Дочь Волдеморта - Ночная Всадница

— Против меня?! — невольно воскликнул Силкс, и многие в аудитории засмеялись.

«Именно так, — невозмутимо отчеканила в мыслях Гермиона. — И вам предстоит наш заговор раскрыть. Всех остальных, — она снова окинула взглядом присутствующих, — прошу также помнить о том, что мы скрываем от мистера Силкса, и не ударить в грязь лицом. Все свободны. Акцио!»

Последнее было подумано в такт взмаху палочкой, и двадцать пергаментов со столов гимназистов взлетели в воздух и аккуратно сложились перед ней.

— М–мадам Малфой, — умоляюще обратился к пересчитывающей пергаменты Гермионе Силкс, неуверенно подходя к преподавательскому столу, — простите, я больше не буду! Я записал восемнадцать строф! Но потом ничегошеньки не мог разобрать… Я пытался, и…

— Мистер Силкс, — прервала Гермиона, — я всё понимаю. Ваши сокурсники будут молчать на этот счет, но не на моих ли уроках вы должны научиться и без слов проникать в чужие мысли? Ваша задача — раскрыть секрет.

— А домашнее задание есть? — понурил голову Силкс.

— Всё это вам предстоит выяснить самостоятельно.

— Но…

— Удачи, мистер Силкс, я верю в ваши силы. Поспешите, не то пропустите обед.

— Пойдем, друг, — хлопнул несчастного по плечу Фил Мур, — я расскажу тебе всё — мадам Малфой обещала за это наказать меня.

— Да–да, профессор Нуакшот как раз говорил, что ему нужны гимназисты для сезонной пересадки гнойных папоротников, — кивнула Гермиона и пояснила: — они не терпят магии.

— Прости, Ферди, я пас.

— Идите, мистер Мур, иначе вам всё равно не избежать папоротников, — пригрозила молодая ведьма. — Женевьев, задержитесь на минутку, — добавила она, отыскивая пергамент гимназистки и с удовольствием просматривая аккуратно записанные строки Петрарки. — Вы делаете большие успехи. В понедельник вечером мы еще немного потренируемся, и я поставлю вам высший балл по этой теме без теста.

— Спасибо, мадам Малфой! — просияла девушка.

Когда все разошлись, Гермиона взялась было за остальные пергаменты, но ее остановил строгий голос, раздавшийся из‑под груды свитков:

— Леди Малфой, в шесть часов у вас обедает Министр магии! — это вездесущий волшебный дневник.

Гермиона посмотрела на часы и отложила перо, которое не успела обмакнуть в чернильницу. Вытащила полезную книжицу, наложила на пергаменты Заклятие неприкосновенности и встала. Хозяйка не была дома со вчерашнего утра, и следовало поторопиться, если она хотела всё успеть.

Спускаясь вниз, чтобы попрощаться с отцом — до понедельника Гермиона не собиралась возвращаться в гимназию, — молодая ведьма столкнулась на входе в коридор к покоям Волдеморта с Габриэль — и обозлилась.

Она терпеть не могла эту наглую, вздорную девчонку. Сама до конца не понимала, за что — но практически ненавидела.

Ну, то есть как — не понимала. Догадывалась.

Габриэль Делакур была выпускницей гимназии. Она перевелась в Даркпаверхаус на пятый курс из Шармбатона и окончила обучение летом позапрошлого года, вместе с Земными Орлами[115] Фреда Уизли. Прежнего Фреда Уизли, от которого нынче ничего не осталось.

Гермиона не понимала, как Габриэль умудрилась попасть в гимназию, но знала о том, что это всерьез рассорило ее и с семьей, и особенно со старшей сестрой. Флёр возненавидела предательницу еще до того, как она предала по–настоящему.

А она предала. Габриэль Делакур была любовницей Волдеморта. Одной из главных. Можно даже сказать единственной официальной.

И Гермиона терпеть не могла ее за то, что эта малолетняя выскочка, казалось, заняла место Джинни.

Она, к счастью для себя, а, возможно, и для Габриэль тоже, никогда ничего не преподавала девушке. Когда Гермиона начала работать, мисс Делакур уже была семикурсницей, и в ее расписании не стояло предметов мадам Малфой. Впрочем, она в них и не нуждалась.

Габриэль владела окклюменцией и легилименцией в совершенстве — и этим еще больше бесила Гермиону. Потому что уже на седьмом курсе она была любовницей ее отца, потому что ее сознание, ее мысли и ее душа оставались для леди Малфой закрытой книгой, потому что единственное, что Гермиона видела — очаровательную мордашку, бархатную кожу вейлы, фигуру богини и глаза ангела с дьявольским блеском в вызывающем, самоуверенном, высокомерном взгляде.

Габриэль Делакур обладала красотой непорочной Мессалины[116], она одновременно напоминала и весталку, и Диану[117]. Но Гермиона всегда ассоциировала ее с коброй.

Цепная кобра Волдеморта.

Эта девушка тоже не любила леди Малфой. Но не любила холодно, равнодушно — тогда как сама Гермиона постоянно обжигалась о свою неприязнь.

Кроме того, она чувствовала в Габриэль Делакур угрозу. Не доверяла ей. В чем и почему — не знала сама.

— Здравствуйте, — обронила на ходу прокля́тая девчонка и невозмутимо пошла дальше, будто вовсе и не сталкивалась со своей недоброжелательницей.

Химерова кладка, неужто ей обязательно лазить тут у всех на виду?! Могла трансгрессировать к самому дьяволу прямо из кабинета! Нет, нужно прохаживаться по гимназии…

Будто нарочно, чтобы позлить Гермиону!

И Гермиона злилась, и особенно потому, что понимала: желание позлить ее у мисс Делакур появится самым–самым последним, да и то вряд ли. И тем не менее оно непрестанно удовлетворялось.

— Зачем она шляется по гимназии?.. — сердито начала молодая женщина, распахивая дверь в кабинет отца. И осеклась.

Стоявший к ней спиной Волдеморт разговаривал с портретом.

С портретом Альбуса Дамблдора.

Глава V: Ужин с Министром магии

Большой сиреневый занавес, всегда застилавший одну из стен кабинета Волдеморта, на этот раз оказался приподнятым: и за ним обнаружилась большая картина в золоченой раме, изображающая светлую комнату, обставленную в стиле Людовика XIV. Рама картины была оплетена странными, едва заметно мерцающими цепями: они, будучи нарисованными по контуру картины, у границ холста выходили наружу, становились объемными, оплетаясь вокруг, и снова «ныряли» в изображение с другой стороны. Казалось, литые оковы покачиваются от несуществующего сквозняка и издают почти неслышный скрежет.

У левого края полотна в большом кресле, сложив руки на животе поверх длинной серебристой бороды, сидел никто иной, как Альбус Дамблдор. Волшебник, чьего изображения никто не видел со дня его смерти, портрет, обвиненный когда‑то в трусости, виновник скандала, о котором давно забыли.

Когда Гермиона распахнула дверь кабинета, Волдеморт повернулся к ней, и старый директор с картины тоже устремил на молодую женщину взгляд ярко–голубых глаз из‑под очков–полумесяцев. И улыбнулся.