Замок лорда Валентина (сборник) - Роберт Силверберг

Этован Элакка довольно долго стоял возле лозы. Он не испытывал ни малейшего страха, просто был еще не совсем готов. И вдруг до него донесся гул голосов, на этот раз уже не воображаемый, — резкие голоса городских жителей. Благоухающий ветер доносил эти звуки с востока. Вот теперь он был готов. Конечно, гораздо учтивее было бы дождаться их и предложить гостеприимство в своем поместье, лучшие вина и обед, какой он только мог позволить; но без прислуги он не смог бы сыграть роль радушного хозяина, да и вообще недолюбливал горожан, особенно когда те являлись непрошеными. В последний раз взглянув на двикки, ножевые деревья и единственную каким-то чудом выжившую хадатингу, он предал свою душу на милость Повелительницы и почувствовал, что на глаза навернулись слезы. Однако таким, как он, плакать не подобает. Этован Элакка поднес к губам желтый сихорн и решительно вонзил зубы в жесткий, незрелый плод.

Глава 8

Прежде чем готовить обед, Эльсинома решила лишь немного отдохнуть. Но не успела она прилечь, как словно провалилась в глубокий сон — в туманное царство желтых теней и расплывчатых розовых холмов. Короткая предобеденная передышка едва ли предполагала получение послания, однако, когда сон накрепко смежил ее веки, Эльсинома ощутила в душе легкое давление, предвещавшее появление Повелительницы Снов.

В последнее время Эльсинома постоянно уставала. Никогда ей не приходилось работать так тяжко, как в последние несколько дней. После того как весть о несчастье в западном Зимроэле достигла Лабиринта, все дни напролет кафе было переполнено возбужденными чиновниками понтифексата: за парой кубков мулдемарского или золотистого дюлорнского — столь сильное душевное волнение могли успокоить только лучшие вина — они обменивались здесь свежими новостями. Эльсинома не знала ни минуты передышки, без конца проверяла и перепроверяла свои записи, посылала к виноторговцам за новыми бочками взамен опустевших. Поначалу ей даже нравилось чувствовать себя участницей исторических событий, но вскоре она совершенно выбилась из сил.

Засыпая, она думала о Хиссуне, о принце Хиссуне. Как же трудно свыкнуться с тем, что ее сын — принц! Уже несколько месяцев от него не приходило ни единой весточки — после того ошеломляющего письма, больше походившего на сон: в нем он сообщал, что принят в высший круг аристократов в Замке. Образ Хиссуна в ее воображении постепенно начинал терять черты реальности. Она представляла его не маленьким мальчиком, быстроглазым и смышленым, который когда-то доставлял ей столько радости, служил утешением и опорой, но незнакомцем в богатых одеждах, проводившим свои дни в беседах с сильными мира сего, принимающим решения, от которых зависит судьба всей планеты. Хиссун виделся ей за огромным столом, отполированным до зеркального блеска, среди людей постарше — их черты вырисовывались неясно, но от них тем не менее исходило ощущение знатности и власти — и все они внимательно слушали Хиссуна. Затем картина исчезла, и Эльсинома увидела желтые облака и розовые холмы. Повелительница Снов вошла в ее душу.

Это было самое короткое из посланий. Эльсинома находилась на Острове — она догадалась по белым утесам и отвесным террасам, хотя никогда там и не была и вообще никогда не выходила из Лабиринта — и проплывала через сад, поначалу показавшийся ухоженным и воздушным, а потом вдруг ставший в мгновение ока темным и безмерно разросшимся. Рядом с ней была Повелительница Снов, темноволосая женщина в белых одеждах, выглядевшая печальной и усталой, совсем не похожей на ту уверенную в себе, доброжелательную, внушающую спокойствие даму, которую Эльсинома видела в предыдущих посланиях: заботы пригнули ее к земле, глаза потускнели, движения были неуверенными.

— Дай мне твои силы, — прошептала Повелительница Снов.

«Но так не должно быть», — подумала Эльсинома. Ведь Повелительница Снов приходит, чтобы вдохнуть в нас силы, а не отнять их. Однако Эльсинома из сна не испытывала ни малейших колебаний. Она была рослой и полной сил, ее голову и плечи обрамлял светящийся ореол. Она привлекла к себе Повелительницу Снов, крепко прижала к груди, и та вздохнула, и казалось, будто неведомая боль покидает ее. Затем женщины отстранились друг от друга, и Повелительница Снов, от которой теперь исходило такое же сияние, как и от Эльсиномы, послала Эльсиноме воздушный поцелуй и исчезла.

Сон закончился. Эльсинома внезапно проснулась и увидела знакомые унылые стены своего жилища во дворе Гуаделума. Впечатление от послания еще сохранялось, но раньше каждое послание оставляло в ее душе ощущение новых целей, как-то изменяло жизнь; тут же — ничего, кроме тайны. Смысл послания оставал-сяза пределами понимания Эльсиномы, но, подумала она, через денек-другой, возможно, все разъяснится само собой.

