Герои, почитание героев и героическое в истории - Карлейль Томас

Вот мое наследство, прекрасное, нетленное.

Время – мое владение, моя пашня – время.

11. Не думаешь ли ты, что в этом мире с его дико кружащимся водоворотом и неистово пенящимися океанами, где люди и народы погибают, точно нет на свете закона, где суд над неправедными часто откладывается надолго, не остается никакого правосудия? Так в сердце своем считает безумец. Мудрецы всех времен тем и были мудры, что отрицали этот вывод и знали, что этого быть не может. Я снова повторяю, что на свете нет ничего, кроме справедливости, и одно только сильно в сем мире – то, что справедливо, истинно.

12. Дождись исхода. Во всех боях, если дождаться исхода, видно, что каждый воин добился того, что по праву ему принадлежало. Его право и его сила, в конце концов, одно и то же. Он воевал, напрягая всю свою силу, и защищался в точном соответствии со своим правом. Даже смерть его не означает победы над ним. Правда, сам он умирает, но дело его живо и воистину будет продолжать жить.

13. Обыщи весь мир, и, если у тебя глаза не такие, как у совы, ты не найдешь в нем ничего живущего, что не имело бы права на пищу и на жизнь. Остальное, если только твое зрение хорошее, представится тебе отживающим, все равно что мертвым! Справедливость учреждена с самого сотворения мира и будет существовать, покуда существует мир, и долее того.

Из этого я заключаю, что внутренняя сущность события значительно отличается от внешней его стороны. Временное, преходящее в этом, как и во многом другом, слишком часто ставится на первый план в ущерб вечному; тот, кто живет, руководствуясь внешней стороной преходящих явлений, не углубляясь в вечную суть их, не разрешит загадки, заданной ему сфинксом. Потому что одна только сущность действительна. Это закон всего происходящего: если ты этого не понимаешь, то само происходящее, знающее эту истину, познакомит тебя с ней!

Что такое справедливость? В общем, в этом и заключается вопрос, предложенный нам сфинксом. Закон действительности состоит в том, что справедливое должно случиться и непременно случится. Чем раньше, тем лучше; потому что время строго и ужасно требовательно! «Что такое справедливость?» – вопрошают многие, которым одна суровая действительность могла бы дать удовлетворительный ответ. Так вопрошал Пилат, преступно шутя: «Что такое истина?» Шутивший Пилат не имел ни малейших шансов отыскать истину. Он не был бы в состоянии узнать ее. Даже если бы Бог показал ему ее. Слепота скрывала истину от его смеющихся глаз; внутренняя сетчатая оболочка его глаз онемела и омертвела. Он смотрел на истину и не узнал ее. «Что такое справедливость?»

Воплощенное правосудие, заседающее в судах, с наказаниями, документами, полицейскими и т. п., действительно видимо. Но невоплощенное правосудие, бледной копией, а иногда лишь искажением коей является земное правосудие, – меньше бросается в глаза! Потому что невоплощенное правосудие исходит от неба. Оно незримо для всех, кроме тех, у кого благородное, чистое сердце. Нечистые, неблагородные глядят во все глаза и не видят его. Они доказывают вам его отсутствие с помощью логики, путем бесконечных споров, красноречивых тирад. Неутешительно присутствовать при этом!

14. Счастье человека не зависит от того, чем он обладает, и не от того, чего ему недостает, бывает он несчастен. Нищета, голод, нужда во всех ее видах, даже смерть переносились с радостью, когда сердце бывало верно направлено. Нестерпимо для людей чувство несправедливости того, что с ними случается. Самый простой негр не переносит, когда с ним поступают несправедливо. Ни один человек не может этого перенести или по крайней мере не должен был бы этого переносить. Закон, глубже всякого другого, записанного на пергаменте, закон, Божьей рукой непосредственно вписанный в душу человека, находится в непримиримом противоречии с несправедливостью.

Что такое несправедливость? Лишь иное название беспорядка, неправды. Нечто такое, что правдиво созданная природа, именно потому, что она не хаос, не призрак, отрицает и отталкивает. Внешняя боль от несправедливости, – хотя бы то была боль от ударов плетей, раздирающих в клочья живое мясо, или от топора, отсекающего голову, – ничто по сравнению со страданиями души, тем позором, который она переносит, тем вредом, который причиняет ей личная жизнь. Самый грубый пентюх оказывает сопротивление, борется до смерти, если ему предстоит бесчестье. Так жить он не может. Громким голосом заявляет ему об этом душа, тихим кивком подтверждает вселенная. Этого быть не должно. Он должен отомстить, восстановить свое достоинство – чтобы каждому досталось свое, все стояло твердо на своем месте, порядок нигде не был нарушен. В этом есть что-то достойное внимания и, смеем сказать, всеми уважаемое. Это – печать мужественности, защищаемой всеми нами, основание всего того, что есть в нас достойного, несмотря на поверхностное различие между людьми, одинаково встречается у всех.

