Сложенный веер - Сильва Плэт

Лорд-канцлер Аккалабата не мог сдержать негодования, разворачивая длинный пергамент (ввиду важности документа хортуланцы даже сочли возможным оформить его в привычном для партнеров по переговорам виде): было ясно, что к составлению списка приложил руку кто-то из его сыновей (думать об Элли как о дочери он до сих пор не мог). Тем не менее все указанное было старательно собрано, и теперь фехтовальный зал, в который превратили одну из просторных комнат императорского дворца Хортуланы, был оборудован не хуже, чем если бы он находился на верхнем ярусе сторожевой башни замка Эсилей или Пассеров. И хотя Прайд искренне ненавидит колченогую каракатицу (так он про себя называет венценосного отца Холли), но это не значит, что мальчики должны фехтовать неподготовленными клинками. Мальчики…

Прайд через плечо косится на Холли и Неро, старательно отрабатывающих приемы. Мальчишек нужно иногда предоставить самим себе, хотя бы чтоб посмотреть, как используют они это время: усядутся поболтать на маты или, как сейчас эти двое, стиснув зубы, набросятся друг на друга, чтобы, пока учитель «не видит», опробовать в деле только что выученные удары и переходы.

Понятно, что Холли против Неро делать нечего. Как бы он ни старался, хортуланская кровь сильно притормаживает внутреннее время — это стало очевидно уже на первых занятиях. И мешки эти между ног… Прайди иногда даже жалко его становится: парень из кожи вон лезет, употел весь, размахивая мечами, тогда как Неро управляется с ним, практически не сходя с места.

«Плохо, — думает Прайди. — Если Неро не будет совершенствоваться, то, когда мы вернемся…» и тут же одергивает себя. Слово «никогда» он уже научился произносить не только про себя, но и шепотом. Никогда. Никогда. Никогда. Затачиваемое лезвие проходит слишком близко от пальца, и Прайд сосредотачивается на плавных движениях точильного круга.

— Ох! Святая Лулулла!

Даже если не знать по голосу, ясно, что это Неро. Холли о святой Лулулле имеет самое приблизительное представление. Жалобный вскрик еще не замер под сводами зала, а Прайди уже тут как тут: поднимает, ощупывает, хлопает по щекам, встревоженно заглядывает в расширенные от боли глаза.

Неро ничего не может сказать, только хватает ртом воздух. Крови нет, но Прайд предполагает самое худшее (а что еще можно предположить, если имеешь дело с любимым сыночком колченогой каракатицы?) и набрасывается на оторопевшего Холли, который от страха даже мечи забыл опустить — так и застыл на месте, дуралей, с поднятыми руками:

— Что? Что ты ему сделал, змееныш?

— Я… ничего… — лепечет Холли. — Я даже дотянуться до него не могу. Вы же знаете.

Прайда бесит эта его манера обращаться всегда на «Вы»: на Аккалабате учителя и ученики говорят друг другу «ты». По крайней мере, в тренировочном зале. Это символ братства по оружию. Хотя какие мы, к демону Чахи, с ним братья?!! Свинья подзаборная тебе сестрица!

До Холли наконец доходит опустить мечи и убрать их в ножны. Он осторожно присаживается рядом с Прайдом, говорит тихонечко:

— Я не делал ему ничего, правда. У него просто болит — вот здесь.

И показывает издали на кончики крыльев, нерешительно протягивая пальцы, словно боится, что Прайд врежет ему по рукам.

Прайда прошибает холодный пот. Заботливый и опытный старший друг! Можно или нет было догадаться, что у малыша раз в полгода должно случиться альцедо? Я надеюсь, что хотя бы не первое. Первое — это очень больно и страшно, это нужно переживать на коленях у родителей или под заботливыми руками лучшего друга. А не вдали от дома, в компании профессионального убийцы и еще большего малолетнего неумехи, чем ты сам.

— Неро, ты меня слышишь?

Кивок, что-то неясное сквозь стиснутые зубы.

— У тебя раньше такое было?

Еле заметное отрицательное движение головой.

— Ты понимаешь, что это альцедо?

Еще один кивок, сопровождаемый слабым стоном. А Прайд уже чувствует, как на руки из-под плаща сочится густое, липкое, теплое.

— Ты можешь перевернуться на живот?

Никакой реакции.

— Неро, я должен перевернуть тебя на живот и пойти поискать набор для альцедо.

Снова реакции ноль. Малыш просто оглушен навалившейся на него болью. Не может быть, чтобы он ничего не чувствовал заранее. Должно было, по крайней мере, неприятно покалывать то тут, то там, головокружение, слабость в ногах должны были накатывать. Он, точно, замечал, но не придавал значения. А я не научил его, идиот.

— Прайд, Прайди! — Холли тянет его за орад. — Давай я обезболю его, а? а то он что-то совсем…

Прайд с негодованием отталкивает мальчика.

— Даже приближаться к нему не моги со своими варварскими месивами! Чтобы у него потом крылья совсем отсохли?

— Зачем «месиво»? — в глазах у Холли искренняя обида. — Я так.

— Как так?

— Сам. А потом дам немножко блутена. Папа не рассердится.

В голове у Прайда вдруг проясняется. Ну да, конечно. Это только на первый взгляд Холли похож на чистокровного аккалаба. Под орадом у него — блутеноприемники, такие же, как у отца. А в голове — такой же механизм уничтожения и подчинения, как у всех хортуланцев — ментальный кулак, бьющий без промаха.

— Сначала блутен, — решается Прайд. — Сначала, слышишь? Сначала ты дашь ему немного блутена, а потом займешься своими колдовскими штучками. И без фокусов. А я пошел за набором. Если когда я вернусь, я обнаружу, что ему стало хуже…

Лицо у него в этот момент выглядит действительно угрожающим, и Холли, не дожидаясь конца фразы, согласно кивает.

— То-то же, колченогий, — бормочет про себя Прайд, во всю прыть вылетая из зала. Попасть в кладовую, где хранятся «аккалабатские штучки», как выражается император Хорт, без Синта не получится. Слава прекрасной Лулулле, каракатица нынче инспектирует свои генетические лаборатории, значит, Синт, скорее всего, скучает в библиотеке. Так и есть: вон пригорюнился у окошка, ждет не дождется своего любовничка.

— Синт!

— Прайди? Чего тебе?

— Открой кладовую, — выдыхает Прайд.

Синт может быть тысячу раз любовником императора Хортуланы, но он не перестает при этом быть сыном лорд-канцлера Аккалабата. Одного взгляда на Прайда для него достаточно, чтобы не задавать больше вопросов. Равнодушный ленивец, тупо валяющийся в кресле и обрывающий листья с какой-то экзотической орхидеи (явно императорский подарочек своему милому), превращается в самое деятельное существо во Вселенной. Главное — он не задает вопросов. До той самой минуты, когда ящичек с набором для альцедо оказывается в руках Прайда.