Гордиев узел Российской империи. Власть, шляхта и народ на Правобережной Украине (1793-1914) - Даниэль Бовуа

Следует подчеркнуть, что в Сельскохозяйственном обществе в Киеве принимала участие только самая богатая группа землевладельцев. В 1888 г. оно насчитывало всего 530 членов, т.е. не более 260 поляков из трех губерний, которые представляли 3 тыс. польских помещиков Украины. Как мы знаем, примерно при таком же количестве «граждан» существовала так называемая шляхетская «демократия» в начале XIX в. И хотя выборы уже давно не проводились, число «лучших» людей в этом регионе оставалось на удивление стабильным.

Вплоть до 1911 г., когда наконец в этих губерниях были введены земства с ограниченным участием поляков, их общественная роль сводилась к участию богатых землевладельцев в экономических инстанциях. До самого конца богатая элита считала, что такая активность является разновидностью общественной деятельности, хотя в действительности речь шла по-прежнему лишь о форме защиты собственных интересов. Во всех воспоминаниях о том времени собственная деятельность характеризуется именно таким образом. Например, Леон Липковский посвятил этой теме даже отдельную главу под названием «Моя общественная работа». Он также именовал этот вид деятельности «патриотическим трудом». В чем же заключалась эта работа? Она сводилась в его случае к участию в санитарной комиссии во время падежа скота, а также при отборе и поставке лошадей в армию, в раскладке налогов, в выкупе чиншевых земель, к заседанию в суде присяжных. После 1902 г. Липковский занимался созданием «маргариновых земств», заседал в комитетах по реализации столыпинской реформы, принимал участие в ревизии сервитутов, в подготоке контрактов с французскими мукомолами, в перестройке сельскохозяйственного училища в Умани. Таким образом, вся его деятельность была связана с интересами крупных помещиков1492. Жизнь крупнейших польских землевладельцев в 1914 г. ничем не отличалась от 1795 г.: Ubi bene ibi patria1493.

Можно только сожалеть о том, что свидетельства, дошедшие до нас, касаются лишь самой богатой группы землевладельцев и практически не содержат информации о других помещиках. Представляется, что не столь богатые, хотя все же достаточно зажиточные помещики (например, знакомый нам мемуарист Тадеуш Бобровский) были склонны вести тихую жизнь, хозяйничая на нескольких сотнях десятин. Правда, и в их случае никто не вспоминает о жестоком отношении к крестьянам и к безземельной шляхте. Владельцы имений средней руки могли совершать действия, свидетельствующие об их немалых познаниях и даже мудрости; их отличала умеренность и готовность к взаимовыручке. Нередки были случаи, когда сотоварищи приходили на помощь помещику, которому грозило банкротство или передача наследства в казенную собственность. Эти акции приобретали характер скрытой «патриотической деятельности», значение которых в тогдашних условиях было велико. Бобровский в конце своих воспоминаний перечислил тех, чьи фамилии должны были бы стоять в почетном списке исполнителей «муравьиной работы», относя к ним и себя: З. Прушинский, А. Садовский, З. Червинский, З. Старорыпинский, В. Гурский, Т. Орликовский, Л. Модзелевский, Л. Янковский, В. Чарновский, М. Васютинский. Все они заслужили почет и признание, «посвятив свое время, свой труд, а не раз и кровные деньги, помогая советом попавшим в беду, заботясь о сиротах, миря врагов, разбираясь в сложных взаимоотношениях и интересах сограждан. Каждая такая услуга в силу того отчаянного положения, в котором оказалось наше распыленное общество, приобретала общественное значение»1494. Может, и так, но все ли были в таком, как он писал, «отчаянном» положении?

Подобные фразы-формулы о давних шляхетских добродетелях, или «идеале доброго человека» поэта эпохи Возрождения М. Рея, встречаются в некрологах на страницах еженедельника «Kraj». Они – словно волшебное зеркало, говорящее лишь то, что хочется услышать, и отражающее идеализированный образ всего польского общества Правобережной Украины. Приведем в пример некролог памяти Феликса Минькевича, скончавшегося в 1890 г.:

Человек с безупречным характером, имеющий большие заслуги на общественной ниве… Он приглашал за свой стол и делился своим хлебом, он рассуживал споры и мирил людей, и утирал слезы вдовам и сиротам, и напоминал об учиненной им несправедливости; а богатый и убогий, и пан, и крестьянин, и еврей имели доступ к нему и право на его время и его труд. О том, каким почетом и уважением он пользовался, свидетельствует само число в несколько сотен посреднических и полюбовных судов, в которых он принимал участие. Такая общественная и публичная деятельность, безукоризненная личная жизнь и тяжкий труд на родном поле дают ему право на повсеместный почет и добрую память1495.