Подобно тому как вредный по своей природе беспорядок ненавистен человеку, для которого здоровье и порядок являются главными условиями существования, так и несправедливость кажется наихудшим злом, для многих даже единственным злом на земле. Все люди с трудом мирятся с разочарованиями и с несчастьем. Таков их удел в нашем мире. Но лишь к этому их удел не сводится. Во всех сердцах говорит тихий голос, которого не заглушить логике, горю, насилию или отчаянию, и говорит он, что на этом жизнь не окончится. Как бы ни казалась жизнь дика, беспорядочна и несообразна, Бог послал ее. Это не может быть несправедливо, напротив, так оно и быть должно. Власть, против которой безнадежно всякое сопротивление, имеет, несомненно, успокоительное влияние. Тем не менее продолжительная несправедливость, хотя бы она даже и исходила от бесконечной власти, оказалась бы нестерпимой для людей. Если бы они потеряли веру в Бога, то единственным их спасением от слепого не-Бога неизбежности и механизма, обхватывающего их, как чудовищная мировая машина, было бы возмущение, независимо от того, была ли бы надежда на успех или нет. Они могли бы, как говорит Новалис, одновременным, всеобщим самоубийством ускользнуть от мировой машины и если не победоносно, то хоть с неукротимым, неусмиримым протестом против такой машины покончить с собой.

15. Благословенная надежда, утеха человечества, ты рисуешь на стенах тесной тюрьмы человека прекрасные, далеко простирающиеся ландшафты и проливаешь священный мягкий свет даже в глубокую ночь смерти. Ты в сем мире – всеобщее достояние. Для мудреца ты – священное знамя, начертанное на вечном небе, под которым он победит, потому что самая борьба уже означает победу. Для глупца – временная фата-моргана, тень от тихой воды, нарисованная на засохшей земле, облегчающая усталому путнику его странствие по пескам даже тогда, когда она оказывается призраком.

16. Несмотря на тяжкий труд, то, что нам предстоит переправа через далекие моря и ревущие пучины, разве это ничто, если перед нами внезапно возникает Полярная звезда на небе? Вечный свет сияет сквозь грозные тучи и бушующие волны, вдали виден маяк, к которому в течение всей жизни мы неуклонно стремились? Разве это ничто; о Боже, разве это не все для нас?

17. Чего ты, собственно, боишься? Почему ты, крадучись, пробираешься, дрожа и пугаясь, как трус? Презренное двуногое создание! В чем состоит в итоге худшее, чего ты можешь опасаться? Смерть? Допустим, смерть, и, скажем, муки ада, и все, что дьявол и человек может или хочет против тебя предпринять! Разве нет у тебя мужества? Разве ты не можешь терпеть что бы то ни было и, как дитя свободы, хотя и изгнанное дитя, топтать ногами даже самый адский огонь, в то время как он пожирает тебя? Пусть же совершится то, что может совершиться. Я пойду навстречу всему и бросаю судьбе вызов.

18. Редко случается, чтобы жизнь человеческая вела к нравственной погибели без того, чтоб главная вина заключалась в неудачном внутреннем устройстве, отсутствии не столько счастья, сколько хорошего руководства. Природа не создает ни одного творения, не наделив его в то же время силой, нужной для его деятельности и дальнейшего существования. Всего меньше она забывает о своем шедевре, своей любимице, поэтической душе. Поэтому мы и не можем поверить, чтобы какие бы то ни было внешние условия смогли в конце концов загубить душу человеческую и даже сколько-нибудь существенно повредить его здоровью или обезобразить его внешнюю красоту, если только человеку дарован надлежащий ум. Величайшая сумма несчастий – смерть. Хуже этого ничего не может вместить чаша бытия и горестей человеческих. И все же многие люди всех времен победили даже смерть и взяли ее в плен, превратив ее физическую победу в нравственную победу человека, печать и бессмертное освящение всего того, что человек совершил в своей жизни.