Герои, почитание героев и героическое в истории - Карлейль Томас

42. Ни один человек не живет, никого не задевая и никем не задетый; он должен обязательно проложить себе путь, толкаясь локтями. Жизнь его – борьба. Даже устрицы, кажется, приходят в столкновение с другими устрицами. Несомненно, что они должны наталкиваться на необходимость и трудности, они пробиваются не как совершенные, идеальные устрицы, а как несовершенные, действительно живые существа. Устрица должна быть знакома с известной степенью раскаяния, ненависти, некоторой долей малодушия.

43. Бедная природа человеческая! Разве движение человека вперед по пути истины не представляет собой падения за падением? Иначе и быть не может. В дикой жизненной стихии борется он, пробиваясь вперед. Он падает, и падает глубоко, – все снова и снова должен со слезами и раскаянием, обливающимся кровью сердцем вставать на ноги и продолжать борьбу. Лишь бы борьба его велась с верностью и несокрушимым упорством: в этом вся суть.

44. Есть много почтенных, беспорочных людей, которые все же немногого стоят. Невелика заслуга человека, сохранившего руки в чистоте, если он всю работу исполнял не иначе как в перчатках.

45. В живых существах изменения обычно происходят лишь постепенно, так что пока змея сбрасывает с себя старую кожу, под ней уже успевает образоваться новая. Немного ты знаешь про сожжение мирового Феникса, если думаешь, что он должен весь сгореть и предстать в виде кучи пепла, из которой чудом выбьется живая молодая птичка и полетит к небу. Ошибаешься! В огненном вихре вселенной творение и уничтожение идут рядом. В то время как пепел старого разносится ветром, уже таинственно ткутся органические нити нового, среди шума и вихря бушующей стихии раздаются звуки мелодичной предсмертной песни, заканчивающиеся звуками еще более мелодичного гимна воскресения. Да, взгляни собственными глазами в огненную вьюгу, и ты увидишь, что это так и есть.

46. Великая истина или по крайней мере одна сторона великой истины заключается в том, что человек сам создает условия своего существования и духовно, как и материально, сам кузнец своего счастья. Но эта же истина имеет и другую сторону. Окружающие обстоятельства – тот элемент, где человеку приходится жить и действовать, человек в силу необходимости заимствует у них свою окраску, одежду, внешний вид и во всех практических случаях жизни почти до бесконечности изменяется обстоятельствами. Так что в ином, не менее верном смысле, можно сказать, что обстоятельства делают человека.

Если нам поэтому следует настаивать на первой истине по отношению к нам самим, то, с другой стороны, нам необходимо помнить последнюю, когда мы судим о других людях.

47. На мирное житье в этом водовороте человеческого существования дитя времени не должно претендовать, тем менее, когда призрак отгоняет его от прошлого, а будущее представляется не чем иным, как тьмой, наполненной привидениями. С полным правом мог бы странник воскликнуть про себя: разве ворота счастья в сем мире не закрыты неумолимо перед тобой, разве есть у тебя надежды, которые не были бы неосновательными? И все-таки можно громко сказать или, если это лучше, подобно древнему греку, прошептать про себя: «Кто может глядеть в глаза смерти, тот не испугается теней!»

48. Разве мера страданий не является в то же время мерилом сострадания, на которое способен человек, мерилом его силы и той победы, которая предстоит ему? Наша печаль – оборотная сторона нашего благородства. Как велико наше отчаяние, так велики и наши способности, настолько мы и можем предъявлять свои требования. Черный дым, застилающий перед тобой мир, точно поднимаясь из ада, может истинной силой воли превратиться в пламя, в небесное сияние, поэтому не унывай!

49. Неимоверное количество сделанной и забытой работы, молча лежащей у моих ног, одевающей, поддерживающей меня и сохраняющей мою жизнь, куда бы я ни пошел и что бы ни делал, дает богатый материал для размышлений! Во всяком случае, то, что называется известностью для мудреца, теряет свое значение. Для глупцов и людей легкомысленных эта известность стоит того, чтоб поднимать из-за нее шум; она сулит им «бессмертие» и т. п. Но если правильно взглянуть на вещи, что она собою представляет, эта известность?

