Чужбина с ангельским ликом - Лариса Кольцова

к себе Надмирный Отец, чтобы селить в своих чудесных, разноцветных селениях, играющих лучами и радостью среди волшебных и тихих ландшафтов. Мой Нэиль рисовал такие картины, и они… — Нэя не стала ничего пояснять, а Антон понял, что не надо её об этом спрашивать. В её лице появилась прозрачная, но пасмурная тень. Её прошлое не было безоблачным, возможно, больным и горьким. — И вот… ты даже не понимаешь, насколько ты прав, хотя ты и шутил. Мне Рудольф и в самом деле кажется похожим на прекрасного, но и страшного подземного Владыку.

Антон засмеялся, — Да чем он так страшен? — продолжая смеяться и над её Надмирным Светом, и над подземным владыкой, и от того, что ему было просто хорошо с нею сидеть.

— Хотя бы тем, что ему невозможно противостоять. А подземный Владыка, как говорила бабушка, умеет только повелительно брать любовь женщины, но никогда не даёт её сам.

— Так то мифический владыка, а совсем другое дело обыкновенный человек Рудольф.

— Разве он обыкновенный?

— А какой же? — опешил Антон.

— Может быть и такое, что бабушка передала мне свои сны по наследству, вот подземный Владыка и приходит ко мне по ночам.

— Да нет никакого подземного владыки! — рассердился Антон. Но не на Нэю, которую жалел, а на Рудольфа. — И если твоя бабушка-жрица переживала весь тот бред под воздействием культовых психоделиков, ты-то как могла к такому приобщиться? Мрак тут царил когда-то, вот что я думаю. И правильно сделали, что запретили тот чудовищный культ. Хотя с жестокостью переборщили, конечно… Твоей бабушке повезло. И тебе тоже, раз уж она произвела на свет твоего отца.

— В чём же моё везение?

— Хотя бы в том, что ты, молодая прекрасная девушка, сидишь теперь на этом самом поваленном дереве, и мы с тобою реально существуем в отличие от несуществующего подземного владыки.

Она не ответила, решила сменить тему, — Антон, почему Рудольф не бегает по лесу?

— У нас там, в «ЗОНТе», ну в «Лабиринте», есть один подземный уровень. Там есть спортивный комплекс, наши там и тренируются, играют, плавают. Так что в этом смысле мы все дети подземелий. Но подземного владыку, если честно, не встречали. Но я люблю бегать на поверхности. Рудольф, он у нас самый сильный физически. Но он не страшный. Бывает грубоватым, но не всегда, если разозлят.

— Он грубый?

— Бывает.

— Вы не любите его там?

— Почему? Его любят. Он имеет много хороших качеств, за которые ему многое прощают.

— У него есть хорошие качества?

— Бывают люди без таковых?

— Зачем же он их прячет?

— От кого?

— От меня… — лицо Нэи в момент её сказаний о демонах подземелий было и наивным, и вдохновенным одновременно, а теперь она вдруг сникла, губы её вздрагивали. Живые цветы в её причёске делали её похожей на Флору или опечаленную фею. Антон не удержался и обнял её. А потом неожиданно для себя поцеловал её в губы. Губы имели привкус земляники, абсолютно земной вкус! Она тем же самым шарфиком, каким вытирала его пот, промокнула свои губы. И он понял, шанс приблизиться к этой местной фее чуть плотнее, упущен уже навсегда. Не мифический подземный владыка успел присвоить её душу заодно с телом, похоже, а живой человек, хотя и подземный повелитель тоже.

— Видишь, Антон, какие мы с тобою родственные души, нам так просто вместе, мы всё рассказываем, ты мне, я тебе. Мне не хватает здесь друзей, — она прижалась к нему плечом. — Как хорошо ты пахнешь, Антон, у тебя родной запах. Но у того запах другой. Бывает ли у фантомов запах, Антон?

Антону опять стало её жалко. Зачем Рудольф так странно забавлялся с этой, если уж честно, нестандартной женщиной-ребёнком, и что за странные отношения с нею практиковал, тормозя её психику гипнозом или внушением, в любом случае это было жестоко по отношению к очевидно влюблённой Нэе.

— Я каждую ночь ждала эти сны. С каждым разом они становились всё сильнее и необходимее мне. Я чувствовала его как живого человека. Так не может быть, но так было. И я знала, что ничем хорошим это не закончится. Не знаю, как теперь мне жить? Как сделать так, чтобы забыть о нём, о настоящем, если он не имеет к моей жизни никакого отношения. Передай ему, чтобы он не смел подходить ко мне! Он мешает мне, если уж и не счастливо, то просто сносно жить. Нет! Не надо ничего ему передавать.

«Да она дурочка»! — с острой жалостью подумал он, — «или они все тут такие»? — На Земле Антон не встречал ни таких женщин, ни таких откровений.

— Почему он коверкает твоё имя? Почему зовет Антуан? А ты морщишься?

— Это одно и то же имя, но разная версия произношения. Меня только мама звала Антуаном, я и по личному удостоверению имею двойное имя — Антуан Жорж Нерваль, а также Антон Георгиевич Соболев. И тот и другой — я один. Так уж вышло. Но я люблю, чтобы меня звали Антон. Антон Георгиевич, — проговорил он в задумчивости, проверяя на слух звучание своего отчества. Когда-нибудь и к нему будут обращаться по отчеству.

— Где живёт твоя мама? На звёздах, как и у Рудольфа?

Антон замер, не зная, что ей отвечать. Что ещё могла знать эта женщина? И от кого? От шефа?

— Нэя, проснись! — сказал он тихо, но твёрдо.

— Я стараюсь, но и ты перестань бормотать непонятно что.

Увлекшись, Антон перешёл на русский язык. И это в присутствии местной жительницы?! Похоже, что у него и у самого реальность куда-то ускользала из-под ног. Нэя прижалась к нему, будто он был её опорой, и она боялась быть утянутой в водоворот своих сновидений уже и наяву.

«Что за хрен с причудой этот шеф»? — разозлился Антон уже окончательно. Но причина раздражения была скрыта где-то ещё. Она была порождением, не находящей выхода, углубляющейся тоски.

«Что за странные сны порождает эта Паралея? Или же это вполне себе заразная местная инфекция, активизируемая двойным притяжением спутников планеты и наличием выбросов звёздного вещества самой Магниус, связанных с разрывом её магнитных и мощных петель, зафиксированных только что на «Ирис»?

Тебе нравятся наши совместные сновидения?

После затяжного перерыва он явился.

— Ирис, — прошептала она, — кажется, так называется земной цветок. Это объясняла мне Гелия когда-то. Возьми меня на «Ирис». Помнишь, обещал мне? — и он вбирал её шёпот в себя, не отвечая ничего.

Балансируя на грани душевного стриптиза, Нэя, конечно, не рассказывала Антону всего, и не могла. После потрясших всё её существо