил, потом она пришла. Какая-то пани Алисия Гисборн.

— Опишите.

— Ростом… среднее между вами и мной, мужеподобная, лицо вытянутое, одета плохо.

— То есть — плохо?

— Ну… Здесь, в Петербурге — везде женщины одеваются так, чтобы быть привлекательнее. А эта… как будто специально оделась, чтобы недостатки свои выказать. Лицо вытянутое, по возрасту — ближе к сорока, хотя голос молодой.

— Ей двадцать девять — улыбнулся полковник.

— Двадцать девять?!

— Именно. Я хорошо знаю эту особу. Она к нам по межуниверситетскому обмену, лесбиянка, но ведет себя осторожно, знает, что если она даст нам повод — мы ее вышибем отсюда с волчьим билетом. Связана с Фондом свободы, прошла у них шестимесячные курсы лекторов-агитаторов. Скорее всего — и Чатам-хаус тут руку приложил. Настроена отрицательно, ведет подрывную и антигосударственную деятельность в форме провокационных, клеветнических выступлений. В прямом шпионаже не замечена. Она в разработке МВД, мы не можем ее тронуть — а там что-то медлят. Они все так там одеваются, в Великобритании почему то принято так одеваться, чтобы подчеркнуть свою индивидуальность, а не красоту и привлекательность.