Сложенный веер - Сильва Плэт

— В общем, только после того как на Элли потопталась вся императорская гвардия — от первого офицера до последнего солдата — им удалось ее трансформировать. Императору была предоставлена искомая прекрасная деле. Только полностью обезумевшая от боли и унижений. Понести она от них не могла, ты знаешь…

— Да уж, — довольно мяукает Хорт. — В ум себе не возьму, почему другие планеты не хотят позаимствовать у нас это справедливое и мудрое установление: для оплодотворения требуется добавить сперму главы государства? Придумали себе де-мо-гра-фи-чес-кие проблемы, — он с явным удовольствием выговаривает ученое слово. — У кого кризис рождаемости, у кого — перепроизводство населения. У нас такого не бывает. Каждый отец семейства, прежде чем таковым стать, должен получить у императора толику животворного семени. Если, конечно, император соблаговолит… а может и не соблаговолить, — зевает император. — Давай дальше.

Кателла закатывает глаза. Все-таки он невыносим!

— Итак, сумасшедшая прекрасная деле была предоставлена императору Хорту. Он объявил ее своей плодоносящей женой…

— Это еще что такое? — прерывает Хорт.

— Был такой титул. Его отменил твой дедушка, который отчего-то решил прожить с твоей бабушкой всю свою жизнь. До него у императоров Хортуланы были гаремы…

— Да знаю я!

— Если ты будешь перебивать через каждое слово, я не буду рассказывать.

— Извини. Я вспомнил, кто такая «плодоносящая жена». Это та единственная, дети которой могли претендовать на престол. Большая честь для трансформированного аккалаба.

— Увы, леди Элли не могла оценить эту честь. Она, как я уже сказала тебе, ничего не соображала. Бродила, как сомнамбула, по дворцу… Зато ее брат… За время, пока леди Элли развлекала хортуланскую солдатню, Синт ухитрился вкрасться в доверие к императору Хорту. Да еще в какое доверие! Их водой было не разлить!

— И они… это?.. — император красноречиво шевелит пальцами.

Кателла решает поиздеваться.

— Что «это»? — с невинным видом переспрашивает она.

— Ну, это самое… — щеки у императора полыхают.

«Батюшки, мальчик, а не пора ли тебе уже завести плодоносящую жену, императрицу или на худой конец пару-тройку наложниц? Сдается мне, как-то у тебя с этим делом не очень…» — соображает Кателла. И невозмутимо уточняет:

— Какое «самое»?

— Был ли у них секс? — смело выпаливает император. И зажмуривает глаза от ужаса.

— Ну разумеется, — голос у Кателлы самый что ни на есть легкомысленный. — Еще какой! И, конечно, никаких трансформаций.

— Чтоооо? — император зажмуривается еще сильнее, и у Кателлы такое ощущение, что он вот-вот спрячется под кресло. — Мужчина с мужчиной?

— Видишь ли, Хорт, — торжествующе объявляет Кателла, — на многих планетах это не считается чем-то удивительным. Хортулана в данном случае скорее исключение из правил.

— М-м-м-м, — Хорт недовольно трясет головой. Потом все-таки соизволит открыть один глаз. — Не верю. Император Хортуланы и вдруг такое.

Кателла пожимает плечами.

— Если не веришь, дальше могу не транслировать?

Хорт выпрямляется в кресле. Делает вид, что разминает затекшие руки и ноги. Прислушивается к шуму аккалабатских ветров за окном.

— Нет-нет, транслируй. Чрезвычайно интересные вещи.

Дворец императора Хортуланы, 50 лет до начала Конфедерации

Вычурная бессмысленная архитектура. Зачем им такие огромные окна, если все равно их приходится занавешивать сетками, чтобы защититься от прилетающего с пожарищ дымного пепла? Высокие ступени, на которые тщедушным хортуланцам с трудом удается вскарабкиваться? Зачем эта непристойная роскошь — золото и драгоценные камни, дерево редчайших пород и хрусталь? Всего много, комнаты переполнены свидетельствами того, что Хортулана — во главе Торговой гильдии. «Да здравствует наш блутен! Да здравствует наш император!» — кричит здесь каждый предмет обстановки.

А вот и он… Наш откушавший, но так и не подавившийся моим братом властелин Хортуланы!

— Сидишь? — император Хорт останавливается в двух шагах от Синта. Осторожничает, дурень. Будто не знает, мне что два шага до него, что двадцать. Захочу шею свернуть — сверну. Только нельзя.

— Сижу. Где Элли?

— Какая тебе разница?

— Он мой брат.

— Скорее, сестра.

— Подонки.

— Ну, брось, брось… — Хорт ласково треплет парня по плечу. Тот сбрасывает руку.

— А когда моя очередь?

— Не знаю, — задумчиво отвечает император. — Я… не хочу. Она так кричала.

— Какая тебе разница?

— Не груби.

— Не нарывайся.

Они сидят рядом на причудливой формы банкетке и молчат. Император теребит пирсинг в уголке рта, Синт ковыряет пальцем обивку банкетки. Проковыряв дырку, начинает вытягивать сквозь нее пушистое волокно и бросать на пол.

— Ты зачем это делаешь? — спрашивает император.

— А есть чем еще заняться? — грубит Синт.

— Ну, например… — в тоне Хорта странная нерешительность, и Синт впервые поднимает глаза и смотрит на того, кто управляет Хортуланой и его жизнью. Худое бледное лицо, расписанное татуировками так, что свободная от них полоска кожи от переносицы до подбородка выглядит безжизненно-мертвой. Из выреза халатика выпирают ключицы, в которые продеты — или, скорее, на которые нанизаны — металлические брелки, побрякушки, фитюльки. Волосы, в тяжелый узел собранные на затылке золотыми шпильками. И темно-синие, бездонные глаза — глядят на Синта почти умоляюще.

— Ну, например, — повторяет Хорт и, словно решившись, наконец, цепляет Синта за предплечье костистой лапкой и тянет к окну, — вот.

Синт таращится в багровые сумерки, так не похожие на аккалабатские, не понимая, что он там должен увидеть.

— Полетай.

От неожиданности брови у Синта сами по себе ползут вверх.

— Покажи мне, пожалуйста, как ты летаешь, — тон у императора скорее просительный, чем приказной. Он еще бурчит где-то в районе Синтова локтя разные объяснения: зачем да почему Его Императорскому Величеству захотелось видеть, как летают аккалабатские дары, но Синт не слушает. Запрет на полеты истомил душу, разрешение — возрождает ее к жизни. Но семейная предусмотрительность Дар-Эсилей…

— Я могу? — осторожно переспрашивает он. — Ты, правда, мне разрешаешь?

Вместо ответа тощие робкие ладони тянутся из-за спины к горлу развязать орад. Синт перехватывает их и от полноты чувств, от счастья, что сейчас он снова окажется в воздухе, немножко пожимает. И с удивлением слышит радостный смех за своей спиной.