Михаил Шолохов в воспоминаниях, дневниках, письмах и статьях современников. Книга 1. 1905–1941 гг. - Виктор Петелин

3. Нарсуды присуждали на 10 лет не только тех, кто воровал, но и тех, у кого находили хлеб с приусадебной земли, и тех, кто зарывал свой 15 % аванс, когда начались массовые обыски и изъятие всякого хлеба. Судьи присуждали, боясь, как бы им не пришили «потворство классовому врагу», а кассационная коллегия крайсуда второпях утверждала. По одному Вешенскому району осуждено за хлеб около 1700 человек. Теперь семьи их выселяют на север.

РО ОГПУ спешно разыскивало контрреволюционеров, для того чтобы стимулировать ход хлебозаготовок, и тоже понахватало немалое количество людей, абсолютно безобидных и в прошлом и в настоящем. Вешенский портной, извечный бедняк, иногородний Коломейцев, был арестован органами ОГПУ и просидел в заключении 4 месяца. Кто-то сообщил, что в 1916 г. Коломейцев пришел в отпуск в Вешенскую, будучи произведенным в офицеры; в доказательство доносивший сообщал, что самолично видел тогда на плечах Коломейцева офицерские погоны… Портной мужественно сидел 4 месяца и отрицал свое причастие к офицерству. Между прочим ссылался и на свою безграмотность, но это не помогало. И сидел, хотя вся станица знала, что офицером он никогда не был. Как-то допросили его более внимательно и только тут установили, что в 1916 г. служил он рядовым в гусарском полку, из этого полка и явился в отпуск в невиданной на Дону форме. Кто-то вспомнил это событие тринадцатилетней давности и, перепутав гусарские погоны с офицерскими, упек Коломейцева в каталажку…

Сейчас очень многое требует к себе более внимательного отношения. А его-то и нет. Ну, пожалуй, хватит утруждать Ваше внимание районными делами, да всего и не перескажешь. После Вашей телеграммы я ожил и воспрянул духом. До этого было очень плохо. Письмо к Вам – единственное, что написал с ноября прошлого года.

Для творческой работы последние полгода были вычеркнуты. Зато сейчас буду работать с удесятеренной энергией.

Если продовольственная помощь будет оказана Вешенскому и Верхне-Донскому районам, необходимо ускорить ее, т. к. в ближайшее же время хлеб с пристанских пунктов будет вывезен пароходами, и продовольствие придется возить за 165 км гужевым транспортом.

Крепко жму Вашу руку.

С приветом – М. Шолохов.

Ст. Вешенская СКК.

16 апреля 1933 г.»

После моего перевода из Вешенской крайком продолжительное время не посылал туда секретаря райкома партии. Это была большая ошибка. Заместителем секретаря остался заворг П.Т. Лимарев. У него не был нужного опыта и знаний секретарского дела. Предрика Карбовский также был новый и дела не знал. Нужно было представить крайкому партии хлебофуражный баланс для определения плана хлебозаготовок. Такой хлебофуражный баланс составлялся при мне. Но работали над ним тогда, когда хлеб еще был только посеян, а каким он родится, можно было только предполагать по некоторым весьма отдаленным данным. Перед уборкой урожая руководителей района вызвали на бюро крайкома по этому вопросу. Хлебофуражный баланс нужно было пересмотреть, уточнить. Крайком, исходя из своих соображений, наметил более завышенный план, райком и райисполком, исходя из своих данных, наметили план более реальный, близкий к жизни, хотя и он был завышен. Крайком отверг план района. Райкомовцы с этим не согласились, стали доказывать свою правоту. Крайком подверг Лимарева домашнему аресту в Ростове, в гостинице, а в район послал комиссию по определению урожайности, а стало быть, и по хлебофуражному балансу. Хлебофуражный баланс – это ход и расход хлеба в районе, стало быть, какая урожайность, таков и доход, по ней планировали размер хлебосдачи.

Определять урожайность крайком направил Овчинникова, секретаря Ростовского горкома партии, и Шарапова – директора завода «Красный Аксай», которые никакого представления о хлебе, об урожае не имели. Они написали то, что спланировало краевое земельное управление, т. е. завышенную урожайность.

Слухи о домашнем аресте Лимарева, а затем о его освобождении от работы, слухи о приезде комиссии, о расхождении мнений комиссии с мнением руководителей района распространились среди колхозников. Пошла молва, что план хлебозаготовок большой, что весь хлеб сдадут государству, а колхозникам ничего не останется.

С такими настроениями район вступил в уборку урожая и хлебосдачу. Приехав за семьей в сентябре в Вешенский район, я видел на полях неубранные копны хлеба, насквозь промоченные дождем. Хлеб гнил в копнах, зерно проросло, и по краям копен появились уже высокие всходы от проросшего зерна. Небольшой урожай 1932 года погибал в поле. Руководители же района вели дискуссию о хлебном балансе, о размерах плана хлебозаготовок, а организовать посевные работы не сумели. Колхозники видели, как гибнет хлеб. Уборка задерживалась, шла плохо. В итоге выполнить план нечем.

И только поздней осенью и зимой крайком спохватился, вспомнил о Вешенском районе, увидел, что план хлебопоставок не выполняется. Послали на хлебозаготовку опять-таки Овчинникова и Шарапова, а с ними большую группу коммунистов из Ростова.

Овчинников рьяно взялся за выполнение плана хлебопоставок. Ведь он еще в первый свой приезд определял урожайность, он фактически установил такой план хлебозаготовок. А теперь принялся доказывать реальность такого плана. Тут и начались перегибы, о которых Шолохов писал мне в письме, датированном 13.11.1933 г.

Гонцы из Вешенской после короткого пребывания в Кавказской вернулись в Вешенскую. Я послал Шолохову ободряющий ответ…

На лето 1933 года получил путевку снова в Теберду и поехал туда лечиться. Взял с собой двустволку, чтобы иногда походить по горам и пострелять дичь. Как-то пошел я с ружьем в горы, покрытые лесом. Меня догнал санаторный конюх верхом на лошади и передал телеграмму из Ростова от крайкома партии. В ней предлагалось прибыть в крайком к 10 утра следующего дня. Подписана она была Шеболдаевым. Сел я на лошадь и поехал в санаторий, а конюх пошел пешком.

Добраться из Теберды в Ростов за такой срок было делом мудреным. С трудом я достал машину и двинулся до Баталпашинска. Там вызвал дрезину из Невинномысской. На ней я и добрался до Невинномысской и едва успел к скорому московскому поезду. В Кавказской передал ружье сестре жены – Марии Федоровне (жена была в санатории), а сам поехал дальше, в Ростов.

В крайкоме мне сказали, что меня отзывают из Кавказской и направляют на прежнюю работу в Вешенскую, что внизу, около подъезда, стоит машина, на которой я должен немедленно ехать в Вешенскую по новому назначению, и что повезет меня туда секретарь крайкома партии Путнин.

Заехав на квартиру Путнина, мы взяли харчей и поехали в Вешенскую. В станицу прибыли в полдень следующего дня. К тому времени там уже собрался пленум райкома и актив районной парторганизации. Многие, если не большинство, были освобождены из тюрем и восстановлены в партии. Пленум с активом заседал недолго. Заслушав сообщение секретаря крайкома, он принял решение о кооптации меня в состав райкома и избрании секретарем районного комитета партии.