Сожженные мосты - Александр Маркьянов

В качестве наказания больше его не посадили на осла. Ему развязали ноги, снова связали руки и накинули веревочную петлю на шею. Так он и шел — благо скорость передвижения осла по горам не сильно отличалась от скорости передвижения по горам человека.

На третий день пути они встретились с еще одним отрядом. Он понял это по шуму, голосам вокруг. Почему то на них накинули мешки — чтобы те, другие не видели их. Несколько раз над ними пролетали вертолеты и самолеты, переходили дороги они очень осторожно. Он заметил, что несколько душманов идут позади отряда и уничтожают следы как могут. Один раз ему посчастливилось видеть пролетевший на низкой высоте вертолет — и он понял, что это не русский вертолет. Как и многие пацаны в Российской Империи он увлекался разными военными играми, покупал каталоги и журналы про вооружение — и сейчас он опознал в вертолете британский Вестланд, одну из больших транспортно-боевых моделей в тропическом исполнении. Значит — они уже на британской территории…

Помнить, что империя делает все, чтобы выручить вас.

Кабул потряс его Они пришли туда на четвертый день пути, под вечер. Это был огромный, раскинувшийся в почти круглой долине в горах (может быть — в кратере потухшего вулкана) город, где лошади и ослы соседствовали на улицах с автомобилями, дорогими, но грязными. Он даже видел какой-то кортеж из нескольких одинаковых черных внедорожников, промчавшийся мимо по дороге — он не знал, что это ехал министр обороны Афганистана. Внизу были дорогие здания, нищие мазанки лепились к склонам гор. Он видел крепость — и не знал, что это крепость Бала-Хиссар, бастион, охраняющий город.

Всю ночь они провели в каком-то вонючем сарае — их поместили в грязные клетки, как в зоопарке зверей и заперли на замок. Таких клеток было много, но он оказался в одной клетке с тем сам пленником. Тогда же, он узнал, что его зовут Витя, Виталий и его украли на железнодорожной станции. А так он из Москвы.

При слове «Москва» Вадим, сибиряк, презрительно скривился — все понятно. Еще он хотел навешать этому паразиту трендюлей за провал побега — но не стал этого делать. То ли из жалости, то ли из-за брезгливости — сам не понял.

В других клетках в темном, вонючем помещении были такие же дети. Он не мог поверить тому что видит, казалось что это не земля — другая планета. Клетки поставленные на земляной пол, вонь…

Но он еще не видел Кабульского базара…

По какому-то странному стечению обстоятельств, его не выставили на продажу — их двоих просто привезли в этой самой клетке и поставили в тень, рядом с оградой. За ограду клетку завозить не стали — потому что за это надо было платить три цены. Но забор не был сплошным как в Джелалабаде — и он видел рынок. Рынок рабов…

На рынке рабов прилавок представлял собой столбы, крышу и поперечину. Столбы шли часто, а крыша была предназначена для того, чтобы прикрывать рабов от солнца, от безжалостного афганского солнца — чтобы они не умерли и имели товарный вид. К перекладине и столбам приковывали наручниками совершенно голых детей и подростков — мальчиков и девочек, выставленных на продажу. Он не знал, что существуют ряды для взрослых рабов — и ему показалось, что тут торгуют только детьми. Большей частью — девочками, девочек в Афганистане вообще продавали замуж, кто-то по сговору между семьями, а кто-то — и тут, на базаре. Покупатели неспешно шествовали по рядам. Приценивались к товару, осматривали, щупали как скот. Тут же рядом были и продавцы…

Непостижимо уму!

Они изучали историю, в том числе и историю древних веков в гимназии и знали, кто такие рабы и кто такие рабовладельцы. Они знали и о том, что в некоторых местах земли такие обычаи сохранились: все эти места были в Африке, где германцам так и не удавалось сделать кто-то приличное из местных племен. Но он никогда не думал, что от земель империи до базара с рабами — четыре дня пути пешком.

Самое страшное — что в основном продавали детей. В России никогда, даже в давние времена не продавали детей. Было понятие «закупы», то есть люди, которые отрабатывали долг, который не могли отдать, на хозяйстве кредитора и после его отработки снова становились свободными людьми. Было крепостное право — но тогда даже дворами продавали редко, кому нужен двор? Продавали деревнями, землю и крестьян, ее обрабатывающих: а крестьянину какая разница, на кого отрабатывать барщину и кому платить оброк? Был один барин, стал другой барин. Были, конечно, дворовые девки, оказывающие барину услуги — ну так и сейчас, открой газету — то же самое, только называется по-другому. А уже с восемнадцатого века барщину почти и не отрабатывали, платили оброк, а потом и вовсе — начали выкупаться из крепостных, и выкупались довольно много еще до реформ Александра Второго Освободителя, злодейски убитого террористами[400]. Но рабских базаров на Руси не было никогда, ни в древние века ни в средние.