50. Хорошо понимать и сознавать, что ни одна мысль никогда не умирала, что точно так же, как ты, создатель ее, почерпнул ее из прошлого, точно так же ты и передашь ее будущему. Таким образом, героическое сердце, видящее око, первых времен, живет еще в нас, хотя мы принадлежим настоящему времени. Так, мудрец постоянно бывает окружен толпой свидетелей и братьев, простирающих к нему руки, и на свете существует живая община святых, в буквальном смысле слова пространная, как земля, и древняя, как история.

51. Скажи мне, например, кто научил тебя говорить? С того времени, как две обросшие волосами, нагие или покрытые листьями фигового дерева человеческие фигуры почувствовали желание не быть более немыми, а делиться мыслями, они старались объясниться с помощью всевозможных звуков, жестов, мучительной пантомимы и неловких телодвижений. До того момента, когда, скажем, написана была вот эта книга, прошло немало времени, и совершена значительная работа, которую кто-нибудь да совершил. Думаешь ли ты, что до Чосера не было поэта, сердца, горящего мыслью, которую оно не могло не высказать и для которой не было слова, так что слово это пришлось ему создать и выковать? Для каждого слова нашего языка был такой человек или такой поэт, который придумал его.

52. Первый человек с открытой душой взглянул на небо и землю, все прекрасное и страшное, что мы называем природой, вселенной и т. п. и сущность чего навсегда останется без соответствующего названия. Первый человек, говорим мы, впервые увидел все это сознательно, торжественно и, по всей вероятности, молча опустился на колени. Он совершил под влиянием внутренней потребности «нечто оригинальное», что другим, мыслящим людям показалось весьма выразительным и достойным подражания! И с того дня стали молиться, преклонив колена. Эта безмолвная молитва старше всех словесных молитв, молебнов и литургий. Она – начало всякого богослужения, которое нуждалось в одном лишь начале, так оно было разумно. Что за поэт был этот первый молящийся!

53. Не падай духом! Ты не одинок, если ты веруешь. Разве мы не говорили о сонме святых, невидимом, но действительно существующем, сопровождающем тебя и окружающем своими объятиями, покуда ты достоин того? Героические страдания святых возносятся из всех стран и из всех времен, как священное «Miserere»8, и их великодушные дела, подвиги звучат как безграничный, вечный мелодичный гимн, поднимающийся к небу. И не говори, что в настоящее время нет символа божественного. Разве Божий мир не символ божественного? Разве неизмеримость не храм? Разве история человека и человечества не бесконечное Евангелие? Прислушайся только, и вместо органа ты услышишь, как и в древние времена, пение утренних звезд.

54. Какие полки и толпы и поколения таких людей уже поглотило забвение! Их прах образует ту почву, на которой жизнь наша продолжает давать плоды.

55. Человек не должен жаловаться на времена; из этого ничего не выходит. Время дурное: ну что же, на то и человек, чтоб улучшить его.

56. «Настанет время, – говорил Лихтенберг с горькой иронией, – когда вера в Бога будет подобна вере в детские сказки» – или, как выражается Жан Поль, «когда сделают из мира – мировую машину, из эфира – газ, из Бога силу, из загробной жизни – могилу». Мы же думаем, что такого дня не будет. Во всяком случае, пока борьба еще ведется – и философия газа и могилы еще не вылилась в форму устава с выработанными положениями, – нужно предоставить свободу действия мистицизму и всему тому, что честно выступает против этой философии. Больше беспартийности и свободы, и правда одержит верх!

57. Если время наше – время неверия, почему мы должны на это роптать? Разве не настанет лучшее время? Да и не настало ли оно уже? Период веры чередуется с периодом неверия, как сжимание сердца чередуется с расширением сердца. Весенний рост, летнее изобилие всяких мнений и творений должны сопровождаться смертельным увяданием осени и земной развязкой, а за ними снова наступает весна. Человек живет во времени. Все его земное существование, его стремления и судьба – продукт времени, и лишь в преходящих символах времени обнаруживается всегда неподвижная вечность, в которой мы живем. И все же в такое зимнее время отрицания для людей, одаренных благородной душой, сравнительно тяжело, что они родились, должны в такое время бодрствовать и трудиться. Для людей с притупленной чувствительностью даже приятно, что они могут, погрузившись в лень, грезить и спать и проснуться лишь тогда, когда гремящие бури с градом пронесутся, совершив свою работу, и нашим молитвам, нашему мученичеству наконец будет дарована новая весна.