Чужбина с ангельским ликом - Лариса Кольцова

между ними была пропасть без моста, а ночью прошедших девяти лет — пропасти не было.

И настоящие сны снились ей, но и они были странными уже тем, что не отличались от реальности. Однажды приснилось, что она бредёт по плантациям Тон-Ата, — только цветов не было, рабочие убрали их. Колючие и ползучие стебли царапали лодыжки, а ступни отчего-то не кололи, хотя Нэя видела себя босиком. Она вышла к реке и устроилась на поваленном дереве на берегу. Он поднимался по косогору, и удивительный золотистый песок осыпался вниз. Он где-то потерял свою обувь и выходил босиком, в коротких выше колен штанах, которые назывались «шорты», хотя никто не сказал ей об этом. Он сел рядом с нею и стал гладить ноги, забираясь всё выше ласкающими пальцами, — Читаешь, моя умница? — и сбросил книгу с её пунцового подола.

— Нельзя, — Нэя отпихивала его руки, — у меня есть жених.

— Что мне твой жених? Если твой муж я. Я один знаю вкус твоего бутона…

— Какого ещё бутона? — Нэя стыдливо зажимала ноги.

— Ты сама вся бутон, в этом алом платьице, моя несравнимая ни с кем девочка. Только с тою, кого ты не знаешь, но кого я и сам уже забыл, а ты напомнила, когда любила меня в ответ страстно и радостно.

И Нэя видела его волосы, похожие цветом на светлый и чистый кварцевый песок. Волнистые волосы мерцали. — Почему волосы мерцают? — спросила она, гладя их.

— Это же Солнце, — ответил он, — его лучи запутались, и в твоих волосах тоже…

Он гладил её волосы. Нэя в ужасе вспомнила, что она поседела, а он ничего не знает. Золотисто-рыжий цвет волос ей не принадлежит, её же подлинный цвет он забыл. И она заплакала об утраченном времени, об утраченной юности его и своих волос. Прижалась к его груди и жалела его…

Проснувшись, она всё ещё была в его объятиях. Они судорожно любили друг друга, будто навёрстывая то ушедшее время, о котором она только что плакала. Она даже не совсем ясно понимала, где она его любит, во сне или наяву?

— Когда я прибыл сюда, то в одну из ночей ты приходила ко мне в отсек, — сказал он, — Я запомнил тебя и сразу же узнал впоследствии. Возможно, это и не было сном, а чем-то, чему объяснения нет. Ваш подземный владыка, видимо, прислал мне весточку из будущего.

— Подземный владыка? И что я тебе говорила?

— Ты любила меня. Я всегда помнил вкус твоих сосцов и сразу же узнал тебя, вернее, вспомнил… твои губы, твою нежную грудь невозможно было забыть.

— Как я тебя любила? По-настоящему?

— Да. Ты отдалась мне вся полностью.

— Но ведь в то время я была совсем маленькой и… я не могла никуда прийти…

— Это было измерение будущего времени, куда мне некто позволил войти. Повелитель вашей планеты дал мне нечто вроде пропуска на долгое проживание здесь, позволив вкусить частичку того пиршества, которое для меня и припас на будущее. Я же тебе говорю.

— Зачем он так поступил? — спросила она.

— Не знаю, — ответил он.

— Я знаю. Он хотел, чтобы ты оставил здесь своего сына. Точно также было с моей бабушкой когда-то…

— С твоей бабушкой? Но ведь, кажется, её присвоил себе несдержанный жрец без всякой санкции на то со стороны черного владыки, — засмеялся он.

— Ты хотел бы сына? — спросила она.

— Никакого сына от местной женщины у меня здесь не будет! — ответил он.

— А если он родится? — спросила она.

— Если он родится, то я его здесь не оставлю! — ответил он.

— Отнимешь у меня? — спросила она.

— Разве у тебя есть сын? — спросил он с невесёлой усмешкой.

— Но ведь он может родиться…

— Нет! Я запрещаю тебе вести такие разговоры!

— Ты же мой сон, потому и запрещать мне ты ничего не можешь.

Потом они уснули. И последующее пробуждение произошло уже в полном одиночестве. Ногу свело от неудобной позы, и продолжало казаться, как и во сне, что это сухие стебли колют её, те самые, которые были благоуханными некогда цветами. Запахом цветов с плантаций было пропитано всё её белье, их лепестки хранились в её вещах, не только духи, запасы которых остались у неё после жизни с Тон-Атом.

— Руд, — прошептала Нэя, прижимаясь к пустому месту, к вмятине на подушке, оставленной якобы сном. — Прости меня, я не умею возвращать время, которое я бездарно похоронила в тех плантациях, а Нэиля я всё равно этим не воскресила, похоронив с ним и свою первую молодость.

В последний свой приход он сказал, — Не крась волосы в такой цвет. Мне больно это видеть.

— Почему?

Он ничего не ответил.

— Потом я дам тебе и другие ощущения.

— Зачем? — не поняла она.

— Для того, чтобы ты уже не терзалась своей виной,

Она опять его не поняла, — Когда? Дай мне всё сейчас.

— Потом. Когда ты полюбишь меня настолько, что сможешь тоже простить за всё.

— За что? — она обняла того, кто стал вдруг прост и нежен как мальчик. Она, гладила смешной ёршик его седеющих волос и упивалась странным ощущением, что он точно будет отцом её сына. Лицо ничуть не соответствовало проклюнувшейся седине, как было и у неё. Но, как она воображала, он ни о чём не догадывается.

В эту ночь в её «Мечте» перед началом совсем уже другой фазы их будущего существования, но о которой она не знала как о завершающейся уже главе, — одной из многих глав её фантастической жизни, — он заявился небритым и кололся, как и тогда в доме Гелии. Она гладила эти милые колючки и слегка тёрлась о них своим подбородком, вспоминая, каким же родным и добрым он тогда был. Таким, каким она никогда уже не видела его здесь в ЦЭССЭИ. И только в кристалле, не выпускающем наружу их тайну, он вдруг вернул себя.

Дневники Нэи. Игра не может заменить жизнь

Я пришла к Инару Цульфу и потребовала у него, чтобы уже на следующее утро он приехал к Главному Шоссе, куда выводит тропинка от холма, на котором и красовалась «Мечта», после чего отвезёт меня в старый дом Тон-Ата. Я не желаю больше жить в этом «Скучнейшем городе континента», не желаю больше работать в «Мечте». В первое время поживу в пустом доме бывшего мужа, но быстро приобрету себе столичное пристанище, поскольку средства позволяют это сделать, а уж с работой непосредственно в одном из столичных салонов я уже договорилась. А там и своё предприятие открою…

Инар Цульф до того расширил свои