В комнате дочерей раздался странный звук.

— Эйлимур? Мараун?

Ни одна не ответила. Эльсинома вошла к ним и увидела, что они склонились над каким-то небольшим предметом, который Мараун быстро спрятала за спину.

— Что это у вас?

— Ничего, мама. Просто маленькая вещичка.

— Что за вещичка?

— Так, безделушка.

Что-то в голосе Мараун заставило Эльсиному насторожиться.

— Дай посмотреть.

— Ну правда, ничего особенного.

— Покажи.

Мараун бросила быстрый взгляд в сторону старшей сестры. Эйлимур, вид у которой был встревоженный и смущенный, лишь пожала плечами.

— Это личное, мама. Неужели у девушки не может быть ничего личного? — попыталась защититься Мараун.

Эльсинома протянула руку. Мараун вытащила из-за спины и с явной неохотой подала матери небольшой зуб морского дракона. Большая часть его поверхности была покрыта резьбой, изображавшей какие-то незнакомые, вызывающие неосознанное беспокойство знаки — причудливые, вытянутые, остроугольные. Эльсиноме, все еще находившейся под влиянием странного послания, амулет показался зловещим и источающим угрозу.

— Где ты его взяла?

— Они есть у всех, мама.

— Я спрашиваю, откуда он у тебя.

— От Ванимуна. Вообще-то, от сестры Ванимуна Шулэйр. Но она взяла у него. Можно забрать?

— А ты понимаешь, что он означает? — спросила Эльсинома.

— Что означает?

— Именно это я и спрашиваю. Что он означает?

— Ничего. Просто безделушка, — пожав плечами, ответила Мараун. — Я собиралась проделать в нем дырочку и носить на шее.

— И ты думаешь, что я тебе поверю?

Мараун промолчала.

— Мама, я… — Эйлимур запнулась.

— Продолжай.

— Это причуда, и ничего больше. Они есть у всех.

У лиименов появилась новая сумасшедшая идея насчет того, что морские драконы — божества, что они собираются завладеть миром, а все несчастья последнего времени — предзнаменование того, что должно произойти. И еще говорят, что если мы будем носить зубы дракона, то спасемся, когда они придут.

— Ничего нового тут нет, — ледяным тоном сказала Эльсинома. — Подобные слухи распространяются вот уже несколько столетий, но всегда тайком, шепотом, потому что они нелепы и вдобавок опасны. Морские драконы — всего лишь огромные рыбы. Божество покровительствует нам через посредство короналя, понтифекса и Хозяйки Острова Сна. Вам ясно? Ясно, я спрашиваю?

В гневе она сломала заостренный зуб пополам и швырнула куски Мараун, а та в ответ посмотрела на нее с такой яростью, какой Эльсинома ни разу не видела в глазах дочерей. Она резко повернулась и пошла на кухню. Руки у нее тряслись, тело била дрожь. От покоя, ниспосланного ей посланием Повелительницы, не осталось и следа — сейчас ей казалось, будто после того видения прошли недели.

Глава 9

Вход в гавань Нуминора требовал от лоцмана всего мастерства, поскольку канал был узким, течения — сильными, а на неровном дне иногда за одну ночь намывало песчаные рифы. Но Панделюм стояла на мостике хладнокровно и уверенно, отдавая команды четкими решительными жестами, и королевский флагман, минуя горловину канала, изящно вошел в широкую и безопасную бухту. Это было единственное место на побережье Острова Сна со стороны Алханроэля, где в отвесной меловой стене Первого утеса существовал проход.

— Уже здесь я ощущаю присутствие матери, — сказал Валентин, когда они приготовились сходить на берег. — Она приходит ко мне как приносимый ветром аромат цветущей алабандины.

— Повелительница Снов придет сегодня сюда, чтобы поприветствовать нас? — спросила Карабелла.

— Сильно сомневаюсь, — ответил Валентин. — Обычай требует, чтобы сын приходил к матери, а не наоборот. Она останется во Внутреннем храме и, я полагаю, пришлет за нами своих иерархов.

И действительно, группа иерархов ожидала схода на берег королевской свиты. Лишь одна из этих женщин в золотых с красным одеяниях была хорошо известна Валентину — суровая седовласая Лоривейд, сопровождавшая его во время войны за восстановление на престоле от Острова до Замка, чтобы обучить практиковавшейся на Острове технике транса и ясновидения. Валентину показалась знакомой еще одна женщина из группы, но он никак не мог ее вспомнить, пока та не назвала его по имени. То была Талинот Исульд, худощавая, загадочная, первая его проводница во время давнего паломничества на Остров. Тогда голова у нее была гладко выбрита, и Валентину никак не удавалось определить, кто же перед ним — женщина (если обратить внимание на изящество черт) или мужчина (если принять во внимание высокий рост). Однако после посвящения во внутреннюю иерархию она отрастила волосы, и теперь длинные шелковистые локоны, такие же золотистые, как и у Валентина, не оставляли никаких сомнений.