Интеллигенция и официалисты

Польское общество на Украине конца XIX в., столь отличавшееся по своей структуре от западноевропейского, было еще более архаичным по сравнению с российским. Между несколькими сотнями тысяч польских «крестьян», которые происходили из деклассированной шляхты, и элитой – крупными землевладельцами была достаточно немногочисленная группа, в большинстве своем благородного происхождения, которая зарабатывала на жизнь собственным трудом. Эта группа существовала, не всегда по доброй воле, в орбите крупных имений, хотя все чаще некоторые ее представители покидали эту орбиту.

Подсчеты численности поляков на Украине, сделанные Бартошевичем, Ромером и Вакаром в начале ХХ в., не внушают сегодня доверия, однако историки до сих пор на них зачастую основываются. Лишь типичной для национал-демократа экстраполяцией можно объяснить отождествление 667 581 католика (перепись 1897 г.) с поляками, жителями трех губерний, словно не существовало украинских крестьян католического вероисповедания. Не может удовлетворить и языковой критерий, применявшийся во время переписи. Наверняка поляков было больше, чем 322 954 человека, заявивших, что говорят на польском. Правда, с социологической точки зрения вторая цифра кажется более реальной, особенно если принять во внимание уровень украинизации деклассированной шляхты1496.

В предыдущей части мы установили, что после деклассирования, осуществленного Бибиковым в середине XIX в., количество признанных польских дворян в трех губерниях накануне 1860 г. не превышало 70 тысяч, причем 9/10 этой группы были безземельными или имели несколько десятин. Через 20 лет и даже позднее это соотношение не претерпело существенных изменений. Из опубликованных в 1884 г. статистических данных узнаем, что в 1860 г. в Подольской губернии насчитывалось 14 063 человека из гербовой шляхты, в 1870-м – 14 980, а в 1882 г. – 16 685. Среди последней к помещикам принадлежало 1656 человек, т.е. та же десятая часть1497.

Именно за счет этой группы (9/10) после 1863 г. увеличилось городское население, пополнив ряды немногочисленного польского мещанства, которое по большей части также состояло из деклассированной шляхты. Это была новая группа как с точки зрения того, что она прошла через российскую систему образования, так и с точки зрения ее занятости. Примерно в 1880 г. она насчитывала 60 тыс. лиц, и к ней постоянно присоединялись бывшие землевладельцы, разорившиеся в результате российской политики выдавливания поляков из имений и массово переселявшиеся в города.

Несомненно, города на Правобережной Украине продолжали оставаться скорее русскими, еврейскими или украинскими, чем польскими, однако присутствие поляков стало более ощутимым. Особенно значительные изменения в эпоху капиталистического развития переживал Киев. Если к 1881 г. здесь насчитывался 127 251 житель, то в 1886-м их было 175 тысяч (в том числе 19 тыс. поляков), в 1897-м – 247 700, в 1909-м – 293 692 (из них 44 409 поляков), а в 1917 г. было уже 506 тыс. киевлян1498. По мнению Корвина-Милевского, если Вильна была «польским городом, где было много русских», то Киев был «русским городом, в котором было много поляков». Стоит подчеркнуть, что к концу ХIХ в. мечты одного из губернаторов, П.П. Панкратьева (еще до 1810 г.), о превращении Киева в столицу всего «общерусского народа» в определенном смысле осуществились. В 1856 г. М.П. Погодин доказывал М.А. Максимовичу, что у великорусов по сравнению с малороссами больше прав на Киев (полемика на страницах журнала «Русская беседа»), а в седьмом номере «Вестника Европы» за 1885 г. А.Н. Пыпин уже игнорировал целые века литовско-польского присутствия и утверждал, что «историк, публицист, этнограф, художник должны видеть Киев, если хотят составить себе живое представление о русской природе и народности, потому что здесь одна из лучших картин русской природы и одна из интереснейших сторон русской народности… Киев – единственный город, где чувствуется давняя старина русского города [курсив мой. – Д.Б.]»1499. Другие города Правобережной Украины были менее населенными. В Житомире, где больше трети населения составляли поляки, в 1900 г. было 80 700 жителей, в Каменце в 1913 г. – всего 49 250. Незначительная численность городского населения повсюду, за исключением Киева, свидетельствует, что большая часть упомянутой шляхты, овладевая новыми видами деятельности, связанными с развитием капитализма, оставалась в имениях или селилась поблизости от них. Это были т.н. официалисты – технические кадры среднего и высшего уровня, задействованные в имении и на предприятиях по переработке сельскохозяйственных продуктов.