Чужбина с ангельским ликом - Лариса Кольцова

глаза, что они стали у него квадратными. Его узкое и несколько женственное лицо, с довольно гармоничными чертами, сделалось меловым, как в тот самый наш разговор по душам, что называется. Я подумала, что если бы не излишняя старообразность его облика, он был бы и ничего себе. Такими не идущими к делу мыслями я отвлекала себя от всей ситуации в целом, чтобы сохранять ледяное спокойствие и уверенность в себе.

— Вы наивны, госпожа Нэя, — ответил он, наконец, после затяжного молчания. — Какое предприятие? Вас сомнут и ограбят зубастые конкурентки, имеющие нешуточных покровителей. Вас будут эксплуатировать куда как более нещадно, чем проделывала это сестра Чапоса…

— Как? Моя бывшая хозяйка была сестрой Чапоса? — но мне и это было уже всё равно.

— Одумайтесь! Куда вы собираетесь деть всё то, что удалось создать в вашей «Мечте»?

— Так вы себе можете всё забрать, а мне выплатить, что мне и причитается. А поскольку вы честный человек и связаны загадочными узами с Тон-Атом, ничуть не сомневаюсь, что вы отдадите мне то, что мне и положено. С учётом же того, что здание-кристалл собственность некоей корпорации, то её и заберут те самые персоны, которые и дали нам с вами возможность организовать там это предприятие. Конечно, цветники жалко, — пропадут…

— Какие цветники? — задохнулся он от удивления и беспомощности, — О чём ваша речь? Когда вы пускаете по ветру такую драгоценность, равной которой нет, и не будет, в этой вашей столице…

— Как же вы сами-то предлагали мне бросить мою «Мечту»?

— Я предлагал вам? Я всего лишь передал вам просьбу вашего мужа о встрече с вами.

— Ну, так и скажите ему, что я готова к этой встрече.

— Не могу, моя госпожа Нэя. Я не имею связи с господином Тон-Атом.

— Как же так?

— А так. Он возникает, когда ему и бывает угодно. И исчезает без объяснений того, когда появится вновь. Я же не обладаю такой недопустимой самонадеянностью, чтобы лезть к нему с расспросами.

— И где же конкретно он возникает, как вы говорите? — я решила выпотрошить из него все возможные сведения.

— Он любит иногда посещать дом яств «Нелюдим». Там подают изумительную запечённую белую рыбу, но фаршированную свежей алой или фиолетовой икрой особых пород рыб, что водятся в очень отдалённых реках, почти у предгорий. И кто доставляет этот деликатес, мне неведомо…

— Не о рыбе я! Фу, меня даже затошнило при упоминании вашей рыбы… — я приложила платок к своим губам.

— Почему вас тошнит? Вы точно здоровы?

— Вы о себе побеспокойтесь. И не увлекайтесь посещениями домов яств, где хозяин самый настоящий бандит.

— Какой бандит? — удивился он.

— Да Чапос же.

— Он давно уже социально одобряемый человек. Его бизнес честен в том смысле, что у него в «Нелюдиме» самая отменная и свежая еда…

— Опять вы о еде! — я встала, — Вы же сами обещали, что я смогу вернуться в тот необитаемый дом мужа в любое угодное мне время.

— Да как вы, изнеженная женщина, собираетесь там жить?

— Там осталась запертая кладовая, где сохранены все бытовые вещи, вплоть до запечатанного постельного белья, посуды. Ключ я сохранила. Даже консервы длительного хранения там имеются. А уж свежую еду вы мне доставите. На первые дни. Потом я оплачу себе курьера в столице, чтобы тот доставлял мне еду на указанный адрес. А потом куплю себе отличное жильё в хорошем столичном районе. Я не прежняя растерянная и абсолютно бедная женщина, которую вы помните, Инар. У меня много денег, а ещё больше деловых связей в той самой сфере деятельности, где я и могу себя проявить. Если захочу этого. Поскольку несколько лет я уж точно смогу существовать и без всякой работы…

— Тот небольшой задел, что у вас есть, вы считаете богатством? — усмехнулся Инар.

— Конечно, я не собираюсь покупать аристократических имений, но денег на безбедную жизнь мне пока что хватит…

— А потом-то что?

— Выйду замуж! — и я гордо вскинула свою голову, глядя надменно на этого бледного и ничтожного вопрошателя. — Или у вас в этом сомнения?

— Ни малейших.

— Вы меня поняли, господин Цульф? — я придала своему голосу властное звучание, как разговаривала обычно со своими нерадивыми служительницами, если сердилась.

— Я понял, — еле слышно отозвался он и опустил голову, — Завтра на рассвете жду…

Никому и ничего не сказала я о своей затее бегства. Просто тихо исчезну, а уж остальное всё произойдёт вне моего наблюдения и участия, а соответственно, без значительных, да просто невозможных для меня, нервных затрат. Собрала втихую свой небольшой баул, куда убрала все свои деньги и драгоценности, стараясь не думать о своих дорогих мелочах, платьях, посуде и прочем барахле. Потом как-нибудь верну при помощи того же Инара Цульфа. Всё это дело наживное, и даже избыточное. Мне не привыкать к утратам. И поспешила на выход, как только край неба окрасил золотисто-розовый свет пока ещё не зримой Ихэ-Олы, спешащей к своему ежедневному и неотменяемому выходу на небесные пространства. Ночь, жаркая и сухая, почти не оставила после себя влаги на моих цветах, и только скупые редкие росинки поблескивали кое-где, что говорило о том, что ленивый служитель Ихэ-Эл пренебрег вечерним поливом, отложив его на утро. Я привычно возмутилась его неисполнительностью, но тут же усмехнулась тому, что теперь-то мне всё равно, что произойдёт с моим садом, если уж и сама «Мечта» обречена исчезновению. А что будет с опустевшим зданием, мне-то что?

Едва выйдя на Главную Аллею и плюхнув баул на окраину шоссе, я вынуждена была отшатнуться, поскольку, как вихрь, мимо пролетела машина с вызолоченными стёклами и резко затормозила чуть поодаль. Дверца открылась и Рудольф, не выходя из машины наружу, потребовал, чтобы я приблизилась к нему. С наигранно-надменным лицом, чтобы скрыть свой испуг, я подняла свой баул и подошла к машине. Не вылезая наружу, он вырвал у меня из рук баул и бросил его на заднее сидение. Я вынужденно села на переднее место рядом с Рудольфом, отметив, что впервые он даже не прикоснулся ко мне, даже не повернул ко мне лицо, глядя вперёд, явив мне на обозрение тот самый профиль «свирепого тигра».

— Объяснись! — потребовал он. — Что это за новую ролевую игру ты изобрела?

— Какую игру? — спросила я. — Быстро же Цульф побежал тебе обо всём доносить…

— Ты же всё время играешь во что-то! Сначала бабка со своей галиматьёй из неких таблиц задурила тебе с детства голову, потом твой ветшак — гиперсуггестор семь лет гипнотизировал тебя неведомо где… И здесь ты после своих