А тут они были. И Вадим просто не мог этого понять, не мог осознать — что ты чувствуешь, когда тебя приковывают наручниками к столбу голого, а вокруг ходят покупатели, щупают, выбирают, договариваются о цене НА ТЕБЯ, торгуются. К его счастью, выросший в России паренек-скаут не знал, с какими целями обычно на базаре здесь покупают мальчиков-бачей. Но все равно — представить себя прикованным к столбу он не мог.

Закончилось все тем, что он потерял сознание в клетке от солнечного удара.

Пришел в себя он уже на дороге. Небольшой грузовик с открытой платформой натужно рычал слабеньким мотором, преодолевая запруженную транспортом дорогу — а вокруг были горы. Такие горы — каких он никогда и не видел. Клетки закрыли брезентом, как это обычно делали когда перевозили по большим дорогам рабов в клетках — чтобы рабы не умерли от солнечного удара и чтобы лишние глаза их не видели — но закрепили брезент плохо, и один край его отогнулся в сторону. Тогда то он увидел машины, каких никогда раньше не видел — большие, с огромными колесами, с решетками от гранатометов и бронелистами, прикрывающими кабину и кузов — это были русские машины. Он знал кто такие караванщики, отставные военные, про них снимали боевики и писали книги. Караванщики не видели его, а он не мог подать им никакого знака. Но рано или поздно — они же его куда то привезут, а если караванщики едут по той же дороге что и они — то логично предположить, что они будут и там куда его привезут. Если он крикнет, что он русский и его похитили — караванщики наверняка не останутся в стороне, ведь они тоже русские!

Немного успокоившись, он осмотрелся — и нашел на полу своей клетки-камеры большую флягу с водой, лепешку и нечто вроде шкуры, чтобы укрыться от холода. Шкура омерзительно воняла — но хоть что-то…

Только потом, когда они приехали в Джелалабад — он понял, что теперь их трое, до этого не было видно из-за брезента. Вместе с ними на машине в такой же клетке ехала девчонка. И тоже русская, блондинка! Она-то сюда как попала?

Самое страшное потрясение ждало его на базаре, куда они заехали. Когда открыли клетки, и их погнали наружу — из караван-сарая (или как там она называется) вышли несколько этих. И с ними был русский, караванщик! И у него было оружие, русский автомат, он это видел! Русский оглянулся и тоже увидел его, а он крикнул, чтобы привлечь его внимание — но произошло то, чего он никак не ожидал.

Русский просто отвернулся.

Наверное, поэтому он не попытался бежать, когда его вывели из клетки и потащили внутрь караван-сарая. Не из-за собаки и плетей. Из-за этого.

Он был слишком потрясен, чтобы бежать. Потрясен предательством.

— Две семьсот! Две семьсот последняя цена иначе клянусь Аллахом, я увезу это назад. Лучше я продам это в Кабуле за настоящую цену, чем отдам за бесценок здесь!

— Что ты такое говоришь, русский?! В Кабуле оружие стоит дешевле, тебе никто не даст и полутора тысяч золотых, которые даем тебе за товар мы. Погнавшись за большим барышом, ты потеряешь и малый, русский и продашь себе в убыток! Кто заплатит тебе за то, что ты приехал в Джелалабад, но потом направился обратно в Кабул?

— Но мне все равно придется ехать через Кабул, чтобы вернуться к себе домой, затраты мои невелики. В Кабуле я попытаюсь продать это оружие тем, кто на службе у короля, они дадут настоящую цену.

— Ты не знаешь что говоришь, русский. Да спасет тебя Аллах, если ты обратишься к людям короля. Это жадные и злые люди, для них нет запрета грабить и убивать. Если им понравится товар — то может случиться так, что через несколько дней твое тело выловят из реки Кабул, а все что у тебя есть, продадут на базаре. Не связывайся ни с людьми короля, ни с людьми принца, они не страшатся наказания Аллаха за свои гнусные дела, и людского гнева и уготовили себе, чтобы их пристанищем после смерти стала геенна, на вечные времена. Только чтобы сохранить твою жизнь русский, и не дать совершить тебе ошибку, которая, вне всякого сомнения, станет для тебя последней в этой жизни, мы дадим за твой товар одну тысячу восемьсот золотых.