Обыкновенная война - Борис Геннадьевич Цеханович

«сбежавшего» заменщика. Через два часа, как он приехал в батарею, началось продвижение мотострелковых батальонов вперёд и когда потребовался миномётный огонь, майор Севрюгин ошибся, положив миномётный залп по цепи наступающих мотострелков. Чудо, что никого не убило. Нового комбата сразу же отстранили от ведения огня и Грегоркин вместо того, чтобы рассчитываться и ехать домой, продолжал командовать батареей и обучать Севрюгина. Получалось, что не только меня он подвёл, но и другого офицера. Поздоровались, обменялись новостями и командир батареи пригласил меня в гости. В палатке, несмотря на то, что были приподняты над землёй стены, было душновато, но мы всё равно расположились внутри.

Пока Грегоркин накрывал на стол, я огляделся внутри и с удивлением увидел среди спящих солдат, также мирно спящего Севрюгина. Спал он в каске и в бронежилете, крепко сжимая в руках оружие.

– Ну, как он тут? – Я кивнул на беззаботно спящего офицера.

Грегоркин с досадой махнул рукой и стал наливать в кружки вино: – Лучше не спрашивай. Если бы не его дебилизм и трусливость, я бы уже ехал домой на поезде и слушал, как стучат колёса, а теперь торчу здесь и должен ещё этого бестолкового майора обучать. Как только начинаются обстрелы, или только предпосылки к ним: всё…., его нет – бросает батарею и убегает прятаться. Заколебал он меня. Вот, смотри, спит как сурок и до лампочки ему, что офицер из-за него здесь торчит.

Комбат первой миномётной, чокнулся со мной и махом вылил вино в рот, я отпил немного и поставил кружку на стол. А Грегоркин налил себе ещё вина в кружку, потом мотнул головой на

Севрюгина: – Ну, что пригласим его?

Я махнул рукой: типа, мне всё равно и Грегоркин сильно и бесцеремонно пнул ногой лежащего в бок. Николай Севрюгин резко вскинулся и теперь сидя на матрасе, красными от сна глазами, оглядел нас, стол и палатку. Командир батареи мотнул приглашающе головой к столу и Севрюгин, беззаботно зевнув во весь рот, снял каску с головы. Я с любопытством наблюдал за своим бывшим заменщиком и всё больше удивлялся. На улице была жара, волосы под каской были мокрыми и слипшимися от пота, а под бронежилетом был ещё свитер. Когда он стянул и его, то я даже рот разинул от удивления. На голой, потной груди, на толстой и железной цепочке висела огромная, латунная икона.

– Николай, это откуда у тебя? – Я в удивление присел пред ним и стал рассматривать икону, явно старинной работы.

Севрюгин по-детски застеснялся, но потом смущённо ответил: – Это мне жена своими руками повесила эту икону на вокзале от пули.

– На фига, ты тогда бронежилет таскаешь?

…Через час я уехал, довольный общением с товарищем. Остановился в посёлке Пионерский и у Лёхи Чикина расспросил о своём Синькове. Чикин тоже угостил меня вином и успокоил.

– Завтра я его буду спускать с вершины, хватит с него. Но страху он там натерпелся…, пить не будет, или по крайней мере будет от тебя прятаться. Пока мы подымались на верх, у него весь хмель вылетел, а не успели мы выйти на вершину, как нас плотно обстреляли духи. Показал я ему место для окопа: так он его выкопал – мгновенно. Самое интересное, бой идёт, а он выставит над головой и бруствером автомат и строчит в сторону боевиков, а то что очереди уходят вверх ему до лампочки – главное строчить. Так все эти дни и просидел в своём окопе, даже срал и ссал не выходя из окопа.

Под вечер я решил съездить с проверкой во второй и третий взвод. Обычно ездил днём, а тут решил уже практически в сумерки. Пообщавшись с командирами взводов и, выпив с солдатами чаю, выбрался уже в темноте к забору на наблюдательный пункт взводов и затаился, наблюдая за противоположной стороной огорода, где были боевики. Они кстати и не скрывались особо: периодически до нас доносилась гортанная чеченская речь. Причём, находились они в метрах ста, не дальше. Я уже собрался отойти к палаткам взводов и уехать к себе, как из домов, черневших в темноте в двухстах метрах от нас на окраине деревни, сорвались светлячки трассирующих пуль и пронизали кустарник вокруг нас. Вторая очередь пронеслась над нами в сторону палаток. Определив место, откуда шли очереди, я не скрываясь ломанулся через кусты к взводам. У палаток стояла лёгкая суматоха, но все были целы. Не останавливаясь у них, выскочил на дорогу и, вскочив на подножку УРАЛа, резко скомандовал Субанову, который был за рулём: – Гони к деревне, духи обстреляли нас.

УРАЛ заревел и, набирая скорость, полетел к мечети, где был единственный свободный заезд в деревню. Второй солдат, сидевший в кабине, открыл на ходу дверцу и тоже перебрался на подножку, держа наготове оружие. У кладбища свернули влево, немного в горку и выскочили к хлипкой баррикаде, осветив её в упор фарами. В ярких потоках света за деревянной баррикадой заметалось до десятка деревенских мужиков вооружённые дубинами, назначенных на ночное дежурство у входа в деревню.

Я дал очередь из автомата в воздух и крикнул водителю: – Дави, Субанов, эту баррикаду. – И тут же заорал чеченцам.

– Где Рамзан? Рамзана ко мне.

Автомобиль врезался в препятствие, легко перескочил через остатки заграждения и повернул по моей команде влево, мимо школы. Впереди машины в свете фар, как испуганные зайцы, бежала толпа небритых мужиков, а УРАЛ ревя двигателем, подпирал спины бегущих. Страх перед непонятными действиями коменданта, периодические очереди из автоматов над головами: всё это вносило страх и панику в ряды караульщиков и активно гнало их впереди меня.

Машина вместе с толпой деревенских выскочила на окраинную улицу и чеченцы свернули в сторону, а мы с солдатом соскочили с подножек, Субанов за нами и с ходу атаковали недостроенный дом, откуда по нам вёлся огонь. Водитель и солдат открыли огонь по окнам, прикрывая меня, а я подскочил к стене дома и, не останавливаясь, метнул вовнутрь две гранаты одну за другой. Третью, отскочив от стены, метнул в незакрытое отверстие чердака. Ворвавшись в дом, мы в быстром темпе прочесали все помещения, но следов стреляющего и гильз не обнаружили.

На улице, куда мы вышли, меня встретил испуганный Рамзан.

– Рамзан, – налетел я на главу администрации, – с этой улицы, и вот этого дома пять минут тому назад обстреляли мой блок-пост и меня. Ты что-то слышал или видел?

– Борис Геннадьевич, никто отсюда не стрелял, по крайней мере я ничего не слышал и не видел. А я вот